Дети земли и неба - Гай Гэвриел Кей

Он случайно узнал кое-что незадолго до этого и, повинуясь порыву, попросил ее отойти в сторонку от остальных. Конечно, посыпались шутки. Мирко не обратил на них внимания, и, похоже, девушка тоже. Трудно было прочесть выражение ее лица, а он не мог бы утверждать, что хорошо понимает женщин.

Он рассказал ей, что три дня назад в компании с другими людьми доставлял припасы на военную галеру в северном канале и случайно услышал разговор насчет отправки судна с целью поджечь лодки жителей Сеньяна, лежащие на прибрежной полосе. Скучающие люди на кораблях, особенно наемники, могут потерять бдительность. Мирко сказал, что если бы он сам такое затеял, то выбрал бы для этого безлунную ночь. «Конечно», – ответила она.

Он думал, что если расскажет об этом именно ей, Даница сможет сообщить об этом капитану пиратов и получить награду, и за это будет более приветлива с ним.

Оказалось, Даница Градек очень хорошо целуется. Яростно, даже жадно. Она оказалась все-таки не такого высокого роста, как Мирко. Он не был уверен, вспоминая тот момент, была ли это страсть, или торжество, или гнев, который, по слухам, таился в ней, но он хотел больше. Поцелуев ее самой.

– Хороший мальчик, – сказала она и отступила на шаг.

«Мальчик?» Это ему не понравилось.

– Ты предупредишь капитанов?

– Конечно.

Ему не пришло в голову, что она может солгать.

Она защищала этого мальчика, объяснила Даница своему «жадеку». Конечно, Мирко не был мальчиком, но она думала о нем именно так. Она так думала о большинстве мужчин своего возраста. Мало кто из них был другим: она могла восхищаться их мастерством и храбростью, но такие чаще всего яростно отрицали саму мысль о женщине-пирате. Им было ненавистно то, что она лучше них владеет луком, но она ни в коем случае не собиралась скрывать то, на что способна. Она уже давно так решила.

Герои Сеньяна, поклоняющиеся в равной мере и Джаду, и независимости, также славились агрессивностью. По мнению всего мира ею славились и их женщины. Ходили ужасные рассказы, от которых волосы вставали дыбом, о женщинах Сеньяна, устремляющихся вниз с холмов или из леса на поле боя в конце дня после победы – диких, как волки, – чтобы лизать и пить кровь из ран убитых врагов, и даже еще живых! Они отрывали или отрубали конечности и цедили из них по каплям кровь в свои разинутые рты. Легенды гласили, что женщины Сеньяна верят: если они будут пить кровь, их еще не рожденные сыновья будут сильными воинами.

Несказанная глупость, но полезная. Полезно внушать людям страх, если живешь в опасной части света.

Но в Сеньяне не считали, что женщина, вчерашняя девочка, может верить – не говоря уже о том, чтобы доказать, – будто она может сравняться с мужчиной, настоящим воином. Это не очень нравилось им, героям.

По крайней мере, Даница не очень хорошо владела мечом. Зато кое-кто шпионил за ней, когда она метала кинжалы в цель за городскими стенами, и по его словам, она делала это необычайно ловко. Она быстро бегала. Умела управлять судном, умела двигаться бесшумно, и…

Все сообща решили, что какому-нибудь безрассудному, очень храброму мужчине необходимо жениться на этой холодной, как лед, светлоглазой девице Градек и сделать ей ребенка. Покончить с этой безумной идеей о женщине-пирате. Пусть она дочь Вука Градека, прославившегося в свое время в глубинных районах, но она – дочь героя, а не сын.

Один из его сыновей погиб вместе с ним; второго, маленького мальчика, захватили хаджуки во время налета на Антунич, их деревню. Он, наверное, уже стал евнухом в Ашариасе, или в каком-нибудь из провинциальных городов, или обучается в рядах джанни – их элитной пехоте из джадитов по рождению. Возможно, он даже когда-нибудь вернется сюда, чтобы напасть на них.

Такое бывало. Горестная, жестокая, давняя реальность жизни на границе.

Эта девушка и правда хотела участвовать в пиратских рейдах, это не было тайной. Она говорила о мести за свою семью и за деревню. Говорила уже много лет.

Она открыто обращалась к капитанам. Хотела пойти через перевал в рейд на земли османов за овцами и козами, или за мужчинами и женщинами, которых брали в плен ради выкупа или на продажу. Или просила разрешения отправиться на судне на охоту за купеческими кораблями в Сересское море, – может быть, они смогут снова этим заняться, только бы эту проклятую блокаду сняли.

