Элегия эллическая. Избранные стихотворения - Борис Божнев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последние годы своей жизни Борис Борисович Божнев жил в Марселе, в семье художника-примитивиста Жильберта Пастора, изредка встречаясь с Э.М.Каминер во время ее коротких летних визитов во Францию. Умер Божнев 24 декабря 1969 года от последствий тяжелого гриппа.
* * *Когда-то, получив письмо от Бронислава Сосинского, в котором тот обмолвился фразой: «Живем мы, слава Богу, в славную эпоху — эпоху Пикассо и Лe Корбюзье», — Божнев возмущенно написал в ответ: «И как перо Ваше поднялось написать такую чушь: ведь мы живем в эпоху… Божнева!» И то знает, может быть, он был прав. Во всяком случае наше сумасшедшее время крушения казавшихся незыблемыми ценностей и авторитетов, строгих переоценок привычных литературных имен и устоявшихся репутаций – зыбкое время неожиданных открытий и разочарований, утрат и приобретений, с полным правом можно назвать «эпохой Божнева» – поэта, не рассчитывавшего на прижизненную славу и признание, но сквозь мертвенную пустоту, окружавшую его унылыми десятилетиями, провидевшего живой отклик «провиденциального собеседника», – одинокого чудака, упрямо верившего в бессмертие божественно-бесполезных творений своего дивного дара.
БОРЬБА ЗА НЕСУЩЕСТВОВАНЬЕ (1925)
ГАНСУ АНДЕРСЕНУ
ЧАРЛЬЗУ ДИКЕНСУ
ФРАНСИСУ ЖАММУ
«Уж был в тумане облик Отчий…»
Уж был в тумане облик Отчий.Предсмертная пронзила дрожь,Когда раскрыл великий зодчийСвой мудрый и простой чертеж.
Он снова спас меня от смерти,Благой и благосклонный друг,И точным циркулем он чертитМой тесный бесконечный круг.
И я, ликующий безмерно,Вошел и, став в своем кругу,Смотрю на этот контур древний –На плоскость, хорду и дугу.
Сменяя смертное томленьеНа крепкий труд великих дней, –Не нас, не нас страшит паденьеИ грохот мировых камней.
И я, начавши созиданье,Его продолжу средь высот,И тяжкое земное зданьеСвой купол к небу вознесет.
О, будь не милостив, но строже,И дай свой замысел постичь –Для будущей храмины БожьейЯ – первый праведный кирпич
«Я осудил себя единогласно…»
Я осудил себя единогласно…О, с приговором моего суда,Душа моя, согласна ты, – согласна…Душа моя, ты мне прощаешь, – да…
На годы осудив себя, на годы,Я думал: цепи до крови натрут…Душа моя, все ширится свобода,Все легче и все плодотворней труд.
«И капли слез мешают видеть мир…»
И капли слез мешают видеть мир,Но мир иной провидится чрез плачи –Ни я, ни ты, никто не будет сир,Увидя мир сквозь капли слез незрячих.
Пусть воздух и света пеленыОт нас скрывают лица, вещи, тени –В незрячей капле запечатленыВся вещь и все лицо без средостений.
Пусть видишь ты, взглянув на вещь, на ту,Объем и плоскость, и углы тупые –Ведь плачущий ты смотришь в темноту,В которую не смотрят и слепые.
Пусть веки мы смежим еще не раз,Отягощенные и налитые болью –Ведь темнота целительна для глаз,Когда глаза сочатся слезной солью.
Вот почему, мой друг, когда-нибудьТы улыбнешься мне непринужденно.А я скажу – поверь, и не забудь,Что всякая печаль слепорожденна.
Что капли слез мешают видеть мир,Но мир иной провидится чрез плачи,И что никто, никто не будет сир,Увидя мир сквозь капли слез незрячих.
«Не пишется сегодня… и не надо…»
Не пишется сегодня… и не надо…Но я подумал, Музе вопреки:Мы для стихов, как грешники для ада, –И вот уже четыре есть строки.
А пятая – всем праведникам в мире…Шестая – о, взгляните же сюда…Седьмая – мы терзаемся на лире…Вот восемь строк для страшного суда.
