Муля не нервируй… Книга 6 - А. Фонд

от радости Рина Зелёная, — мы хотим, чтобы Миша сводил нас в кондитерскую. Это напротив нашей гостиницы. Там такие марципаны!

— И ванилицы! — тут же повеселел Миша и облизнулся.

— Ну да, ну да, курицу вы уже съели, — не смог промолчать я.

Фаина Георгиевна расхохоталась, и Миша и Рина надулись.

Ну ладно, я убедился, что они ожили и вполне готовы поражать всех актёрским мастерством, и вышел из гримёрки.

В коридоре меня ожидал, нервно меряя шагами пространство, Йоже Гале:

— Муля! — с волнением сказал он, — насчёт того самого — всё в порядке. Всё уже где надо. Я завтра скажу, сколько.

Я кивнул и прикрыл веки, приглушая торжествующий блеск глаз.

Но Йоже был всё так же взволнован.

— Что-то случилось? — спросил я.

— Муля! — пробормотал он, заламывая руки, — это некрасиво с нашей стороны, но тут такое дело…

— Что? — обомлел я.

Меня словно окатили холодной водой: неужели денег не будет? Или не вся сумма? Или с кем-то надо делиться?

— Мы вас сегодня приглашали на озёра отдохнуть… — пролепетал бледный Йоже, — а сегодня не получится… потому что…

— Ничего страшного! — прервал оправдания я, еле сдерживая облегчённый вздох.

К тому же мы с товарищами Ивановым и Сидоровым сегодня, считай не спали. А Миша и Рина явно не отошли от отравления злополучной курицей. Так что, судя по всему, повезло нам.

Когда, наконец, этот длинный рабочий день закончился, нас провели до автобуса, и мы принялись прощаться и рассаживаться.

— Нет. Я туда сяду, — отмахнулась Рина Зелёная, кокетливо взбила локоны на висках и помчалась к припаркованному рядом с автобусом автомобилю.

— Не понял, — сквозь зубы прошипел товарищ Иванов, еле сдерживая порыв бежать следом, что было неудобно на глазах у югославских коллег.

— Этот водитель нас сюда привёз, на этом автомобиле, — простодушно пояснил Миша и полез в автобус, где уже скрылась Фаина Георгиевна.

— Разберёмся, — процедил товарищ Иванов и повернулся ко мне, — после вас, товарищ Бубнов.

Немного уязвлённый подозрениями коллеги в том, что я тоже способен улизнуть в какой-то автомобиль, я пошёл садиться в автобус, не удостоив его ответом.

Когда мы приехали к нашей гостинице, я чуть не заржал: Корнеев, Толстиков, Болдырев, Павлов, Женя Чвакова и Алла Мальц высаживали саженцы. Делали они это неумело, но довольно живенько.

— Молодцы, товарищи! — поощрительно крикнул им товарищ Иванов и, не выдержав, заржал, как конь.

Упомянутые товарищи молодцы лишь злобно косились на нас, особенно на меня, но попыток комментировать не предпринимали. Они активно занимались благоустройством приусадебной территории вокруг гостиницы и прилегающих зданий. Им было некогда лясы точить.

— Ну как они? — усмехнулся товарищ Иванов и кивнул на «золотых деточек», которых было видно из холла гостиницы через стеклянную дверь.

— Работают, стахановцы, — хохотнул товарищ Сидоров, плюхнулся обратно в кресло и добавил, — в рамках советско-югославской дружбы народов. Всё, как советовал товарищ Бубнов. Тут даже корреспондент из газеты был. Интервью взял.

— У кого? — фыркнул товарищ Иванов, усаживаясь рядом.

— У Аллы Мальц.

Почему-то я даже не сомневался в этом.

Договорить мы не успели: подъехал автомобиль и оттуда вышла Рина Зелёная. Когда она вбежала в холл, то была вся румяная, глаза её блестели.

— Товарищ Зелёная, можно вас на минуточку? — обманчиво-ласково сказал товарищ Иванов и поднялся с дивана.

Рина Васильевна подошла.

— Нам побеседовать надо, — сказал он, — пройдёмте вон туда. Там комнатка такая есть…

— Чайная комната называется, — пояснил мне товарищ Сидоров, когда они ушли, — я за день от скуки уже все здесь осмотрел. У них в этой комнате жильцы гостиницы переговоры проводят.

Он посмотрел на меня, чтобы убедиться, проникся ли я, но, обнаружив, что мне всё равно, зло добавил:

— Буржуи.

Когда я, наконец, добрался до своей комнаты и сбросил туфли, у меня единственное желание было — рухнуть на кровать и проспать тридцать шесть часов подряд. Но нужно было ещё принять душ и простирнуть носки.

Мда.

Могучим усилием воли я заставил (точнее вынудил) себя встать с кровати и направиться в ванную. Хорошо, что в Белграде горячая вода была круглосуточно. Во всяком случае в этой гостинице точно. Я уже и отвык от такого, на первый взгляд, обычного комфорта.

И только-только я уже собрался идти мыться, как в дверь постучали.

Чертыхнувшись, я пошёл открывать.

На пороге стояла Лёля. При виде меня она воскликнула:

— Муля! Поговорить надо!

— Заходи, — вздохнул я.

— Ты что! — округлила глаза она, — если кто-то увидит, что я к тебе в номер зашла, знаешь, что будет?!

— Что будет?

— Ты представляешь, что люди подумают!

— Тогда будем через порог разговаривать? — спросил я, и явно спросил зря, потому что Лёля сразу воскликнула:

— Да нет же! Здесь внизу есть такая комнатка… чайная комнатка…

— А если ты со мной уединишься в той комнате, то люди воспримут это нормально?

— Но это комната для переговоров, — захлопала глазами Лёля. — Там можно.

Я не стал её разубеждать о том, что переговоры бывают разными. Особенно если это переговоры между парнем и девушкой.

— Говори, — сказал я, устраиваясь на диванчике.

— Фу, какой ты невежливый, — скривилась Лёля.

— Устал очень, — признался я, — всю ночь этих идиотов дежурили.

— Вот они тебя ненавидят! — хихикнула Лёля, — а когда товарищ Сидоров им после лекции вместо того, чтобы разрешить отлежаться, общественно-полезный труд организовал, то Болдырев и Корнеев сказали, что тебе морду побьют.

— За что?

— Что ты их товарищу Сидорову сдал, и их чуть обратно не отправили.

— Мда, — покачал головой я, — то есть это я их без разрешения отсюда вывел и по злачным местам водил? А потом заставил набраться до изумления и в пять утра на рогах приползти? Причём в чужой стране?

— Ну не знаю, они так сказали… — пожала плечами Лёля.

— Можешь у товарища Сидорова спросить, если бы не я — их бы ещё утром отправили обратно на родину.

— И поделом им! — неожиданно зло фыркнула Лёля.

— Чего ты так на них? — удивился я, — вроде, как только что защищала…

— Потому что они сами ушли, а меня не позвали! — возмущённо сказала она и её голос зазвенел от обиды.

— Ну, так не только тебя не позвали, — мягко сказал я, — вон Тельняшева тоже не взяли…

— Потому что Тельняшев — скотина, — сердито ответила Лёля, — и правильно, что не позвали. Он достал постоянно нарываться. Идиот.

— И Мишу не позвали…

— Какого Мишу?

— Пуговкина.

— Этого сморчка деревенского? — фыркнула Лёля и с нешуточной обидой в голосе добавила, — и главное, это толстожопую Аллочку взяли. А меня — нет!

Я не стал объяснять ей, что Аллу взяли только потому, что у неё дядя. А у Лёли таких связей нет. Вот и всё.