Восставшие из пепла - Слав Караславов

Но вот уже несколько дней Алекса не появлялся у нее. Он с утра до вечера метал копья, упражнялся в стрельбе или пропадал на охоте. Даже книги совсем забросил. Боляре, у которых дочери были на выданье, частенько зазывали его в гости. Алекса порой принимал приглашения, чтобы не обидеть людей. Охотно наведывался он к севастократору Александру. Их беседы обычно приправлялись мельникским вином из старых я глубоких погребов Ивана Звездицы. Недана встречала его радушно, не знала, где усадить и чем угостить. Все время подсовывала ему тарелки с кушаньями.

— Похудел ты. Ешь…

И Алекса ел. С детства привык он слушаться ее, подчиняться ей и чувствовал себя в ее присутствии маленьким и беспомощным. Она была такой же красивой, как и прежде. И лишь кто давно знал ее, мог заметить, что Недана чуть пополнела и слегка померк радостный блеск ее глав — его она передала трем своим дочерям…

Черную бороду севастократора Александра припорошило серебро седины. Рука его была сильна и тяжела для врагов. Часто приходилось ему оставлять родной дом, водить войска на усмирение и наказание непокорных воевод. Алекса не раз просился с ним в походы, но севастократор лишь отшучивался. Если бы это зависело от Александра, то он непременно взял бы его с собой, но кто мог поручиться, что царь отпустит его? Просить же разрешения царя, видя привязанность Ивана Асеня к Алексе, он не решался. Эта привязанность удивляла многих, порой и севастократора. Но Александр хорошо знал характер своего брата. Иван Асень не был тем охотником, который стреляет лишь в упор. Его стрела попадала в цель, пролетев через девять холмов, его мысль предвидела жизнь на много лет вперед. Кто знает, для чего он готовит молодого севаста. Иногда сын деспота и сам задумывался о причинах царской привязанности. Но чем больше он старался понять суть их отношений, тем более недоумевал. Если бы Алекса был сыном константинопольского императора или хотя бы эпирского — куда бы еще ни шло. Но он всего-навсего сын деспота Крестогорья, а это земля, где кроме камня, воды и леса ничего другого нет. Отец, отправив его сюда, похоже, совсем забыл о нем. Столько минуло лет, а он так и не нашел времени навестить его, А с той поры, как породнился с императором Фессалоник, для него сына будто и вовсе не существовало. Видимо, жена-ромейка опутала его своими сетями так, что он забыл сына, стал смешон в глазах тырновских боляр. Он помог ромеям захватить Фессалоники, снова пролил за них кровь своих людей. Нет, Алекса не может одобрить этой дружбы отца с ромеями. Странно, но царь Иван Асень, кажется, одобряет. Алекса видел, что царь с большим вниманием следит за всем, что происходит в Мельнике. И вместо гнева, который должны, были бы вызвать у него деяния Слава, Алекса и боляре замечали на лице царя довольную улыбку. Чему радуется царь, когда деспот проливает кровь болгар ради чужой выгоды? Происходило что-то непонятное. Однажды Алекса обронил в адрес отца обвинение, царь вздрогнул, посмотрел на него с укором и сказал:

— Не созрел ты еще для крупных дел…

Эти слова совсем запутали мысли Алексы. Ему девятнадцать лет, вроде он не настолько молод и глуп, чтобы не понять, что делает его отец. И севаст решил поговорить с братом царя, надеясь с его помощью добраться до истины.

Севастократор Александр отдыхал, играя с младшей своей дочкой, названной в честь деда Звездой. Увидев севаста, он оставил девочку, поднялся ему навстречу. В комнате было сумеречно, за окном вечерело. Хозяин попросил жену зажечь светильник. На стенах заблестело оружие. Александр указал Алексе на покрытую коврами широкую лавку:

— Вот тут располагайся или где хочешь.

Пока молодой севаст устраивался на подушках под щитами и мечами, Недана осведомилась о его успехах у девушек. И намекнула, что одна симпатичная болярышня весьма интересуется им.

— А кто, кто? — спросил Алекса.

— Помучаю вот тебя, а потом скажу.

— Помоги, помоги ему, Недана, выбрать хорошую жену. А то окрутит какая-нибудь неряха, — улыбнулся севастократор.

— Ну, если так, то помогайте, — улыбнулся и Алекса. — Тем более, что в этом вы мои должники.

— Как должники? — вскинула глаза Недана.

— Я попросил тогда царя за тебя и Александра…

— Кто? Ты?!

— И он не отказал мне.

— И ты до сей поры молчал! — воскликнула Недана.

— Царь так приказал.

Александр широко улыбнулся.

— А я все диву давался, как это он тогда согласился на нашу свадьбу, отказав мне за день до этого!

— Ах ты, молчун! — всплеснула руками Недана. — Так мы и на самом деле в долгу…

Разговор пошел совсем не тот, которого хотел Алекса, ради которого он пришел к Александру. Помолчав, чтобы собраться с мыслями, он начал прямо, без обиняков:

— Слышал я, что мой отец опять был в походе, выручал Феодора Комнина, а царь вместо того, чтобы гневаться на него, вроде бы даже рад. Не могу я в этом разобраться… — И поднял на Александра глаза: — Что ты думаешь об этом?

