Элегия эллическая. Избранные стихотворения - Борис Божнев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Одни и те же каменного улья…»
Одни и те же каменного ульяНас давят стенки или потолки,Но мы на двух, на двух разложим стульяхМои одежды и твои чулки.
И нежности у нас настолько хватит,Что, простыни прохладные постлав,Мы ляжем на несдвинутых кроватях,Друг другу сон спокойный пожелав…
Почувствовавши плотские уколы,Отрадно будет зубы крепко сжать,И на матрасе тощем и бесполомПод девственною простыней лежать.
И нас разделит навсегда без болтНе грозный ангел острием меча,Но деревянный неширокий столикИ белая на столике свеча….
О, пусть из тела моего не вышлиВсем демоны, которых веселю –Ведь если я спрошу тебя: ты спишь ли,А ты ответишь: нет, еще не сплю.
То сдержанный мой голос будет суше,Чем серый пух подушек пуховой,Чтоб услыхать и без волненья слушатьЦелующий и сонный голос твой…
«Твой воротник, как белые стихи…»
Твой воротник, как белые стихи,И смокинг твой, как чистовик рассказа.А я одет… Ах, брюки так ветхиИ мой пиджак не сделан по заказу…
Я осмотрел твой шкаф и твой комод,И мы стоим перед зеркальной дверцей…Ты – милый франт, а я – почти урод.И старомоден, как цветы и сердце.
«Старик! Тебе не тяжело мешки…»
Старик! Тебе не тяжело мешкиТаскать под ослабевшими глазами,И вызывать улыбки и смешкиВнезапно заблестевшими глазами…
Слеза дрожит, слеза, дрожит слеза,Поблескивая тепловатым блеском,Туманя ослабевшие глаза,Пока рука ее не сбросит резко…
Старик! Зачем ты наложил в мешкиИ под глазами бережешь болезни,Излишества, наследственность, грешки, –Закон возмездья, о, закон железный.
А я иду с большим мешком добра,Под тяжестью его согнулись ребра,И есть в моем большом мешке дыра,И сыпется добро, и в руки добрых…
«Съедая за день высохший сандвич…»
Съедая за день высохший сандвичИ думая о чае, как десерте,С тобой ходил я всюду, как сандвичС плакатами о нежности и смерти.
Вниманье… у меня… последний час…Доступно бедным… но не распродажа…Ты в сотый раз читала, огорчась,Тогда как все не примечали даже.
«О, темные ночные разговоры…»
Борису ШлецеруО, темные ночные разговоры,Незримые, незримые слова…Во мраке с головою головаБеседуют, как опытные воры…
Ужасный час… На собственной подушкеК законной страже каждый приступил,И слышен скрип убийственнейших пил,И сыпятся секретнейшие стружки…
О, как чарует песней лебединойПод наволочкой лебяжий пух,И лебедь умирающий распух,И умер по бокам и в середине…
Ужасный час… Двуспальная скамьяО, для неподсудимых… Ночью суднойВсе ангелы сидят на белых суднах…Спокойной ночи вам желаю я.
Сплелись мужской и женский голоса,Запутался, оправдываясь голос,И отсекает голосящий волосЕе косы о, смерть, твоя коса…
«Я полагал, что нервные припадки…»
Я полагал, что нервные припадкиДавно прошли… Всего их было семь…И я, на слезы и на нежность падкий,Почти спокоен… Сплю, пишу и ем…
Но был восьмой припадок… Я сегодняТак долго бился… И мой страх воскрес…Тебя уж нет, но есть любовь Господня…Мне помогли молитвы и компресс.
«По кладбищу хожу веселый…»
По кладбищу хожу веселый,С улыбкой светлой на губах,Смотря как быстро новоселыУстроились в своих гробах.
На кладбище всегда веселье –Ко всем, кто бесприютно жил,Пришел на праздник новосельяЖивущий выше старожил.
