Последняя реликвия - Эдуард Борнхёэ

— До этого дня не верила, — серьезно сказала Агнес.

— До этого дня? — вскинул брови Рисбитер. — А что же такого произошло этим днем?

Агнес не ответила и опять отвернулась.

Юнкер поднялся с колен:

— Не верь ему, Агнес! Ты — сокровище мое Только мое. А он мне ужасно завидует и старается очернить меня. Как можно называть меня глупым мальчишкой и трусом, если я своими руками, мечом своим отбил у врагов Дитриха фон Фаренсбаха и захватил его в плен? Не кто-то другой из рыцарей, а я. Я… Нет, дорогая Агнес, если здраво рассудить, я храбрец, я человек умный. Поверь, я бы давно заткнул Дельвигу глотку, подрезал бы ядовитый язык… но я не решаюсь поднять на него руку, потому что он твой родственник.

— О, из-за этого тебе не стоит его щадить, — сказала Агнес, улыбаясь. — Родственник он очень дальний.

— Нет, Агнес, — сделал убежденное лицо Рисбитер и попытался обнять свою невесту. — Я буду и дальше терпеть его ради тебя и твоего отца. Подумай, что сказал бы твой отец, если бы я изувечил его, дальнего родственника! Как бы после этого твой отец стал относиться ко мне?.. Сегодня по дороге твой родственник Дельвиг так меня разозлил, что я обнажил меч, я уже не владел собой. И плохо бы ему пришлось, недотепе, если бы другие не вмешались.

— Разве ты так искусно владеешь мечом, что можешь наказать Дельвига? — выразила сомнение Агнес и отошла от юнкера, который все порывался заключить ее в объятия.

— Я — из лучших фехтовальщиков Эстонии, — глазом не моргнул Рисбитер. — Все, кто с этим были несогласны, либо на том свете давно, либо сильно дружат с лекарем.

Агнес покачала головой:

— Но почему же в лесу с тобой случилась эта неудача?

— Какая неудача? — Рисбитер ходил по комнате за Агнес, как привязанный.

— Ведь у тебя не было меча, когда я туда приехала!

— Ах, ты говоришь об этом наглом мужике? Я уж совсем и забыл про него.

— Он ведь сказал, что он вольный человек, — Агнес стала так, чтобы между ней и юнкером оказался столик.

— И ты этому веришь? — Рисбитер обошел столик и снова попытался привлечь девушку к своей груди. — О, Агнес, не верь ему! Вообще не верь ничему, что тебе болтают. Этот мужик был русский шпион, ручаюсь головой. Я увидел это по его лицу и ударил его ногой, но при этом как-то нечаянно подбросил вверх ножны, и меч выпал.

— А как случилось, что ты сам свалился с лошади? — усмехнулась Агнес. — Тоже нечаянно?

— Кто тебе сказал? — подивился услышанному Рисбитер.

— Дельвиг говорил это в твоем же присутствии. А ты как будто не возражал…

— О, бесстыдный лгун! Я и не заметил этого вранья, не то дал бы лжецу достойный ответ своим мечом, — с его лица в этот момент можно было писать саму решимость. — Он говорит, будто я упал с лошади? Этого со мной не бывает! Ты ведь знаешь, какой я искусный наездник. Лучший в Ливонии!..

Хмель еще изрядно кружил ему голову, и юнкер был не вполне уверен в движениях; не оставляя попыток обнять невесту, проходя за ней по комнате, он пару раз чуть не упал.

— О, милая Агнес, — продолжал он, — очень нелегко, поверь, зваться твоим женихом. Сколько мне приходится бороться и страдать из-за тебя! Все мне завидуют, все стараются меня очернить, сделать подножку, не гнушаются даже самой низкой лжи. Но все равно — пусть завистники и недоброжелатели делают что хотят, я их не боюсь, я все выдержу, пока буду уверен, что ты меня любишь. Поцелуй же меня, Агнес!

— Нет, не поцелую, — Агнес уперлась руками ему в грудь и вырвалась из его объятий.

Рисбитер сделал обиженное лицо:

— Что это значит?.. Я вообще не узнаю тебя сегодня. Какая муха укусила мою Агнес?.. Я же твой жених, почему ты отказываешь мне в поцелуе? Ты должна поцеловать меня!

— После свадьбы! — отрезала Агнес и, как-то недобро смеясь, выскользнула из комнаты.

— Вот строптивая кобылка!.. — пробурчал себе под нос юнкер и огляделся вокруг себя: не найдется ли в комнате что-нибудь выпить.

