Гроза над Миром - Венедикт Ли

Одним прыжком я оказался рядом с ней и вырвал оружие из тонкой, слабой руки. Ригли повернулась, забыв, что у нее связаны ноги и рухнула бы наземь, не подхвати я ее.

- Ригли! Зачем же ты уходишь, ведь я люблю тебя!

Она изо всех сил старалась не плакать.

(Посоветуйте, что было мне сказать этому глупому ребенку? Дети ее возраста переживают сильнее и ярче взрослых и из пустяка могут сочинить целую трагедию. Вот о чем не мешало бы мне помнить.)

Долго мы с ней тогда говорили. Я твердил, что совсем на нее не сержусь, а мой мрачный вид объяснялся личными неприятностями, к которым Ригли не причастна. А она делилась своими переживаниями, признавалась, как ей было плохо, и как она не знала, чем меня задобрить и что же сделать, чтобы я обратил на нее внимание. Я же доказывал, что самоубийство - не лучший выход в подобных случаях, ведь после нельзя воскреснуть и поглядеть, какое сумела произвести впечатление своим отчаянным поступком.

Пересказал даже прочитанный в детстве слезливый роман, о том, как деревенская девочка втрескалась в заезжего городского хлыща, а тот дал ей отлуп. Через год встретил ее в городе, всю из себя наряженную, замужем за своим знакомцем крутым мужиком из военных. Уж сколько молил ее о свидании, рыдал, пока этот гвардеец, муж то есть, не поймал его...

- А потом? - спрашивала Ригли.

- Суп с котом. Коленом под зад и за ворота. Будет всю жизнь помнить, как сильно промахнулся. Вот Ригли - лучшая месть мужикам, запомни.

Слезы Ригли давно высохли, она сдерживала улыбку, стараясь, наверное, не портить смехом серьезность момента.

Часовой у входа в женский сектор рявкнул:

- Долго трепаться будете?

Уже зажегся прожектор наверху, а мы с Ригли не могли наговориться. Наши одинокие фигуры на площади - взрослый парень и хлипкая девчушка - странное зрелище.

Я подтолкнул Ригли.

- Давай, бегом! - и, обращаясь к часовому, - Это моя четвероюродная сестра, она потерялась в детстве, и я не видел ее восемьдесят три года. Только в глубокой старости выпало счастье увидеть любимую сестренку. Благодарю за ваше долготерпение.

- Не перестанешь нудеть, пойдешь в карцер.

И я ретировался, проводив Ригли взглядом.

На другой день начало работ задержалось на два часа. С утра, захрипев, ожил репродуктор на столбе около нашего дома, обалделые работяги, кто высыпал наружу, кто высунулся голым торсом из окна. Резкий голос прогавкал, что на центральной площади состоится публичная казнь уличенного в воровстве. Я похолодел. Вместе с остальными помчался на площадь. Толпа уже была большая, но я пробрался достаточно близко, чтобы и видеть и слышать.

Эна в компании главной шишки - начальника лагеря, готовилась распоряжаться экзекуцией. В толпе гадали, кто - жертва. Личную охрану Эны составляли, восемь человек из эльберо, девятый, крупная, молчаливая личность - был, ясное дело, палач. Меня поразило безмятежное спокойствие Эны - с таким видом выходят по утрам дышать свежим воздухом. Шишка широко улыбался и кидал по сторонам быстрые взгляды. Я в ужасе ждал, когда выведут Ригли.

Громкоговоритель далеко разнес голос Хозяйки. Его услышали и те, кто не пришел сюда, через местные динамики у домов.

- Вы заметили? Чем дальше, тем меньше доставалось вам жрать! Скажу, почему. Транспорты, идущие в Тир, загружались наполовину, а то и меньше. Оставшийся левый товар перепродавался на рынках Вагнока. Я не прощаю только одного брехни!

Повернулась к главной шишке, тот страшно побледнел, толстые щеки затряслись.

- Я же запрашивала - что с поставками? Получала в ответ - приняты в полном объеме.

Коротко размахнулась, отвесила пощечину. Сейчас же охранники схватили шишку под руки, а палач, вынув изогнутый нож с широким лезвием, вспорол ему живот.

Смены шли на работы мимо распростертого трупа с растекшимися вокруг внутренностями. Остальные виновники сознались мгновенно и были Хозяйкой переведены в разряд работяг. Не думаю, что им оставалось долго жить - нравы у нас простые и таких сотоварищей нам не нужно. Работа шла в этот день из рук вон - все только трепали языками. Сам я крепко призадумался. Заявиться в лагерь, имея при себе мизерную охрану и учинить крутую расправу над персонами. Да Эну могли удавить на месте! И телохранители бы не спасли. Однако все приняли, как должное право Эны вершить суд, ее власть над своими судьбами и жизнями.

Вспоминал ее заключительные слова.

- Каждый из вас носит на руке клеймо и номер - знак вины и позора. Наступит время и он станет знаком преимущества, знаком превосходства. Верьте мне!

Левый рукав метаморфа раскрылся, и Эна подняла обнаженную руку. На ее предплечье виднелось такое же клеймо, как у всех нас и номер: 00001. Лицемерка. Я, не будь дурак, сразу понял, что это не татуировка, а несмываемая краска. Несмываемая в том смысле, что от одноразового умыванья не сойдет. А через месяц-другой исчезнет без следа. Но задачу свою эта раскраска выполнила. "Justo e hanmastoro". Бескорыстная и справедливая, ее светлое высочество - Хозяйка Острова. Молитесь на меня, люди, благодарите за ниспосланную вам милость, пока я с вами - вы защищены от произвола. (Кроме моего собственного, конечно...)

Искусный правитель. Меня мутило от отвращения. Позже, когда я немного успокоился, пришла радость от осознания, что я зря перепугался за мою маленькую Ригли. Какое дело Хозяйке до былинки под ее ногами. Прошла мимо, не заметив, но и не наступив. Слава Богу.

Хозяйка со свитой собиралась покинуть нас завтра утром. По ее приказу работы закончились на три часа раньше, обед был обильным, и дали немного вина. Гуляй, народ.

Причальная мачта располагалась в двухстах метрах от конторы за пределами ограждения. "Ариэль" - так назывался дирижабль, висел невысоко над землей, почти недвижим, только слегка разворачивался при небольшой перемене ветра.

Я рассказывал Ригли о дирижаблях, о своем полете и о том, что, как оказалось - лично знаком с Хозяйкой.

- Только счастья мне это не принесло.

Ригли чинно держала меня под руку, игнорируя насмешливые взгляды окружающих.

- Эй, Нат! На младенцев потянуло?

Я тоже держался - ноль вниманья, фунт презренья. Через два года Ригли расцветет в прелестную девушку. Что мешает мне заранее подбить под нее клинья? Примерно так же я объяснил ситуацию Ригли. Но она все переворачивала разговор на Хозяйку.

- Ты ее обидел. А она - очень хорошая.

Ригли было не переубедить даже ссылками на ее собственную судьбу. Четыре года назад ее отец имел дело в Вагноке, но разорился и был казнен - закон тогда отличался большей свирепостью. Мать Ригли покончила с собой. Поскольку вина по законам Хозяйки обязательно падала на всех родных, то семилетняя Ригли угодила в тюрьму. Когда же Хозяйка затеяла эпопею с восстановлением Тира, Ригли отправили сюда. В ее понятиях - это было равноценно свободе.