Сказка о футболе, о кузьмичах, о трех богатырях и о Стрельце, виртуозе-удальце - Анатолий Шатских

их,

теперь пустых уже изнутри рубахах,

красовалась реклама бренда именитого поставщика лаптей.

ГлавОпричник вбил-таки клин меж друзьями и нейтрализовал опасных для себя витязей.

Физрука скрутили. Скрутили и судью к его недоумению, а с ним и всю судейскую бригаду.

А публика не уходит,

Ей в те же деньги глядеть — что футбол,

что голово-оттяпывание,

что ведьм олимпиаду.

Итак, казнь. С казнями в Тридевятом всё налажено на загляденье хорошо и просто.

Тут же на футбольном поле весело пошли работы по возведению эстрады –

для казни помоста.

Дабы усилить важность события, прервав гимнастику,

Приехал и предстал народу и царь с семьёй на арене.

Выступил. Сказал о важности футбола, его реформах и беспощадной его гигиене.

Царь

Футбол энто наше царствообразующее предприятие,

И всякие препоны ему равны диверсии и госизмене!

Летописец

Первым вывели судью. Он совершенно не сомневался, что приговор ему отменят.

Увидев топор и палача, достал нагло папиросы.

Лакей-Арбитр

Да клал я на этот ваш театр кабуки.

Летописец

Но прикурить так и не смог. Дрожали руки.

Спрятал курево, вспомнив, что курение запрещено в публичных местах и на экранах кино.

И вдруг заталдычил палачу:

Лакей-Арбитр

И правильно! Вы сравните фото с легкими курильщика и здорового человека!

Вот то-то и оно.

Летописец

Палач взял его за шкирку, кинул на плаху и-и-и… Тяп!!!..

Голова запрыгала и замерла на искусственном газоне.

На том самом, на котором только что сам всех по-своему казнил сатрап.

И, казалось, лежала она и слышала, как растет трава на нём…

Рот её по привычке взлыбился,

сымитировав в последний раз верность отшедшего духа пред Отечеством и царём.

Далее вывели физрука.

Царь пожелал увидеть его поближе. Подвели ближе.

Царь

Странный жупон на тебе. Ты кто, из каких краев, что ведёшь себя так бесстыже?

Вот, Мы — монарх, Иван Кузьмич. Аз есмь Тридевятого государь.

А ты откель такой выискался? Давай, гутарь.

Валентин Кузьмич

Если в двух словах, как я сам себе это объясняю, — есть темная материя и черные дыры…

Царь

Ясно, дуализьм.

Такие вот из темноты своей в любой квантовый переход пропихнутся без мыла. Проныры!

Валентин Кузьмич

Ваше Величество, тёмная, извините, это вы. А я из Воронежа.

Из материи светлой, обычной.

Царь

Смотри-ка — остряк!

В нашу правильную материю попал, поди, опившись водки брусничной?

От алкоголя и идёт весь этот моральный релятивизьм.

Валентин Кузьмич

Ваше Величество, извините, но из светлой — всё же я.

А вы, как бы это галантнее… О! Сюрреализм.

И я вообще не пью. Звать меня Валентин Кузьмич, я учитель физкультуры.

Царь

Мы, значит, абстракция, вымысел, кубизьм. А он реализьм.

И решил, что мы тут в футболе тупы как куры.

Материализовался у нас и вздумал обрюхатить свою игру победами куплёного судейства?

Отрубите-ка ему нашим сюрреалистическим топором башку –

за реалистичность его злодейства.

Валентин Кузьмич

Не-ет, видно мне уж не вырваться из этой жуткой сказки.

Ваше Величество, я же всё во благо вашего футбола, незнающего материнской ласки!

Откуда будет чемпионства урожай, когда футбол у вас хоть ноздри зажимай!

Царь

Казнить. Довольно этой свистопляски.

У нас здесь в Тридевятом энто не хиляет — пустой базар и чахлые отмазки.

Валентин Кузьмич (болельщикам на трибунах)

Люди! Я хотел вразумить и поднять в элиту этот ваш недофутбол,

А вы мне плаху вместо благодарности?!

Царь

И вбейте оборотню осиновый кол,

Дабы не имел привычки перечить нашей экзистенциальности.

Подумать только — он выведет в пуп Вселенной наше мячено́жество!..

Подкупом и договрняками?!

Да тебя в желудочной кислоте сварить мало за такое художество.

Главный Опричник

А ещё народ с трибуны горланил: «Кузьмич, позор». Ух, охальники!

Царь

Ну это уже совсем не лезет ни в какие подштанники.

Главный Опричник

А фанаты вовсю палили файеры.

Царь

Опять эти петардара́сты!

Главный Опричник

Скрутить бы им всем, Ваше Величество, ласты!

Кричать: «Кузьмич, позор»! Ведь, с такими ассоциациями недалеко и до революции.

Царь

Всё! Неча тянуть! Валяйте, приступайте к экзекуции!

Летописец

По царёвой руки небрежному взмаху,

Валентина Кузьмича подвели и уютно уложили головой на плаху.

Палач острит кол осиновый,

А физрук в ожидании острых ощущений мыслит в одном лишь роде:

Валентин Кузьмич (мысли вслух)

Эх, вот-вот и пошёл бы в отпуск, копался бы у себя на даче, на огороде,

На берегу реки у́сманки загорал бы тихо, мирно.

Как всё-таки судьба в своих гадких наездах настырна.

Директор школы, формалист, перфекционист, патологический педант,

Запишет мне за эти дни прогулы,

Ему хоть голову мою на стол положат, ведь, не поверит, одно все скажет — симулянт.

Летописец

И вот, пока то да сё, пока палач свой рабочий инструмент правит бритвы острей,

Петя Бражник со Стрельцом бросились в путь и нагнали богатырей.

Обосновали им невиновность Валентина и убедили вернуться для его вызволения.

Но в таких случаях, как известно, всё решают мгновения.

Палач уже направился к физруку. Да тут перед ним вдруг — на те вам — Каланча.

И пошла пляска вправо-влево. Довёл он ею изувера до всеохватного паралича.

А стадион бурлит.

Одни вопят:

«Свободу Кузьмичу!»,

Другие орут:

«Казнить футболопрода́вца! Отсоединить голову пришлому ловкачу!».

Смута поднялась великая. И пошло:

сектор на сектор,

лохматый на лысого,

бритый на бородача,

отец на сына,

фанат на фаната!

И — что страшнее всего — кузьмич на кузьмича…

Все ровно ополоумели. Будто заразу пакость эту подцепили — инстинкту стадную.

Не приведи нам всем узрети междусобицу меж кузьмичами –

бессмысленную и беспощадную.

С ними рядом, я думаю, даже фанатские разбирухи выглядели бы блеклыми фиоритурами.

Но тут вдруг разом всё прекратилось.

И все как были, так и застыли каменными шкульптурами…

И обомлев в изумлении, уставились лупооко в одном направлении…

Здесь надо сказать о том, что у царя и вправду имелась дочь.

Лицом не плоха. И ничего фигурой.

Но прилипла к ней одна напасть будто скотч.

Что не увидит, всё в ней рожает смех.

Тычет пальцем и заливается даже там, где и близко нет никаких потех.

Регочет и никто не может заставить её взглянуть на мир с нужной сурьёзностью.

Во всём и в каждом найдёт-таки смешного.

И всё-то внутри её обязательно вывернется курьёзностью.

Золотая молодёжь! Извратился в царском чаде папы с мамой генетический чертёж.

От этого круглошуточного во дворце