Элегия эллическая. Избранные стихотворения - Борис Божнев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ноябрьские тюфяки…»
Сергею ПрокофьевуНоябрьские тюфякиперестилаются над намиДвиженьем ледяной рукиДекабрьскими простынями,
И отсыревшие полотнаСвинцовым отблеском блестя,Натягиваются неплотно,Однообразно шелестя…
«Пишу стихи при свете писсуара…»
Пишу стихи при свете писсуара,Со смертью близкой все еще хитря,А под каштаном молодая параИдет, на звезды и луну смотря.
Целуются и шепчутся… Ах, дети…А я не знаю, что совсем здоров,Куда глаза от объявлений деть иВсе думаю – как много докторов…
Проходит пара медленно и робкоЧрез лунный свет и звездные лучи,А я в железной и мужской коробкеВдыхаю запах лета и мочи…
Вздыхают и задумались… Ах, кротко…А я стою, невидимый для них,Над черною и мокрою решеткойВсе думая – как мало не больных…
Журчит вода по желобкам наклоннымИ моет дурно пахнущий фонтан,Но безразличен городским влюбленнымИ я, и смерть, и городской каштан…
«О, русский Свифт… Я слабый Гулливер…»
О, русский Свифт… Я слабый Гулливер…Меж лилипутов – в суете и гаме –Ползет трамвай и зеленеет сквер…И я боюсь в толпу ступить ногами…
Но где мой друг и где моя постель –Во мне огромны нежность и усталость…И я шагнул… чрез Сену… сквозь метель…Страна гигантов – ты Россией стала…
«Вы – Михаила Лермонтова брат…»
Александру КусиковуВы – Михаила Лермонтова брат.Да, Вы его наследник самый ближний.И верьте мне – я более чем радТак близко знать Вас в современной жизни.
В расцвете лет убит был Михаил,И Вы – последний представитель рода.О, Байрон тоже Вашим братом был:В семье не без небесного урода.
Увы! погиб и он в расцвете лет,И я боюсь за Вас, за фаталиста —Вы трубку держите, как пистолет,Как пистолет дымится трубка мглисто.
И пахнет порохом табачный дым,За дымом — горы сумрачные стынут,И под рассветным облаком седымНа камне ждет, кого-то ждет Мартынов.
А на стене у Вас висит ковер,Мне чуждого, Вам близкого Кавказа,И он для Вас цветист, как разговор,Но для меня он страшен, как проказа…
Кавказ! Кавказ! О, снежная струна,Не тающая на российской лире,И под рукой у Вас гремит она,И грозным эхом повторится в мире.
О, смутно постигает тот, кто вникВо звуки Вашей яростной музыки,Что нас ведет незримый проводникНаверх по скалам роковым и диким…
Кавказ! Кавказ! О, ледяной хребетВеликих, средних, небольших поэтов,И я даю Вам клятву и обетПодняться с Вами к холоду и свету.
И я, и я бессмертным льдом согрет,Его сверканьем ослеплен навеки…Но должен я закончить Ваш портрет:Пейзаж еще не видят в человеке.
Лицо… О, мраморные нос и лоб,И золотые волосы и брови…Но я не знаю, что сломить могло бСталь и железо Вашего здоровья.
И тело… Статен, невысок, нетолст,Но как ни берегите и ни мерьте,Ах, только фотография и холстЕго спасут от старости, от смерти.
Походка… Так идет спокойный зверь,Так против волн плывет большая лодка,Так движутся часы — прохожий, сверь –Так волочится с каторжным колодка.
И жесты… Этот плавен, этот груб,А этот полон грации несветской,И складка умных мужественных губВдруг содрогается в улыбке детской.
Душа… О, слово дивное душа…Его произносить легко и страшно…О, тень бумаги, тень карандаша,О, белый мир бумаго-карандашный…
Портрет закончен… Вы на нем живой,И Вас узнают все, кто знал когда-то…Мне радостно, но, труд закончив свой,Я ставлю не сегодняшнюю дату —
О, в комнату отеля де ля Плас,Где после нас живут чужие люди,Моя душа зачем-то повлеклась…Я Вашим другом был, и есть, и буду.
«Не трогайте мои весы…»
Не трогайте мои весы –Я мужественною рукоюТрудился многие часыНад неподвижностью такою,
И сам себе воздал хвалуЗа то, что тяжести единойВесов установил стрелуПред золотою серединой…
Но вот, когда ни взор, ни слухНе нарушают равновесья,И поровну на дисках двухКак будто невесомый весь я,
Когда их сдерживать рукаУже устала, неужелиВновь чаша плотска тяжеле,А та, небесная, легка…
«Неблагодарность — самый черный грех…»
Неблагодарность — самый черный грех.Не совершай его, и будешь светел.Никто не в праве мне сказать при всех:Ты на добро мое мне чем ответил…
Никто… И, совесть, ты — почти чиста…Число друзей моих, мужчин и женщин,Живых и умерших, да, больше ста,Врагов же — пять… а, может быть, и меньше…
И не должник я… Никому, ни в чем…Я все отдам за нежности крупицу…И, сам больной, был для других врачом…О, каплю жалости, чтоб мне напиться…
Любовниц милых и святых подруг,Любивших, отошедших… все бывает…Пусть далеки они… Но сразу, вдруг…Ах, ничего то я не забываю…
А ты… Ты ангел или человек,Меня спасавший делом и советом…Я был бы мертв… О, жизнь не для калек…Я жил и счастлив… О, не чудо ль это…
Не знаю… Плачу и благодарюЗа помощь в прошлом, верность в настоящем,Ночь творчества и чистую зарюСветлеющую надо мной, не спящим…
«А, Б, В, Г, Д…»
А, Б, В, Г, Д.1, 2, 3, 4, 5…Старости школа, о, где –Время учиться опять.
Е, Ж, З, И, К.6, 7, 8, 9, 0…Муза, скамью старикаНыне занять мне позволь.
«И есть борьба за несуществованье…»
И есть борьба за несуществованье,За право не существовать – борьба…О, неживое мертвое названье,О, неживая мертвая судьба.
Существованье слабым не под силу,И вот – борьба, чтоб не существовать…Я побежден… Меня не подкосилоНа не похолодевшую кровать.
ФОНТАН (1927)
Восемнадцать стихотворений
ДУШЕНЬКЕ
La seule personne au monde
qui me donne parfois envie de
me jeter a genoux.
G. Duhamel
I. «На землю смертный воду льет…»
На землю смертный воду льетБез радости и без влеченья,Но в стройный обратить полетВоды нестройное теченье.
Но к небу устремить струюБлистательную – смертный любит,Подобной сделав остриюИ вызвав высоту из глуби…
II. «Полету бурному внемли!..»
Notre planete souffrante a besoin de centre.
H. Massis
Полету бурному внемли!Фонтан заковано-свободныйДля круга пыльного землиЕсть центр отрадный и холодный.
И то взлетает напрямикСтруей стремительно единой,То падает, и через мигВновь рвется в неба середину…
III. «Со светло-бодрым выраженьем…»
Со светло-бодрым выраженьемСтруишься ты в горячий день,Но быстрое твое движеньеНа смертных навевает лень…
Смотря на хлопоты фонтанов,Лениво возлежит Восток.И лишь тогда от сна восстанет,Когда иссякнет их поток…
IV. «Ты – без брегов и без русла…»
