Совесть в кармане - Виктор Ефимович Ардов

— А вы как считаете?

— Считаю, что вы шутите. А как же! Должен же человек иметь условия, обстановку и прочее, и прочее… ведь так?

— Смотря что вы называете «обстановкой» и «условиями».

— То, что люди считают. Ну, там премии, возможности, попутные блага, что ли…

— Попутные, — вы говорите?

— Угу.

— Блага?

— Ага.

— Интересно!

— Слушайте, что вы притворяетесь наивным таким? Только потому, что вы — заведующий отделом кадров? Сейчас, знаете, эту манеру «не от мира сего» надо бросить!

— Вы так считаете?

— А вы — нет? Не верю! Старо́!.. Ну, еще вопросы ко мне у вас есть?

— Есть: совесть у вас имеется?

— Простите?

— Совесть, я спрашиваю, у вас есть?

— Хе-хе-хе… в каком, то есть, смысле «совесть»?

— В простом. В человеческом смысле.

— А разве…

— Что — «разве»?

— Это — что же? Кампания теперь такая?

— Какая кампания?

— Ну вот… насчет совести… Нет, я — почему? Если я бы знал, я бы приготовил характеристику и в этом плане…

— Документально подтвердили бы наличие у вас совести?

— Ну безусловно! Я же понимаю: поступающий на работу товарищ должен быть освещен со всех, так сказать, сторон.

— И вы бы достали справку о совести?

— А как же! Раз началась кампания, то, безусловно, необходимо…

— Нет, товарищ! Это не кампания!

— А?

— Я говорю: совесть надо иметь не в порядке кампании. И не для отдела кадров. А — для себя, если хотите знать!

— Ну, это уже вы чересчур, должен вам сказать… Это, я считаю, перегиб. Уверяю вас!

— А я вас уверяю, что без совести вы не проживете. И не только у нас, а — повсюду. Возьмите ваши бумаги.

— Ага. Так. Угу. Иными словами — я вам не подхожу. И вы меня будете уверять, что это из-за какой-то там совести. Ха! Так я и поверил! Честь имею кланяться. Я, между прочим, и сам не стремлюсь работать в организации, где предъявляют еще разные бессмысленные дополнительные требования… Всего вам лучшего. Честь имею!

КРАХ

— Лично я — старый работник общественного питания, можно сказать — ветеран. И даже ранен на этом фронте. Я неоднократно возглавлял столовые, кафе, буфеты, павильоны, забегаловки и другие точки.

Аккурат на последней точке со мной и вышла эта запятая. А из-за чего? Из-за того, что у нас создают такую напряженную, нервную обстановку на работе, что совершенно невозможно обдурить всех, кого надо.

А я возглавлял столовую № 7 нашего районного треста. Дело прошлое, могу вам сказать: у меня была, как говорится, «рука» в этом тресте — свой человек… Кто именно — неважно, поскольку по этой «руке» уже тоже хлопнули и эта «рука» обеими ногами из треста подалась…

А тут было так. Я еще в столовой, «рука» вызывает меня к себе и говорит:

— Имеются большие жалобы на твою столовую. Говорят, ты даже карточек не печатаешь: посетитель не может узнать, какие есть кушанья.

Я говорю:

— А зачем переводить бумагу? Каждому посетителю сразу подаем жалобную книгу, там уже про каждое блюдо подробно…

— Н-да, — говорит «рука», — потом еще говорят, что самые кушанья — как мы называем, «блюдаж» — блюдаж у тебя исключительно жесткий. И по ассортименту жесткий — каждый день одни и те же блюда… И если кто вздумает жевать, те тоже жалуются, что жестко… Говорят, у тебя биточки такие: вилка гнется…

— Вот это отчасти правда: с нашей вилкой надо что-то делать. Нам нужна более  б и т к о у с т о й ч и в а я  вилка. А с теперешней вилкой мы наших биточков не освоим!

— Ну вот, имей в виду: по случаю таких жалоб к тебе прибудет обследователь из райисполкома. Учти!

Вернулся я к себе в столовую, собрал сотрудников. Говорю: так мол и так. Ждем обследователя. Учтите! Временно, говорю, давайте будем готовить блюдаж помягче. И с посетителями пока что надо помягче. А если из вас кто увидит посетителя, который похож на обследователя, сейчас же доложить мне!

И вот на третий день прибегает ко мне официантка Клава. Толковая, знаете ли, девчонка: сроду еще ни один посетитель не сумел ее перекричать: у ней у одной голос, как у цельной очереди. Прибегает и говорит:

— Ой, Иван Харитонович, безусловно, он уже пришел… обследователь. В малом зале сидит.

— Он тебе сказал, что он — обследователь? Или удостоверение предъявил?

— Нет, он удостоверение не предъявил, но глаза предъявил: так глазами ворочает — страшно смотреть!

Я сейчас же иду в малый зал. Действительно, за угловым столиком сидит гражданин. С виду — как все. Вот это, я считаю, неправильно! Этим обследователям, им, безусловно, надо присвоить отдельную униформу… Чтобы их за квартал можно было бы узнать — там фонарик на шапку, как у шахтера, либо, как у козы, колокольчик… Что-то надо, товарищи! А этот сидит и все осматривает…

Тут подходит к нему Клава с жалобной книгой в руках, чтобы он выбрал себе еду. А он, не глянув даже на книгу, произносит:

— На первое дадите мне рисовый суп, на второе — биточки с томатным соусом, на третье — компот…

Клава прямо ахнула:

— Как же вы без жалобной книги наизусть угадали все наше меню?!

— По пятнам на скатерти все можно сказать!

Ну как же не обследователь? Я немедленно подаю команду: скатерть переменить, солонку сюда почище! Послать купить за мой счет банку горчицы: пускай жрет!

А Клава уже несет ему тарелку супа. И он ей навстречу: говорит:

— Что ж вы мне холодный суп даете?

Клава — ему:

— Гражданин, суп до вас даже недонесенный; как вы можете знать его температуру?

— Да вот вы опустили большой палец в суп, и я вижу, что вам не горячо!..

Ну, думаю, пора… Подхожу, здороваюсь и говорю:

— Поскольку я возглавляю данную точку, то, безусловно, поминутно тревожусь: какие у вас вкусовые ощущения?

— А вы сами попробуйте!

Вот тебе раз! Ну теперь-то уж я вам скажу, я ведь этот блюдаж в нашей столовой кушаю в исключительных случаях: чересчур дорожу моим здоровьем… А у нас главный повар большой был чудак. Привезут, например, продукты — свежие, чистые, хорошие. А он пригорюнится над продуктами и плачет. Плачет! Его спрашивают: «Ты — чего, Евдокимыч?»

А он: «Да ведь погублю я сейчас все это добро… чего я понаделаю, — мне самому жутко!..»

Так ведь обследователю этого не расскажешь! Делать нечего — сажусь с ним и говорю Клаве: «Подашь мне один раз биточки общие…» И еще я ей потихоньку успел скомандовать, чтобы большой зал и кухню привели бы в порядок: безусловно, пойдем осматривать…

Да. Ну, принесли биточки. Я давлюсь, но ем. Ем! А он спрашивает: «Ну, как, товарищ