Холодная весна - Кэрол Тауненд

Обри без особых раздумий окрестил вороного мерина Звездочкой из-за белого пятна на лбу. Правда, Гвионн скорее предпочел бы жеребца, так как верховая езда была одним из его любимых занятий и он решил не упускать случая удивить сэра Ральфа своим мастерством. Тем не менее, на этот раз Гвионн не имел поводов быть недовольным лошадью. Это оказался резвый, немножко нервный скакун, однако он скоро понял, чего от него хочет всадник, а Гвионн отметил для себя, что мерин был при всей своей горячности животным послушным, и не имел привычки нестись сломя голову. Сэр Ральф, в свою очередь, увидев, насколько искусным наездником оказался его управляющий, решил при случае использовать это умение. Памятуя, что Рим не за один день строился, Гвионн решил, что сделал неплохое начало.

Придав своему лицу безразличное выражение, он принялся ослаблять подпруги на упряжи обоих коней, при этом внимательно прислушиваясь к разговору рыцаря и его сеньора. При каждой встрече с графом Франсуа Раймонд с трудом подавлял инстинктивное желание вытащить из ножен, болтавшихся на поясе, кинжал и по рукоятку вонзить его графу между ребер. Он сдерживался, утешая себя мыслью, что желанный час мщения рано или поздно настанет.

Месть, замышляемая им, должна выглядеть иначе — скорая смерть от клинка никак не подходила для такого злодея, как де Ронсье. Гвионн мечтал видеть графа валяющимся в пыли у своих ног. Он хотел растоптать его жизнь так же жестоко, как тот поступил со всем его, Раймонда, родом.

— Так вот, Ральф… — Де Ронсье поскреб свой подбородок, заросший рыжеватой щетиной. — Дело касается моей дочери.

Гвионн насторожился.

— Тебе, конечно, известно, что через пару дней она отправляется на юг в сопровождении Луи Фавелла?

— Конечно, господин.

— Мне нужен человек, который изъявил бы согласие возглавить почетный эскорт, который я ей выделяю. Он непременно должен быть рыцарем, этого требует этикет. Я предложил эту должность Веннеру, но его пугают трудности пути. А ты что на это скажешь? Согласен доставить мою единственную дочь в целости и сохранности в Аквитанию?

Гвионн весь напрягся и поспешно отвернулся от графа, чтобы лицо не выдало охватившие его чувства. Нет, только не это! Если бы Варден согласился сопровождать дочь графа до владений ее будущего супруга, все тщательно обдуманные планы Гвионна рухнули бы в один миг. Тогда он, как слуга рыцаря, будет обязан следовать за своим господином. Он произнес безмолвную молитву, моля небо принудить рыцаря отклонить столь почетное предложение.

Голубые глаза сэра Ральфа выражали задумчивость. Сердце Гвионна учащенно билось. Его хозяин, похоже, склонялся к тому, чтобы принять предложение графа.

— Конечно, я не имею права принудить тебя, человека свободного, Варден, — немного заискивающе произнес Франсуа. — Ты всегда был лишь вассалом моего отца, а не моим. Но я буду очень тебе признателен, если ты дашь согласие.

— А что нам делать после того, как леди Арлетта будет доставлена к своему жениху? Мы должны будем вернуться в Хуэльгастель?

— Вовсе не обязательно. Если вы пожелаете, и моя дочь не будет против, можете остаться с нею в Ля Фортресс на правах ее свиты и телохранителей — я буду это только приветствовать.

— Мне всегда хотелось посмотреть в своей жизни больше, чем Нормандию и Бретань, — неторопливо ответил сэр Ральф. — Вы позволите обдумать ваше предложение и дать ответ завтра?

Граф Франсуа улыбнулся.

— Само собой. Хорошо, если ты сможешь дать мне ответ за обедом.

Серповидные крылья чеглока в небе высоко над замком внезапно сложились, и птица стрелой метнулась вниз. Пронзительный крик, и в желтых когтях бьется ласточка с окровавленной грудкой; больше ей не придется летать по небу.

Узкая полоска рассвета еще только разгоралась на горизонте, когда Анна, потихоньку одевшись, вышла из дома и торопливо зашагала по улице. Она думала о единственном человеке, который мог бы помочь ей, и молила Бога, чтобы он не отказался ее выслушать.

С моря дул холодный ветер, и Анна туго запахнула полы своего плаща, не только чтобы избежать простуды, но и для того, чтобы спрятать свой раздувшийся живот. Будучи девушкой крепко сложенной, Анна могла бы еще мешки таскать, да и не очень-то было заметно, но ей казалось, что все окружающие только и делают, что оценивающе смотрят на нее.

В этот ранний час рыбацкая слободка Локмариакера была пустынна, ибо рыбаки, вытащив поставленные на ночь сети, уже разбрелись по своим халупам и легли спать, а остальные жители еще не встали.

Жилище отца Иана — а именно к нему направлялась девушка — ветхий домик с глинобитными стенами, построенный совместными усилиями паствы на восточном конце общинной земли, глядел своими окнами в направлении, противоположном морю. Зимой сильные порывы ветра с залива пронизывали его чуть ли не насквозь, а в бурю ветер сотрясал кое-как возведенные стены, угрожая обрушить шаткий потолок на голову хозяина. Отсутствие практической сметки у священника было причиной того, что ни около хибарки, ни внутри нее ничего не менялось целыми десятилетиями. Деревенский народ уже давно пришел к выводу, что стены постройки держались исключительно благодаря вере этого человека в сверхъестественное — то, что она еще стояла, в значительной мере опровергало законы природы.

Анна подошла к двери дома священника. Изъеденная червями трухлявая доска косо держалась на паре истлевших ремней, местами уже распадающихся на ниточки и волоконца. Анна постучала в дверь костяшками пальцев, оцарапав руку о неровную поверхность так, что выступила кровь.

Почти сразу же дверь со скрипом приотворилась и обветренное лицо сельского священника взглянуло на нее из открывшейся щели.

— Анна? — с ласковой улыбкой сказал он. — Что привело тебя сюда в этот час, дитя мое?

— Мне нужна помощь, отче, и у меня нет никого, кроме вас, кому бы я могла довериться. Только вы сможете понять меня. Прошу вас, помогите мне!

— Если это в моих силах, дочка. Пойдем со мной. Мы обсудим твои затруднения в господнем доме.

В умиротворяющей прохладе церкви Анна подошла к чаше для омовения рук и, окропив себя святой водой, рассеянно водила теперь подушечками пальцев по камню чаши, ощупывая вырезанные на ней большие цветы. Отец Иан зажег свечу.

— Анна, дитя мое, иди сюда.

Держа свечу в поднятой руке, отец Иан повел девушку в глубину своего царства и усадил ее на старую отполированную скамью сбоку от апсиды, рядом с алтарем. В нишах толстой каменной стены были устроены два стенных шкафчика, на деревянных дверцах которых, украшенных резьбой, висели замки.