Между Лондоном и Москвой: Воспоминания и последние записи - Иоахим фон Риббентроп

Южной или Восточной Африке, для чего особенно важно было владеть английским языком. С этой целью мы занимались с домашним учителем, который за время нашего пребывания в Швейцарии дал нам довольно хорошие знания. Он познакомил нас с классиками английской литературы и помог понять образ жизни англичан.

В спортивной жизни тогдашней Швейцарии особенно активно участвовали англичане и канадцы. Благодаря этому мы познакомились с многими англичанами и тесно подружились с одной канадской семьей. Оба мы питали большую симпатию к некой молодой канадке, и позже это стало одной из причин нашего многолетнего пребывания по ту сторону Атлантики.

В 1909 г. — мне как раз исполнилось шестнадцать лет — одна дружественная английская семья пригласила меня и моего брата в Лондон. Мы хотели усовершенствовать в английской школе свои знания английского языка и получше подготовиться к будущей торговой деятельности. Жили мы в семье одного английского врача в Саут-Кенсингтоне и пробыли там почти год. Не могу забыть, с какой трогательной заботой относились к нам, обоим братьям, погибший в первой мировой войне д-р Грэндейдж и его сестра.

Первое мое впечатление от Лондона было грандиозно: вот каков он, этот город великого Шекспира, город Диккенса и Шерлока Холмса, тот самый Лондон, о котором, по словам одного моего предка, дружившего с Блюхером[7], этот «маршал Вперед» при посещении герцога Веллингтонского с восторгом сказал: «A good city to loot!»[8] Этот мой предок, Фридрих фон Риббентроп, был генерал-интендантом и стал известен, в частности, тем, что вернул в Берлин квадригу Бранденбургских ворот, которую Наполеон хотел отправить в Париж. Он также отвечал за снабжение армии Блюхера во Франции продовольствием, которое, как тогда было принято, предоставляла сама побежденная страна. Острые на язык парижане переиначили фамилию генерал-интенданта:- он требует для своих солдат «ris, pain — trop» («слишком много риса и хлеба»).

Уже в первый день своего пребывания в английской столице я вместе с братом часами ездил на крышах лондонских омнибусов из одного конца города в другой. Мы никак не могли наглядеться на снующий повсюду транспорт, на деловую жизнь этого мирового города. Осмотрели Тауэр, побывали в Сити. Нам просто не верилось, что может существовать такая масса омнибусов, автомобилей, грузовиков и конных повозок. Уверенность, с какой немногочисленные полицейские, по большей части ирландцы, управлялись со всем этим транспортом, произвела на нас огромное впечатление. Здесь мы в буквальном смысле слова ощутили биение сердца всего мира. Какой опыт, какое влияние, какой огромный капитал, какое охватывающее весь мир трудолюбие требовались для того, чтобы поддерживать такую жизнь в беспрестанном движении!

В позднейших дискуссиях с Адольфом Гитлером мне часто приходилось вспоминать об этом, и я говорил ему, как сожалею, что он никогда не видел из Mansion House[9], что такое Британская империя! Сегодня меня обвиняют в том, что я давал ему неправильные советы насчет Англии и будто бы утверждал, что англичане слабы и дегенерировали. Как раз наоборот: во всех моих беседах с фюрером я вновь и вновь подчеркивал гигантское могущество этой империи и указывал на абсолютно героический дух ее руководящего слоя. Но об этом еще будет сказано.

В Лондоне мой брат и я получили первые впечатления о жизни английского общества. Должен признаться, непринужденные манеры англичан нам тогда исключительно импонировали: это были люди, с которыми можно было великолепно болтать о чем угодно. То, что англичане, занимающие руководящие посты, отнюдь не легкомысленны и при всем их кажущемся комфортабельном образе жизни весьма серьезные труженики, я понял гораздо позже и еще больше — в результате моей политической деятельности. В 1920 г., снова посетив Лондон после первой мировой войны, я остановился в скромном отеле «Браун» и город показался мне таким знакомым, словно я не покидал его.

* * *

В один прекрасный осенний день 1910 г. я, направляясь из Лондона, плыл на огромном пароходе компании «Уайт-стар-лайн» по широкому течению канадской реки Святого Лаврентия. Миновали печально известный Квебекский мост, который несколько лет назад рухнул во время его постройки. Этот несчастный случай стоил жизни множеству людей, которые оказались зажатыми между металлическими конструкциями и были смыты стремительным потоком. Один из офицеров корабля, очевидец этой катастрофы, рассказал нам ужасающие подробности. А через несколько лет мне самому довелось участвовать в восстановлении этого моста.

После непродолжительного пребывания в Квебеке мы отправились в Монреаль, где нас с большой сердечностью встретили наши канадские друзья. Приехал я к ним сначала просто в гости, а остался на целых четыре года, до самого начала первой мировой войны. Как сложилась бы вся моя дальнейшая жизнь, не покинь я тогда Канаду, что вполне было возможно из-за моей негодности к военной службе? Наверняка не сидел бы сейчас в Нюрнберге. Но стоит ли мне отказаться от всего того прекрасного и величественного, чем с тех пор одарила меня моя жизнь!

Когда я уже слегка акклиматизировался, мои канадские друзья всякими каверзами и злыми шутками постарались отучить меня от того, что они называли лондонскими аллюрами. Так, к примеру, на площадке для гольфа они каждый день стали наполнять камнями карманы моего пальто из типично английской ткани в клетку, пока я наконец скрепя сердце не расстался с ним. Или же, когда я появлялся в обществе, меня встречали насмешливыми репликами «How do you do’s?» или «Don’t you know’s?»[10]. Канадцы были верны «старой доброй Англии», но при этом чувствовали себя до мозга костей именно канадцами и имели свой собственный стиль жизни. Я очень тепло относился ко многим моим канадским друзьям, и это чувство не изменилось у меня и по сей день, несмотря на то что в двух мировых войнах мы противостояли друг другу как враги.

Во время и после первой мировой войны я все еще получал вести от многих канадских друзей; они постоянно писали мне (в военные годы — через нейтральные страны), что, когда наступит мир, я должен вернуться к ним. Однако после тяжелых переживаний времен первой мировой войны я снова внутренне настолько сросся со своей родиной, что покинуть ее теперь уже не смог. Но и позже, в Берлине и будучи послом в Лондоне, я часто встречался со своими старыми канадскими друзьями и знакомыми, которые так обогатили чувствами и сделали столь прекрасными мои молодые годы (от 17 до 21), проведенные в этой гостеприимной стране.

Недавно я прочел поносящую меня статью одного бывшего сотрудника министерства иностранных дел (ныне он живет как эмигрант в Нью-Йорке), в свое время бывшего завсегдатаем в моем доме