Дорога в никуда. Часть вторая. Под чёрными знамёнами - Виктор Дьяков

  Когда к перрону подходил личный поезд атамана, оркестр заиграл "Слався", а разодетая публика, состоявшая в основном из купцов, мещан, чиновников еще прежнего дореволюционного "закала", казаков, их жён и дочерей... Жены и дочери достали свои лучшие платья, жакеты, накидки платки, шляпки, боты, ботинки, зонты и выглядели в соответствии с возможностями. Недолгое пребывание у власти большевиков, нагнало на всех этих господ страху, но их материального благополучия фактически не поколебало. Местный Совдеп не успел, да и не имел возможности за те три-четыре месяца, что властвовал в городе, произвести ни реквизиции, ни тем более национализацию имущества и собственности бывших имущих классов. Даже городские гимназии и прочие учебные заведения продолжали заниматься по старым программам. Ну и, естественно, не успели большевики привнести в жизнь города и огромной по территории области, то, что они привнесли в Центральной России, голод и разруху. Потому местные "сливки общества" встречали героя "белого движения" как в старое доброе время, нарядными и сытыми.

  Удлиненное, некрасивое лицо атамана, в котором ничего не указывало на породу, его дворянское происхождение, не выражало никаких чувств, когда он принимал хлеб-соль. Лишь мельком взглянул он на депутацию и девушку, одетую в национальный русский наряд, подававшую ему блюдо... Но вот, когда вслед за этим ему поднесли генеральские погоны в натуральную величину... из чистого золота добытого на прииске Акжал, Георгиевского уезда... Это его по-настоящему тронуло, он явно не ожидал такого подарка. Не ожидал он и того, что местные купцы так расщедрятся, хоть и слышал об их баснословных богатствах.

  После встречи состоялись банкет и бал, но Анненков совсем не напоминал виновника торжества, ел мало и совсем не пил вина. При нем и его офицеры вели себя более чем скромно. Лиза чуть не плакала от досады. И тут прахом пошли все ее приготовления. На бал она одела свое лучшее платье, но бал с самого начала как-то не получался. Даже местные офицеры из частей и служб расквартированного в городе частей 2-го Степного корпуса при аскете-атамане не решались предаваться развлечениям, а анненковцы... Чувствовалось, что среди "партизан" не так уж много "истинных" офицеров, кто не был произведен из казачьих вахмистров, или урядников. Скучая в обществе знакомых девиц, Лиза увидела, как к ее отцу подошёл какой-то хорунжий-анненковец. По выправке и манерам чувствовалось, что и он совсем недавно и скоропалительно произведен в офицеры из казаков. Тем не мене отец пожал этому увальню руку и стал с ним оживленно разговаривать. Потом Ипполит Кузмич взял хоруежего за локоть, подвёл к Лизе и представил:

  - Вот дочка, познакомься, хорунжий Степан Решетников. Представляешь, какой сюрприз, он брат мужа Полины Фокиной, которая теперь уже Полина Решетникова. Хорунжий, это моя дочь Лиза, ближайшая подруга вашей невестки. Вы, наверное, знаете, Поля нам как родная...

  Наконец всё-таки начался настоящий бал. Начался по давно уже заведенной традиции вальсом "На сопках Манжурии", но танцующих сначала набралось немного. В отличие от большинства прочих дам и барышень, кавалер у Лизы вроде бы обозначился. Но это был совсем не тот кавалер. Брат мужа Полины оказался на редкость неотесанным мужланом, по всему попавший на бал впервые. Танцевать ни вальс, ни какие другие "благородные" танцы он не умел, в чем, ничуть не стесняясь, сразу же и признался. Зато Лиза узнала от него массу подробностей о жизни своей подруги в доме мужа, о чем Полина в письмах умалчивала. Степан вообще оказался довольно говорливым:

  - ... Я ж чего к папаше-то вашему подошел. Гляжу личность мне его знакомая. Подумал и вспомнил. Это же купец, который у нашего станичного атамана Тихона Никитича, пшеницу кажный год покупает, и склады на Гусиной пристане держит. Не один раз папаша ваш к нам в станицу приезжал, вот я его и припомнил. И вас барышня я помню, летом 14-го, аккурат перед войной, вы с им, папашей вашим и матушкой приезжали, в доме у атамана нашего гостевали. Ну, тогда-то вы еще совсем молоденькая были, а счас не узнать... барышня видная. Кабы не папаша ваш, не узнал бы ни за что,- Степан сделал что-то вроде комплимента, и вновь принялся рассказывать о причинах побудивших его подойти к Ипполиту Кузмичу. - Так вот, думаю, раз он, папаша ваш, нашего станичного атамана хороший знакомец, и здесь человек не маленький, то я как теперь Тихону Никитичу сродственник, то, значится, имею все права тоже с ним поручкаться...