«Я не люблю оранжереи…»
Я не люблю оранжереи,Где за потеющим стекломРастенье каждое жиреяЗеленым салом затекло.
И, к грядкам приникая ближе,Цветов прожорливые ртыНавозную вбирают жижуВ извилистые животы…
О, если бы стеблям высокимПри свете газовом не зреть,Не пить химические сокиИ за стеклом не ожиреть.
А солнечный остроконечникОчистил бы своей водойБлагоухающий кишечникЦветов пресыщенных едой…
«Чрез струны железные лиры…»
Чрез струны железные лирыЯ видел при утренних звездахКак взвеяли ангелов клирыКрылами и пением воздух,
И я, прижимаясь к железнойСтруне у подножья лиры,Смотрел, преклоненный и слезный,На воздух и пенье, и клиры…
«Я на соломинку чужого глаза…»
Я на соломинку чужого глазаУказываю редко и с трудом,Зато из бревен моего я сразуПостроить мог бы превысокий дом.
Он был бы выстроен в ужасном стиле,Но подивился бы бездушный мир,Узнав, что всех бездомных разместилиПо светлым комнатам моих квартир.
Имелись бы в нем платье, обувь, пища,Конечно, все простое – я не Крез.Но тот, кто грязен был, тот стал бы чище,Кто духом пал, тот скоро бы воскрес.
А для больных в нем были бы палаты,Поправились бы все, в конце концов.И я не брал самой низкой платыЗа право жизни от своих жильцов.
Вы спрашиваете – который номер,И улицу… Зачем Вам, Вы – богач.Я не скажу. А полицейский – помер.Бедняк – тебе же я скажу – не плачь.
Так я живу. О, что-то строят руки,А что – не вижу, даже и во сне.Не из-за бревен ли я близорукий.Закрыв глаза, смотрю через пенсне.
«Ребенок, ушибившись, плачет…»
Ребенок, ушибившись, плачетИ трет синеющий ушиб,Но что удар смертельный значитДля тех, кто столько раз погиб,
А мать ребенка утешаетИ на руки его берет,Но что же значит боль большаяДля тех, кто столько раз умрет…
«Катушка ниток – шелковая бочка…»
Катушка ниток – шелковая бочкаНо я не пью и не умею шить.Игла, пиши пронзающую строчку:Как трудно шить, еще труднее жить.
Дрожит рука твоей ручной машины,И ваши руки я поцеловал…О, море, на тебя надеть бы шины,Чтобы не громыхал за валом вал.
Катушка ниток заливает платьеТончайшим белым шелковым вином, –Ты говоришь – тебе за это платят…Счастливая, ты здесь, а я в ином –
Материи нематерьяльный голосО матери моей прошелестел…Она любила, верила, боролась…О, души голые одетых тел…
Прислушайся… Нет, то не грохот ветра,То ветхий мир по дряхлым швам трещит.Безмерна скорбь. Я не хочу быть мэтром.И твой наперсток – мой последний щит.
«Стою в уборной… прислонясь к стене…»
Стою в уборной… прислонясь к стене…Закрыл глаза…Мне плохо…обмираю…О смерть моя… Мы здесь наедине…Но ты – чиста… Тебя не обмараю…
Я на сыром полу… очнулся вдруг…А смерть… сидит… под медною цепочкой…И попирает… деревянный круг…И рвет газеты… серые листочки…
«И – поле злаков или трав…»
И – поле злаков или трав –Мое лицо – следы потрав,
И гибнут колос и листы,Мое лицо – сгниешь и ты…
И леса или ветхой рощиМое лицо, о, будь попроще,
И ветром сломанные ветвиМое лицо таит, заметьте…
И от сгнивающих растенийМое лицо покрыли тени.
И, в небо простирая корни,Мое лицо, о, будь покорней…
И плача и дрожа, как ива,Мое лицо, ты некрасиво.
И как фальшивые цветыМое лицо не любишь ты…
«В твоих объятьях можно умереть…»