Даница знала, что о ней болтают. Конечно, знала. Она даже позволила Кукару Михо подсмотреть за своими тренировками, хотя он считал, что надежно спрятался за кустами (шуршащими), когда она метала ножи в оливки на дереве возле сторожевой башни.

Прошлой зимой священнослужители начали заговаривать с ней о замужестве, предлагали замолвить за нее словечко перед родными женихов, поскольку у нее не осталось родителей или брата, который бы этим занялся. Некоторые из подруг матери предлагали ей то же самое.

Она все еще в трауре, отвечала Даница, опустив глаза, словно смущаясь. Еще и года не прошло, говорила она.

Год ее траура закончится летом. В святилище отслужат службу по ее матери и деду, и по многим другим, и тогда ей надо будет придумать другую отговорку. Или выбрать мужчину.

Даница ничего не имела против того, чтобы переспать с мужчиной, когда возникало определенное настроение. Некоторое время назад она обнаружила, что несколько бокалов вина и любовные объятия снимают напряжение. В такие ночи она блокировала деда в своем сознании и испытывала облегчение, что способна это сделать. Они этого никогда не обсуждали.

Но в данный момент ей не хотелось ничего большего, чем переспать с мужчиной у морского берега или в амбаре за стенами города (только один раз это произошло у нее в доме, но утром ее охватило неприятное чувство, и она больше никогда так не делала). Если она выйдет замуж, ее жизнь изменится. «Закончится», – чуть не сказала она, хотя и понимала, что это преувеличение. Жизнь заканчивается, когда ты умираешь.

Во всяком случае, она сказала деду правду: Даница действительно защищала Мирко с острова Храк, решив не передавать его сведения капитанам или военным. Если сеньянцы устроят на берегу настоящую засаду для ночной атаки, серессцы поймут, что кто-то выдал их планы. Они для этого достаточно умны, видит Джад, и достаточно жестоки, они пытками вырвут у островитян правду. Могут узнать о Мирко, или не узнают, но к чему рисковать? Один часовой на лодке – это может быть обычным делом.

Если бы она сообщила историю Мирко, ее бы спросили, кто ей это сказал, и было бы невозможно (и неправильно) не рассказать капитанам правду. Она хотела присоединиться к пиратам, а не вызвать их гнев. И шпион Серессы в городе (разумеется, там есть шпион, ведь они всегда есть) почти наверняка узнает о ее словах, увидит приготовления. Вероятно, они отменят нападение, если готовят его. Если Мирко прав.

Нет, сделать это в одиночку было разумным шагом, сказала она деду, выбрав это слово отчасти из озорства. Не удивительно, что он выругал ее. В свое время он прославился своим острым языком. Она тоже постепенно приобретала такую же репутацию, но для женщины все немного иначе.

Все на свете иначе для женщин. Даница иногда удивлялась, почему бог так все устроил.

У нее и правда было хорошее зрение. Она увидела, как справа, с северной стороны, появился и исчез огонек, на мысе, обрамлявшем эту сторону бухты. Даница затаила дыхание.

– Да сожжет Джад его душу! Что там за мерзкий засранец, что за чертов предатель? – рявкнул дедушка.

Она опять увидела огонек, который быстро вспыхнул и погас, двигаясь справа налево. Огонь на мысе могли зажечь только для того, чтобы показать направление судну. А чтобы провести судно в этих смертельно опасных водах, необходимо знать бухту, ее камни и мели.

Тико тоже увидел огонь и издал горловое рычание. Она велела ему замолчать. До мыса слишком далеко для стрельбы из лука ночью. Особенно – для выстрела из лодки. Даница снова принялась грести в том направлении, на север, против легкого ветра, но глядя на запад.

– Тише, девочка!

– Я тихо.

Еще ничего не видно. Серессцам нужно проделать долгий путь от того места, где галеры перегородили канал, но этот огонь на мысе указывал им проход сквозь скалы и рифы. Качался то вправо, то влево, ненадолго застывал посередине, затем прятался, вероятно, закрытый плащом. Это означало, что кто-то приближается, и тот человек их видит.

Она оценила расстояние, сложила весла, взяла лук, наложила стрелу.

– Слишком далеко, Даница.

– Нет, жадек. А если он там, они уже приближаются.

Дед в ее голове замолчал. Потом сказал:

– Он держит фонарь в правой руке, направляет их налево и направо. Теперь ты можешь определить, где находится его туловище…

– Я знаю, жадек. Шшш. Пожалуйста.

Она ждала на ветру, маленькая лодочка качалась на волнах, которые гнал ветер. А Даница наблюдала за обеими сторонами: за огнем на мысе и тем местом, где начинался канал, у темной массы острова.