…Рисбитер, сильно раздосадованный неудачами дня и последним разговором с невестой, вышел во двор, чтобы немного развеяться и освежиться. Проходя между палатками, он, к своему неописуемому удивлению, увидел, что среди воинов сидит тот самый человек, «русский шпион», который доставил ему сегодня столько неприятностей. Рисбитер по природе своей был трус, но, подогретый винными парами, разобиженный на всех и вся, уязвленный отказом невесты в ничего не стоящем знаке внимания — в поцелуе, почувствовал он в себе вдруг ненависть небывалую, ненависть, которая даже затмила собой его боязливость. При виде Габриэля, чувствующего себя в мызном лагере так привольно, как будто у себя дома, и уже, кажется, обросшего друзьями, юнкер просто взорвался.

— Ты, собака! — вскричал он, подскочив к Гавриилу. — Как ты еще осмеливаешься показываться мне на глаза? Что тебе здесь нужно?

Гавриил не очень-то устрашился этой вспышки гнева. Он как сидел, так и сидел. И улыбнулся, пожалуй, приветливо, словно увидел приятеля:

— А, это тот любезный сердцу моему маленький юнкер, у которого на русских шпионов глаз наметан! — тут Гавриил обратился к тем, с кем все это время пировал. — Вы можете спать спокойно, господа. Русские нам больше не страшны…

Воины засмеялись.

А у юнкера Ханса позеленело лицо:

— Вот наглый бродяга! Сейчас же встань и сними шляпу! Ты разговариваешь с рыцарем!

— Как знать, кто с кем сейчас разговаривает! — заметил Гавриил, улыбаясь. — Не верь тому, что ты видишь; видимость обманчива.

— Хорошо сказано, — оценил из-под фуры граф. — На меня глядя, все думают, что я нищий. И даже руки не подают. А стучит во мне благородное сердце, — и он, отхлебнув пива, громко икнул.

Друзья его засмеялись. Но непродолжителен был смех, так как разговор юнкера с Габриэлем занимал их, и чуяли они развлечение.

Гавриил продолжил:

— Когда маленький юнкер говорит со старшим, не мешало бы юнкеру снять шляпу.

Новый взрыв смеха, раздавшийся вокруг, показал, что ответом Габриэля вояки остались довольны.

— Слуги! — закричал Рисбитер, чуть не плача от злости и топая ногой. — Живо хватайте этого подлого пса! И всыпьте ему на конюшне сто ударов розгами! Шкура его просит ударов…

Однако слуги, сидевшие здесь же, не двинулись с места и продолжали смеяться и зубоскалить, глядя на юнкера.

Тогда в порыве безумной ярости Рисбитер вытащил меч и бросился к Гавриилу. Но тот, как видно, ожидал нападения и внутренне был готов к нему. Он вскочил, сбросил с плеч крестьянский кафтан и предстал перед юнкером в стеганке воина, с грозно поблескивающим мечом в руке.

— Посмотрим, чья шкура больше просит ударов, — сказал он угрожающе.

Мечи скрестились…

Никто из мызных людей не думал вмешиваться; воины и слуги с любопытством смотрели на противников, и в глубине души каждый, вероятно, желал, чтобы заносчивый юнкер, от которого все уже устали, был как следует наказан. К тому же зрелища хотели, ибо давно скучали.

Однако поединок продолжался недолго. После двух-трех ударов меч Рисбитера взлетел кверху, несколько раз перевернулся в воздухе и упал далеко от хозяина своего — под окнами мызы.

Следя за полетом меча, Гавриил случайно взглянул на окно и встретился глазами с Агнес… Она стояла в комнате и смотрела на него. Вероятно, девушка была свидетельницей ссоры с самого ее начала. Гавриил не знал — действительно ли это было так или ему только показалось, но на губах у девушки… как будто мелькнула довольная улыбка. Правда, Агнес в ту же секунду стала опять серьезной и отвернулась, но от ее улыбки в сердце у Гавриила остался как бы отблеск радости. Ее радости или его?.. Это уж было неважно. Мимолетная улыбка Агнес согрела ему сердце. И он почувствовал, что в нем нет желания наказывать юнца Рисбитера более, чем тот уже был наказан, и нет желания его еще более унижать — перед воинами, перед Агнес. Сердце Гавриила исполнилось великодушия.

— Идите отдыхать, юнкер Рисбитер! — тихим голосом посоветовал он. — Сегодня вы достаточно всем показали свои храбрость и ловкость и свою прыть. Все видели, что ваш меч — самый легкий танцор на свете; будь у него крылья, его можно было бы принять за птицу, так легко он летает по воздуху. Если вам когда-нибудь еще случится выступать на состязании, не забудьте позвать с собой искусного птицелова, иначе ваш меч улетит навсегда.

Рисбитер, на минуту застывший в растерянности, теперь невольно глянул в ту сторону, где лежал на земле его меч. И тоже увидел Агнес. Девушка все еще стояла у окна, но улыбки уже не было, а были разочарование, огорчение… Через миг окно опустело.

Юнкер Рисбитер то краснел, то бледнел. Он не решался ни на кого поднять глаза, справедливо опасаясь увидеть у всех на лицах насмешливую улыбку. Все никак не кончался этот черный для него день — день, полный испытаний и унижений.