  Это многословное обоснование настолько утомило Лизу, что она поспешила направить рассказ хорунжего несколько в иное русло:

  - А вы, значит, у Анненкова служите?

  - Так точно, у Бориса Владимирыча.

  - А дома давно не были?

  - С месяц назад ездил, как раз опосля славгородских дел. Небось, слышали, как мы этим мужикам ввалили по...- тут хорунжий хотел вставить крепкое словцо, но вовремя спохватился.- Извиняйте барышня, чуть по-нашему по казацки не сказал, забылся что с образованной барышней разговор веду. Дома-то как приехал, не раз вот так же скажу что-нибудь, а на меня, то мать, то отец цыкают. Дескать, не матерись, у нас Поленька, она к словам таким непривычная. Вот и пришлось в родном доме рот чуть не на замке держать.

  Упоминание о Полине, сразу возбудили повышенный интерес у Лизы, до того лишь снисходительно, вполуха воспринимающей мужицкий лексикон Степана:

  - Вы и Полину видели всего месяц назад? Как она... после замужества. Наверное, в вашем-то доме ей непривычно, она же у родителей совсем к другому привыкла.

  - Да уж, это вы верно заметили. Но у нас ей совсем даже и не плохо. Мать с батей из кожи лезут, чтобы ей угодить. Даже прислугу ради нее наняли. Девицу сироту Глашку, чтобы, значит, все по дому делала и за скотиной ходила, вместо ее, а то мать-то уже старая, а тут невестка такая, что в хозяйстве помощи от нее не жди,- с явной недоброжелательностью заметил Степан.

  - Зато, наверное, она вам приданного принесла столько, что можно десять таких Глашек нанять,- в свою очередь с обидой в голосе вступилась за подругу Лиза.

  Степан почувствовал изменение тона Лизы и поспешил согласиться:

  - Что верно, то верно, Полинка-то... то есть Полина Тихоновна, невеста знатная. Но и брат мой Ванька, тоже не последний жених. Вы не смотрите, что я вот такой не больно речистый, да в обхождениях неученый, он у нас совсем другой. Вон сколько учился, сотником в двадцать два года стал. Спрашиваете, каково ей у нас? Да хорошо, как сыр в масле катается. Приехал и не пойму, кто в нашем доме главный, ни мать, ни отца не слыхать, только ее голос. А главное Ванька ее уж очень любит. Мне, брату родному, всю морду разбил, когда я что-то не так про ее сказал,- с обидой признался Степан.

  - Так вы, надо думать, что-то позволили себе нехорошее про Полю сказать, да?- со всё возрастающим любопытством расспрашивала Лиза.

  - Да так...То ж меж нами, наши мущинские разговоры, мало ли что. Ну и про нее что-то там брякнул, де уж больно в доме она нашем большую силу взяла. Разве за это в драку кидаются?- несколько исказил то, что высказал в действительности Степан.

  - А вы вот когда-нибудь из-за женщины, вот так как ваш брат могли бы?- неожиданно спросила Лиза.

  - Что... я... зачем?- не понял вопроса Степан.

  - Ну, тогда всё понятно,- улыбка тронула губы Лизы.- Действительно, вы правы, повезло Поле.

  - Ещё как, я же говорю как сыр в масле...

  Как только Анненков с командованием расквартированного в Семипалатинске 2-го Степного корпуса, руководством местной гражданской администрации и выборными делегатами от купечества удалились для проведения всеобъемлющих переговоров... Это сразу внесло оживление в зале губернского дворянского собрания, музыка заиграла громче, увеличилось количество танцующих пар, из банкетного зала послышались громкие возгласы и хлопание пробок от шампанского. Видя, что Лиза уже почти не слушает его и всем своим существом устремлена туда, где танцевали... Степан, осознавая здесь свою полную некомпетентность, "на ходу" придумывал причину, чтобы удалиться, и сделал это не без облегчения - он уже тоже тяготился непривычным общением с Лизой. Да и вообще, он и до женитьбы особой тяги к женщинам не испытывал, потому и смерть жены пережил относительно спокойно, в общем, не сильно отличался в этом от обожаемого им атамана Анненкова.

  Лиза, вновь оказалась в одиночестве, скучающе посматривала по сторонам, походя отмечала достоинства и недостатки танцующих, как внешность, так и умение вальсировать, как мужчин, так и женщин...

  - Позвольте представиться мадмуазель, хорунжий Василий Арапов,- рядом с ней стоял перетянутый ремнями коренастый молодой офицер с щегольскими усами, в до зеркального блеска начищенных сапогах. Он смотрел на нее самоуверенным, наглым взглядом.- Вы позволите пригласить вас на тур вальса?