Совесть в кармане - Виктор Ефимович Ардов

ли? Затем он полез под кровать, со скрипом извлек на свет божий плетеную корзинку, которая когда-то, надо полагать, представляла собой строгий параллелепипед, а теперь более походила на раздавленное яйцо. В корзине под ворохом грязного тряпья и старой обуви оказалась жестяная коробочка, в какой выпускают в продажу леденцы. Но в коробочке лежали не леденцы, не подушечки с начинкой и де ломтики мармелада, загримированные под апельсиновые дольки, а главным образом — сторублевые да пятидесятирублевые бумажки; зеленели, впрочем, несколько пятидолларовых купюр и сиротливо перекатывались по коробочке три золотых монетки с курносым царским профилем.

«Инвалид» извлек одну сотню, чем в весьма малой степени обездолил коробочку; тщательно спрятал деньги во внутренний карман пиджака, а карман застегнул английской булавкой; затем задвинул корзину обратно и тепло, для улицы, оделся. Когда Растегнуев проходил по коридору, Анна Егоровна окликнула его:

— Насчет денег за полотера не беспокойтесь: студент наш, Михайлов, заплатил за вас.

— Ладно, — сварливо буркнул Растегнуев, растворяя дверь в подъезд. — Осчастливил, подумаешь!..

На трамвайной остановке, многолюдной в этот час, Растегнуев действовал очень активно: расталкивая всех желающих попасть в вагон, он первым впрыгнул на площадку, причем чуть не сшиб с ног стоявшую там некую гражданку в сером берете.

— Видали вы их? — заворчал сейчас же Растегнуев. — Людям на работу надо, а тут эта фря расположилась. Ну чего стала?! Проходи в вагон, пока жива!..

Местом деятельности инвалида Растегнуева оказалась одна из московских застав. Здесь он покинул вагон трамвая и прошел вперед по улице, давно уже перешагнувшей старинную площадь заставы.

Через некоторое время Растегнуев увидел въезжавший в город грузовик, в кузове которого сидел поверх прикрытого брезентом груза колхозник в запыленном ватнике. Резво выбежав на мостовую, грыжевик третьей группы темпераментными жестами остановил машину.

— Браток, — крикнул Растегнуев, подбегая к самому борту грузовика, — чего везешь?

— А тебе что? — после паузы спросил колхозник.

— А то, что можем тут скупить. Все тебе выгоднее, чем по городу-то трепаться.

— Чем же выгоднее?

— А вот как начнут у тебя на рынке бумаги проверять, да печати ставить… а то еще и реквизируют… Ну, чего везешь-то?

— Барана… подсвинка опять же…

— Ну вот. Как реквизируют барана, как потягают в милицию, — Растегнуев заведомо лгал. Но ему удалось посеять сомнения в душе колхозника. — Показывай, брат, лучше своего барана…

— Что ж, показать — показать можно, — задумчиво отозвался колхозник. — Вот он — баран, весь тут…

И колхозник стал развязывать мешки. Вылезли наружу белорозовые части разрезанных на куски туш…

Начался торг, во время которого Растегнуев, в основном, пугал неприятностями, ожидающими колхозника в городе, а колхозник хвалил свой товар. Шофер вылез из кабины и, став рядом со спорящими, вертел головою, стараясь не пропустить ни одного слова из доводов Растегнуева и тушевладельца… Неизвестно, чем и когда кончился бы этот торг, если бы внезапно не подошел к машине некто, голосом и манерами напоминающий самого Растегнуева, и не прохрипел бы:

— Чего продаешь, земляк?

— Ничего, ничего не продает! — поспешил Растегнуев. — Получай деньги, браток!

И он, послюнив зазябшие пальцы, стал совать сторублевку колхознику.

