МЫ - Николай Майоров

1938

Песня

Ее сложил маляр, а впрочем,Она, быть может, потомуПортовым нравилась рабочим,Что за нее вели в тюрьму.Ломали пальцы, было мало —Крошили зуб, грозили сжечь.Но и в огне не умиралаЖивая песенная речь.Матросы взяли песню этуИ из своей родной земли,Бродя волной морской по свету,В чужую землю завезли.А тот маляр потом был сослан.Бежал. На озере одномОн пойман был, привязан к весламИ вместе с лодкой шел на дно.И, умирая, вспомнил, видно,Свой край, и песню, и жену.Такую песню петь не стыдно,Коль за нее идут ко дну.

1939

Памятник

Им не воздвигали мраморной плиты.На бугорке, где гроб землей накрыли,Как ощущенье вечной высоты,Пропеллер неисправный положили.

И надписи отгранивать им рано —Ведь каждый, небо видевший, читал,Когда слова высокого чеканаПропеллер их на небе высекал.

И хоть рекорд достигнут ими не был,

Хотя мотор и сдал на полпути —Остановись, взгляни прямее в небоИ надпись ту, как мужество, прочти.

О, если б все с такою жаждой жили!Чтоб на могилу им взамен плитыКак память ими взятой высотыИх инструмент разбитый положилиИ лишь потом поставили цветы.

1938

Быль военная

Ночь склонилася над рожью,Колос слепо ловит тьму.Ветер тронул мелкой дрожьюТрав зеленую кошму.

Тишина котенком бродитОт реки до дальних троп.У соседки в огородеДремлет ласковый укроп.

Мой товарищ курит трубку,Говорит не торопясь.О боях, о жаркой рубкеНачинается рассказ.

Только вот глаза прикрою,Память снова говорит.Под днепровскою волноюНе один товарищ спит.

И пройди по всем курганам —Бой кровавый не забыт,И курганы носят раныОт снарядов и копыт.

Мы не раз за трубкой вспомнимБыль военную годов,Как в упор в каменоломнюК нам тянулось семь штыков.

Как прорвались мы гранатой —Все снесли в огонь и дым.Даже мост спиной горбатойВстал в испуге на дыбы.

…Мой товарищ, мой ровесник,Мой любимый побратим,Этой славы, этой песниНикому не отдадим.

1936

Часы

Я не знаю, час который.Летний день уходит в дым.Может, нам расстаться скоро,Может, часик посидим?Против озера большогоУ смеющейся водыЗапоем с тобою снова,Что мы оба молоды.Не гляди в часы. Не надо.Я часам твоим не рад.Ниагарским водопадомБрызги времени летят.И подумай — кто осудит?Прогуляем до росы.Может, бросим и забудемРасставанье и часы?С ветром ночь уже шепталась,Падал с трав кристалл росы.Но любовь не умещаласьНи в слова и ни в часы.

1937

В Михайловском

Смотреть в камин. Следить, как угольСтал незаметно потухать.И слушать, как свирепо вьюгаСтучится в ставни.   И опятьПеребирать слова, как память,И ставить слово на реброИ негритянскими губамиТрепать гусиное перо.Закрыть глаза, чтоб злей и резчеВставали в памяти твоейСтихи, пирушки, мир и вещи,Портреты женщин и друзей,Цветных обоев резкий скос,Опустошенные бутылки,И прядь ласкаемых волосЗабытой женщины, и ссылки,И все, чем жизнь ее пестра,Как жизнь восточного гарема.…И досидеться до утраНад недописанной поэмой.

1937

Апрель

Ту улицу Московской называли.Она была, пожалуй, не пряма,Но как-то по-особому стоялиЕе простые, крепкие дома,И был там дом с узорчатым карнизомКупалась в стеклах окон бирюза.Он был насквозь распахнут и пронизанЛучами солнца, бьющими в глаза.По вечерам — тягуче, неумелоИз-под шершавой выгнутой рукиШарманка что-то жалостное пела —И женщины бросали пятаки.Так детство шло.

А рядом, на базаре,Народ кричал. И фокусник слепойПроглатывал ножи за раз по паре.Вокруг — зеваки грудились толпой.Весна плыла по вздыбившимся лужам.Последний снег — темнее всяких саж —Вдруг показался лишним и ненужнымИ портившим весь уличный пейзаж.Его сгребли. И дворники, в холстовыхПередниках, его свезли туда,Где третий день неистово, со стономЛомала льдины полая вода.