— Что я думаю? — переспросил севастократор. — Наверно, царь рад тому, что твой отец помогает нашему родственнику. Ведь Белослава замужем за братом фессалоникийского императора.

— Да, но царь одобрял его действия и до свадьбы Марии-Белославы… Мой отец ведь не раз бился на стороне эпирца.

Александр нахмурился, долго молчал. Наконец сказал:

— Слушай, Алекса, тебе мой совет, не копайся ты в этом… Царю лучше знать — правильно или нет поступает твой отец.

Александр, порой получавший от Ивана Звездицы послания, скрепленные печатью самого деспота, знал, что происходило в Мельнике. Звездица не скрывал от царя даже участия деспины Ирины Петралифы в заговоре. Почувствовав, что был резковат в своих последних словах, брат царя положил руку на плечо Алексы и сказал:

— Не все открывается сразу. Все узнаешь потом, в свое время. Так что… не спеши обвинять своего отца.

Этот разговор вовсе сбил с толку юношу. И вправду, лучше не совать нос не в свои дела, а вернуться к заброшенным книгам. Пора взяться и за фряжский язык, язык его матери. Надо поскорее встать на ноги, пока отец, презрев все законы приличия и традиции, поправ самое дорогое, не предал его окончательно. Ему частенько намекал на это кое-кто из боляр. Ах, эти мерзкие людишки, они и раньше досаждали ему своей болтовней.

Однажды, мучимый сомнениями, ощущая в душе непонятную боль, он очутился в корчме «Красная гроздь» и с отчаяния так напился, что уснул за деревянным столом возле пустых братин и чаш. Разбудили его, когда подошло время закрывать корчму. Алекса долго бродил по узким улочкам, терзаемый тяжелыми думами. Глухая тишина царила над спящим городом, и только шум Этера нарушал ее. Медленно светало. Облака над городом стали темно-синими, почти лилово-черными, затем красная полоса прорезала эту черноту. В Царевце ударили сигнальные колокола. Свежий утренний ветерок подхватил медные звуки и погасил их в молодой листве деревьев.

Тырновград просыпался. Алекса в смятении впервые в жизни созерцал его пробуждение. Остановился против Царевца. Мост главных ворот еще не опустили. Сеченая скала зияла раскрытой голодной пастью. Позолоченные купола церквей первыми приняли скудный еще свет восходящего солнца. Легкий туман клубился над рекой. Огромный каменный холм с дворцами, зубчатые стены и башни, казалось, медленно поднимались вверх, вырастая из белесой массы, чтобы напомнить молодому севасту: эти летучие клубы тумана загадочны и непостижимы так же, как и то, что его окружает повседневно.

Алекса глубоко и с облегчением вздохнул, словно наконец-то решил трудную для себя задачу. Надо убираться отсюда, подумал он, пока люди не засновали по улицам. Но куда же ему идти в таком виде и в такое время? И он решил отправиться к ясновидящей старушке, госпоже Боне…

И договор о мире с Феодором Комнином был подписан, и свадьба, хотя и с трудом, улажена, но военные успехи императора все более и более тревожили Ивана Асеня. Армия ромеев продолжала наступление, расширяя владения Комнина. Уже захвачены Серры и Мосинополь, ромеи заняли даже Адрианополь. И все без кровопролития, без потерь и гибели хотя бы одного воина. Звездица и Слав сообщали царю о численности армии Комнина, о ее вооружении. Не сила, а силища. Не хватит ли Асеню строить церкви и монастыри? Пусть-ка оружейники теперь мечи куют, а не кресты, кольчуги плетут, а не мотыги выделывают, шлемы ваяют, а не железные решетчатые украшения для болярских дверей да ворот. Царь ведь знает, что такое огромная, одетая в броню армия, затаившаяся, как рысь за скалой, под стенами Адрианополя. Никто не предугадает, куда эта рысь прыгнет. К тому же императора, повелевающего этой страшной силой, настолько обуяла гордыня и высокомерие, словно он уже вступил на царьградский престол.

Царь, отбросив занавесь, облокотился на подоконник. Над землей опрокинулось голубое и бездонное небо. На развесистом дереве сидела пара воркующих горлиц, где-то кукушка будто подавала кому-то сигнал. После вчерашнего дождя травы посвежели, омытый лес манил к себе. Холмы напротив кудрявились шапками кустов. И царю вдруг захотелось бросить все дела, умчаться куда-нибудь далеко-далеко, затеряться в буковых рощах на охотничьих тропах. Сколько раз думал он, что не в каменных храмах, а здесь, среди природы, душа человеческая могла бы найти кратчайший путь к небесному судии. Казалось, и небо здесь ближе, а легкий и прозрачный воздух готов воспринять благочестивые мысли и молитвы людей. Царь любил, удалившись в лесную чащу, остановиться и прислушаться. Вокруг таинственно и тихо перешептывались деревья — то ли его судили, то ли просили о чем-то? И порой он не спешил возвращаться, зная, что, стоит ему сделать шаг, все очарование исчезнет.