Студент Михайлов, почитав часа полтора у себя в каморке «Сопротивление материалов», отправился на рынок поискать передаточную цепь для велосипеда. Но неопытный Михайлов попал в мясной ряд вместо скобяного. Продираясь сквозь плотные ряды домашних хозяек и продавцов с красными, как само мясо, руками, студент торопился исправить ошибку и уйти отсюда. И вдруг он услышал знакомый голос:

— С колхозника норовят слупить за что ни попади! — рычал голос. — Что же я — бывший регент или я — атташе какое-нибудь?!

Михайлов обернулся. Сзади него стоял инвалид в кавычках Растегнуев с половиной бараньей туши в руках; на нем был белый фартук. А подле Растегнуева открывал свою полевую сумку милиционер.

— Да! Колхозник! — продолжал Растегнуев. — Вот, если не верите, документы…

И он, как давеча, совал милиционеру истертые и смятые клочки бумаг. Михайлов кинулся к Растегнуеву.

— Так вы, значит, и колхозник тоже? — сказал студент.

Растегнуев икнул в середине фразы, повествовавшей о том, что он лично — не бывший фабрикант…

— Да… Я, безусловно, этот — как его? — член трудового коллектива советской деревни, — пробормотал он неверным голосом. — Я состою в артели «Красный восход»… А как же?

— Вы, значит, живете у нас в квартире и вы же — колхозник?

— Да. Я еще и инвалид. Грыжа третьей гру… — тут Растегнуев оборвал себя сам и покорно спросил у милиционера: — Барана куда девать?

— В отделении все рассортируем. Пройдемте, гражданин! — И милиционер обратился к Михайлову: — Вы дойдете с нами, товарищ?

Михайлов сдвинул с затылка кепку и почесал голову: приобретение цепи явно откладывалось.

КОСА НА КАМЕНЬ

(Сцена из судебной практики)

Канцелярский стол. На нем — плакатик: «Судебный исполнитель 2-го участка». Телефон. За столом сидит женщина лет 38 и пишет. Взяла телефонную трубку, набрала номер:

— Александра Семеновна, мои повестки вы отправили? Ну да, я говорю: Терещенко, из второго участка… Не может быть! Ну я сейчас зайду сама, разберемся…

Она уходит. И очень скоро входит средних лет гражданин, одетый солидно и со вкусом. В руке у него небольшая бумага, которую он читает на ходу:

— «Комната 8, судебный исполнитель 2-го участка тов. Терещенко». Очевидно, здесь… И — никого. Прелестно! Вызывают занятого человека, а сами — фьюить!.. Что ж, подождем…

Он сел за стол, набрал номер на телефоне, заговорил:

— Анна Васильевна? Я говорю. Смирнов. Очевидно, я сегодня опоздаю. Вызван в суд по делу… ну, по одному серьезному делу в качестве эксперта. Да, крупный процесс… Предупредите начальство. Да, да, надеюсь, после обеда я появлюсь… Привет. (Положил трубку; снова набрал номер.) Павел?.. Я… Откуда я говорю? Отсюда. Ну да, от судебного исполнителя. Не имел еще удовольствия с ним познакомиться. Жду… Голубчик мой, я же не робкий юноша. Слава богу, не первый раз меня вызывают по таким делам. Только бы узнать точно: чей это исполнительный лист — Тамары или Клавдии?.. Тебе хорошо смеяться, а я из-за моей пагубной привычки часто жениться… ха-ха-ха… Пошляк! Ты не ценишь семейного уюта. А я, очевидно, чересчур высоко его ценю… Ну ладно. Вечером я тебе отвечу на все твои шуточки… Пока. (Положил трубку.) Та-ак. А товарища Терещенко все нет и нет. И сколько это будет продолжаться — неизвестно.

Встал, отошел к окну, напевает: «Я вас любил так искренне, так нежно…».

Вернулась владелица стола, садится на свое место, пишет и спрашивает, не отрываясь от бумаги:

— Вы ко мне?

— Мне нужен судебный исполнитель товарищ Терещенко.

— Это я.

Она все еще не подымает