Холодная весна - Кэрол Тауненд

И в соответствии со своими новыми замыслами он попытался, продолжая чувствовать на себе взгляд Арлетты, придать своему лицу любезное выражение. Однако все, на что он оказался способен, был лишь легкий поклон. Впрочем, хватило и этого, потому что лицо Арлетты озарила ответная улыбка.

«Что ж, улыбайся, улыбайся», — подумал он. Настроение у него улучшилось. Потеряно было далеко не все.

Невзирая на свое огорчение, вызванное расставанием с Хуэльгастелем, Арлетта вполне насладилась пятимильным путешествием до порта Ванн, где их ждал принадлежавший отцу корабль. Стоял прекрасный июльский день, было очень тепло. По лазурному небу медленно проплывали небольшие белые облака.

Во главе маленькой кавалькады ехали отец Арлетты, Луи Фавелл и сэр Вальтер. Черные графские мастифы бежали рядом со всадниками, а мулы с нагруженным на них багажом замыкали шествие. Луи и граф ехали бок о бок и дружески беседовали. Сэр Вальтер, в последнее время на удивление молчаливый, мрачно восседал на своем боевом коне. На таких лошадях обычно не ездили в мирное время или по делам, но сэру Вальтеру пришлось взгромоздиться на свою лучшую лошадь, чтобы не выглядеть бедным родственником на фоне своего господина и посланца графа Этьена, которые восседали на высоконогих арабских скакунах. Часть эскорта, отправляющаяся в Аквитанию, должна была распрощаться с графом и сэром Вальтером в гавани Ванна.

Две девушки, Арлетта и Клеменсия, ехали следом за графом, а за ними, на некотором удалении — сэр Ральф с эсквайром. Сержант Готье из Ля Фортресс и два солдата, Селье и Клор, присматривали за обозом.

На прощанье вдовая графиня подарила внучке Исольду — небольшую лошадку с примесью испанской крови, которая очень нравилась Арлетте. Много лет прошло с той поры, как Арлетта ездила на Хани. Сначала она стала для него слишком длинноногой, и этого пони заменили другим, которого звали Колокольчик. Затем она переросла и эту лошадь, и ее передали Клеменсии, которая была несколько полнее своей хозяйки, но, раньше той остановившись в росте, едва достигала пятифутовой отметки. Хотя служанка и научилась немного обходиться с лошадьми, она даже с этим смирным коньком справлялась не без труда. Они приближались к Ванну. Уже показалась церковь святого Патерна. Она была расположена за деревянным палисадом, который служил горожанам крепостной стеной. Как только они миновали ее, Колокольчик подошел к обочине, подогнул в коленях передние ноги и начал лениво щипать пыльную травку.

— Ну-ка, взнуздай его, Клеменсия, — посоветовала подруге Арлетта.

Та натянула поводья.

— Я пытаюсь, но проклятая скотина и ухом не ведет. О небо, да он, никак, голоден? Его что, сегодня утром не кормили?

Арлетта направила свою Исольду к обочине и взялась за поводья Колокольчика. Лошадь оторвала голову от лакомого подорожника, и тут Арлетта увидела, что глаза Клеменсии мокрые и опухшие, а на щеках красные пятна. Арлетта почувствовала угрызения совести. Имела ли она право распоряжаться судьбой подруги, заставляя ее отправиться в далекий путь вместе с собой? Клеменсия не раз уверяла, что не хочет расставаться с Арлеттой и поедет на юг с удовольствием. Однако теперь было ясно, что она уже начала тосковать по своему Моргану, а ведь они даже еще не взошли на корабль.

— В чем же все-таки дело? — спросила Клеменсия, слабо улыбнувшись. — Почему он меня не слушает?

— Тебе надо быть с ним пожестче, покажи ему, что ты — его хозяйка.

— Прогулка верхом — утомительное удовольствие, — сделала вывод девушка, и, придерживаясь рукой за луку седла, свободной рукой смахнула с лица упавшую на лоб прядь волос.

Расценив слова подруги как мольбу о помощи, Арлетта намотала поводья Колокольчика на луку своего седла и попыталась немножко приободрить Клеменсию.

— Подумай, как тебе повезло, что мы отправляемся в Ля Фортресс на корабле, а не проведем всю дорогу в седле!

Клеменсия невесело усмехнулась в ответ, а потом уголки ее рта снова горестно опустились вниз.

Сэр Ральф и его оруженосец тем временем проехали немного вперед и остановились, поджидая девушек. Арлетта с улыбкой извинилась за задержку:

— Должно быть, Колокольчик почувствовал, что это была последняя травинка, которую ему сегодня удастся перехватить, — пошутила она.

Сэр Ральф, которому нравилась леди Арлетта, широко улыбнулся. Гвионн Леклерк, ненавидевший ее отца, но ощущавший прилив похоти каждый раз, как смотрел на нее, тоже выдавил улыбку.

Кавалькада неторопливым шагом проследовала через восточные ворота города, мимо развалин сгоревшей церкви святого Петра. Строящийся каменный собор почти не был виден из-за опутавшей его паутины лесов. На самом верху трудились каменщики, а тяжелые подъемные корыта были наполнены до самых краев кровельной черепицей. У Арлетты захватило дух, когда она увидела, на каких узеньких лесах работают люди, но сами они, казалось, совершенно не думали ни о высоте, ни об опасности, которой ежеминутно подвергаются, а распевали песни и громко болтали за работой.

Всадники миновали городской рынок, с которого доносился гул множества голосов собравшихся там продавцов и покупателей. Недаром это место называлось Ля Кох — Толкучка. Грудами лежали рыба и устрицы — обычная пища простонародья, и едкий запах рыбных рядов пронизывал все вокруг. Достигнув улицы Ля Рю де ля Моннэ, девушки с любопытством принялись озираться по сторонам. Этот район сгорел дотла три года тому назад, в день Благовещения, когда известный в городе монах-бенедиктинец, отец Джером, произнес свою в буквальном смысле зажигательную проповедь.

Здесь когда-то жила таинственная Йоланда Хереви.

С той самой минуты, как Арлетта оказалась свидетельницей тайной ночной встречи отца и монаха, она не без основания подозревала, что граф приложил свою руку к городскому пожару, но она была достаточно предусмотрительной, чтобы ни с кем не делиться своими подозрения. Даже если граф и совершил неблаговидный поступок, он не поблагодарил бы дочь, если бы она указала ему на него. Как она ни старалась, они с отцом так и не научились понимать друг друга.

Была еще одна закрытая тема в разговорах между отцом и дочерью — побоище в Кермарии. Прирожденное благоразумие принуждало ее держать язык за зубами, хотя она решилась бы заговорить об этом с графом, если б увидела, что это может помочь бедным обитателям разгромленной усадьбы. Сопоставив известные ей факты, девушка без труда догадалась, что ее отец совершил злодейство ради того, чтобы обеспечить себе права на спорные земли. Это, как и многое другое, было сделано во имя дома де Ронсье. Возможно, всю правду она никогда так и не узнает.