«Хорошо, что на свете есть мамы…»
Хорошо, что на свете есть мамы,Братья умные, нежные сестры —Даже самый дурной и упрямыйЛюбит близких любовью острой.
Хорошо, что есть кроткие дети,Есть и девушки и подростки —Значит мы не напрасно на светеДоживаем до старости жесткой.
Хорошо, что есть добрые жены,Есть приятели, или подруги –Каждый может, болезнью сраженный,Попросить о последней услуге.
Только тем, кто страдает без друга,Очень плохо, но слову поверьте —Вам поможет простая услугаНелюбимой, но любящей смерти.
«Закройте шкаф… О, бельевой сквозняк…»
Закройте шкаф… О, бельевой сквозняк…Как крепко дует ветер полотняный…Да, человек раздевшийся — бедняк,И кровь сочится из рубашки рваной.
Мне кажется, что эти рукаваПросили руку у веселых прачек,Что эта грудь, раскрытая едва,Сердечко накрахмаленное прячет.
Да, человек так некрасив в бельеИ так прекрасен в платье неубогом.Лишь ангелы в пресветлом ательеСтыдливые позируют пред Богом.
Но у рубашек нет своих голов,Кто их отсек, – тяжелые секиры…Разделся я, и вымыться готов,Но — Иорданом потекла квартира…
О, я иду сквозь комнатный туманПри шумном плеске кранных ликованийИ ждет меня Креститель ИоаннКрестить в горячей белоснежной ванне.
О, в пенной седине пречистый муж, –Я пред тобой, застенчивый и голый,И брызжет ореолом мелкий душ,И надо мной летает белый голубь…
«Стоять у изголовья всех здоровых…»
Стоять у изголовья всех здоровыхИ неголодным отдавать еду,Искать приют всем, кто имеют кровы,И незовущим отвечать – иду.
Любить того, кого уже не любишь,И руки незнакомым пожимать,Не пить воды, которую пригубишь,И с взрослыми беседовать, как мать…
«Одни и те же каменного улья…»
Одни и те же каменного ульяНас давят стенки или потолки,Но мы на двух, на двух разложим стульяхМои одежды и твои чулки.
И нежности у нас настолько хватит,Что, простыни прохладные постлав,Мы ляжем на несдвинутых кроватях,Друг другу сон спокойный пожелав…
Почувствовавши плотские уколы,Отрадно будет зубы крепко сжать,И на матрасе тощем и бесполомПод девственною простыней лежать.
И нас разделит навсегда без болтНе грозный ангел острием меча,Но деревянный неширокий столикИ белая на столике свеча….
О, пусть из тела моего не вышлиВсем демоны, которых веселю –Ведь если я спрошу тебя: ты спишь ли,А ты ответишь: нет, еще не сплю.
То сдержанный мой голос будет суше,Чем серый пух подушек пуховой,Чтоб услыхать и без волненья слушатьЦелующий и сонный голос твой…
«Твой воротник, как белые стихи…»
Твой воротник, как белые стихи,И смокинг твой, как чистовик рассказа.А я одет… Ах, брюки так ветхиИ мой пиджак не сделан по заказу…
Я осмотрел твой шкаф и твой комод,И мы стоим перед зеркальной дверцей…Ты – милый франт, а я – почти урод.И старомоден, как цветы и сердце.
«Старик! Тебе не тяжело мешки…»
Старик! Тебе не тяжело мешкиТаскать под ослабевшими глазами,И вызывать улыбки и смешкиВнезапно заблестевшими глазами…
Слеза дрожит, слеза, дрожит слеза,Поблескивая тепловатым блеском,Туманя ослабевшие глаза,Пока рука ее не сбросит резко…
Старик! Зачем ты наложил в мешкиИ под глазами бережешь болезни,Излишества, наследственность, грешки, –Закон возмездья, о, закон железный.
А я иду с большим мешком добра,Под тяжестью его согнулись ребра,И есть в моем большом мешке дыра,И сыпется добро, и в руки добрых…
«Съедая за день высохший сандвич…»