1937

Что я видел в детстве

Косых полатей смрад и вонь.Икона в грязной серой раме.И средь игрушек детский коньС распоротыми боками.Гвоздей ворованных полсвязки.Перила скользкие. В углуОглохший дед. За полночь — сказки.И кот, уснувший на полу.Крыльцо, запачканное охрой.И морды чалых лошадей.Зашитый бредень. Берег мокрый.С травой сцепившийся репей.На частоколе черный воронИ грядка в сорной лебеде.Река за хатою у бора,Лопух, распластанный в воде.Купанье — и попытка спеться.На берегу сухая дрожь.Девчонка, от которой ждешьУлыбки, сказанной от сердца.

…Все это шло, теснилось в память,Врывалось в жизнь мою, покаЯ не поймал в оконной рамеВ тенетах крепких паука.О, мне давно дошло до слуха:В углу, прокисшем и глухом,В единоборстве билась мухаС большим мохнатым пауком.И понял я, что век от века,Не вняв глухому зову мук,Сосал, впиваясь в человека,Огромный холеный паук.

И я тогда, давясь от злобы,Забыв, что ветер гнал весну,Клялся, упершись в стенку гроба,В котором отчим мой уснул.Клялся полатями косыми,Страданьем лет его глухих,Отмщеньем, предками босыми,Судьбой обиженного сына,Уродством родичей своих, —Что за судьбу, за ветошь бедствийСпрошу я много у врага!Так шло, врывалось в память детство,Оборванное донага.

1939

Дождь пошел

Врешь, сестра, —Мне жить с тобой не вместе!Не стыди ты парня,Что с утраПотянуло к розовой невесте,Как к вратам апостола Петра.Снится мне она в подушках белых,В желтых лентах,В бусах из стекла,И идет от царственного телаЗапах еле слышного тепла.Вот она!

Ее не жалят змеи,К ней в ладони падают орлы,Я б взглянул,Да глаз поднять не смею,Что-то веки дюже тяжелы.Крылья рук ее порозовели.Чтоб скучать царевне не пришлось,Там садовникГармонист СавелийХодит с лейкойПромеж двух берез.Грядок нет,А есть трава густая,Так густа,Что только, охнув, лечь…Слушай — ты!Садовника оставим,Не о нем завел я эту речь.На меня повеяло ветрами.Золотой,Нездешней стороны.…Дождь пошел,И бьются стекла в раме.На Неве мосты разведены.

1938

На трамвайной остановке

Это было, между прочим,На трамвайной остановке.Среди ждавших и скучавшихЯ свой номер ожидал.На мотив забытой песниПодбирал слова — и грустноНа гражданку в белом платьеПосмотрел почти в упор.И она не отвернулась,Только вдоль трамвайных линий

Посмотрела и вздохнула.Я подумал: дома ждут.На крыльце иль у калиткиКто-то встретит, потому чтоБеззастенчиво и ясноЗагрустила вдруг она.И приятно очень былоОтвести глаза и снова,Будто так совсем случайно,Глянуть прямо ей в лицо.

Мы смущались и краснели.Только было нам приятноДруг за другом незаметноМолча взглядами следить.И средь ждавших и скучавшихНе нашлось такого парня,Кто бы сразу все заметил,Осуждающе взглянув,Ибо каждый этой ночью,Заскучав на остановке,Вероятно и пожалуй,Думал только о своем.Ибо все мы возвращалисьЭтой ночью с карнавалаКто вдвоем, кто в одиночку,Кто скучая, кто смеясь.

И, надвинув ниже кепи,Я увидел — из проулка,Громко лязгая на стыках,Шел один пустой трамвай.Из-за дальности трамваяБыло номера не видно, —И гражданка в белом платьеПосмотрела на меня.Я не понял, что сказалиМне глаза ее, но толькоРазличил едва я номерИ узнал, что он не мой.На гражданку в белом платьеЯ взглянул — она входилаВ двери узкие трамваяИ смотрела на меня.И трамвайными звонкамиВдруг рассыпалося счастье.Среди ждавших и скучавшихЯ остался вдруг один.

1938