Апокалипсис в шляпе, заместо кролика - Игорь Сотников

дома. Чтобы оттуда, не опасаясь быть замеченными, вести наблюдение за объектом слежки, указанным им высоким начальством, если они сотрудники государственных служб, или же на него указано было посредством конверта и вложенной в него фотографии этого, что за невыносимая и противная рожа, которую и бесплатно прибить хочется (но тебе заплатили и ты не столь спешен), если ты нанятый кем-то киллер.

При этом эти люди, ведущие наблюдение за объектом своей слежки, всегда хмуро и достаточно опасно выглядят. Ну и одежда на них подстать этому их занятию, с недовольной и что-то замышляющей рожей следить за человеком со стороны и ничего такого и не подозревающего (а они как трусы, двое на одного и всё из-за кустов), не брендовая, малоприметная, вся замызганная и в грязных каплях в результате такого своего ношения этими типами. Которым и на одежду свою наплевать, они садятся своими плащами, не разбирая куда и как, и, вступая тяжёлыми ботинками прямо в средину луж, а что уж говорить о том, как они относятся и отнесутся в последствии к объекту их наблюдения, как только поступит приказ на его устранение.

И ладно, всё это как бы сходится и отвечает всем тем нашим представлениям о такого рода людях, с тайными замышлениями, мыслями и биноклями в руках (а кто-то и в специальных очках, со встроенной камерой), навязанным нам средствами массовой информации, но вот только в нашем случае фокус заключается в том, что у этих двух граждан подозрительной наружности и в грязных плащах, выявленных нами на одной из крыш малоэтажных домов, по какому-то недоразумению городского архитектора, незамеченного им и в строившегося в ряду многоэтажного великолепия современных примет современного мегаполиса, небоскрёбов, как вскоре выяснится, нет конкретной цели и им было указано полагаться только на самих себя. Что, совершенно не укладывается в привычную схему стереотипа о людях этой таинственной профессии, или же у них хобби такое.

Впрочем, не всё так необъяснимо и невероятно, и эти двое наблюдателей в заплёванных их нетерпением ботинках, всё же не так самостоятельны в своём выборе подходящей цели для своего наблюдения, а им были даны некоторые, уточняющие выбор объекта их слежки инструкции.

– Выберите того, кого посчитаете подходящим для нашего дела, но сильно не увлекайтесь и держитесь в границах приличий и без своих закидонов. А то я вас знаю. Подберите что-то среднее и …Ну вы сами разберётесь. – Вкладывал эти информационные слова в голову наиболее внушающего доверие человека из этой парочки людей, третий человек, хоть и при таком же отношении к своему внешнему виду (он о нём мало заботился), но в нём присутствовала какая-то незримая обстоятельность, которая скрывала этот недостаток его внешнего благообразия со знаком минус. – И да, вот тебе Валтасар, очки со специальным визирующим эффектом. – Подытожил своё напутственное слово этот человек, протягивая футляр с очками в них, тому из этой парочки людей, кто больше вызывал доверие и свою чуточку страха. И этим человеком был, – тем, кто третий, – уже понятно (почему, не объясняется), что Ной Фёдорович (?).

– Очки? – взяв в руки футляр с очками, удивлённо задался вопросом Валтасар, поглядывая на очки, чьи стёкла были в розовом исполнении. – И что с ними не так? – Валтасар задал этот свой следующий вопрос так, как это делают люди, относящиеся с недоверием к техническим устройствам. Которые, быть может, для того и выдуманы, чтобы облегчать людям жизнь, но такие люди, как Валтасар, всю свою сознательную жизнь привыкли полагаться на самого себя и на свои допотопные инструменты, – кулаки и крепкий лоб, – и считают, что все эти технические штуки придуманы лишь с одной целью – отодвинуть в сторону человека. Вот почему он и такие как он люди, сразу воспринимают в штыки всякое техническое новшество, и, не разобравшись, что к чему, – его вопрос, относящийся к очкам, был задан запоздало, уже в спину Ною, – даже не примерив эти очки на свой консервативный нос, убирает их вместе с футляром в карман своего плаща.

Но вот задание получено, как можно понято и Валтасар со своим вечно что-то жующим напарником, Ромычем, заняли собой, как им решилось, наиболее удобную для себя и для своего наблюдения позицию на выше озвученной крыше дома, где подходы с этого участка города к городской площади, видны, как на ладони (это первый плюс этой выгодной позиции), здесь можно спокойно лузгать семечки и плевать кожурки семечек смоченные слюной, на головы прохожим (это закидоны Ромыча, человека смотрящего на окружающих несколько пренебрежительно и с высоты, о которой упоминал всё тот же человек-загадка, Ной), ну и главное, им никто не будет мешать вести наблюдение и спорить. А такие вещи не раз случались между ними, ни смотря на то, что это кажется невероятным, если посмотреть на бесспорный авторитет Валтасара. Но что поделаешь, если Ромыч не отличался особенным благоразумием и за своей жевательной деятельностью забывал и последние толики своего разума. Что вскоре и не замедлило случится.

– Ты видел? – оторвав от глаза стереоскопическую трубу, с наполненным воодушевлением голосом обратился к Ромычу Валтасар.

Ну а Ромыч не спешит идти навстречу Валтасару и переполняться воодушевлением, он человек крепко придерживающийся своих принципов, – ничему не удивляться, или по крайней мере, не спешить удивляться, и смотреть на мир в фокусе своего флегматизма, который почему-то Валтасаром называется пофигизмом (однозначно завидует его выдержке, а по другому и не объяснить). И Ромыч только после небольшой задержки отрывает свой взгляд от своей стереоскопической трубы, с недоумённым взглядом смотрит на Валтасара (ему ещё не хватало сейчас укоризненно пожать плечами, типа, ну и дуб ты Валтасар, а с виду вроде серьёзный человек) и заводит свою унылую шарманку.

– Знаешь, Валентин, – Ромыч обращается к Валтасару по его настоящему имени, которое теперь и нам известно и будет принято к сведению, – я как тебя никогда не понимал, так сдаётся мне, никогда так и не пойму. – Ромыч делает короткую паузу и как бы снисходит до Валентина. – И что я должен, по-твоему, такого удивительного сейчас увидеть? – Ну а Валентин, понятно, что покоробился таким ответом Ромыча. И он вначале насупился, и даже передумал было раскрывать секрет того, что он там, в трубу, увидел. Но видимо желание поделиться увиденным было столь велико, что он не придал значение всем этим словесным вывертам Ромыча (сопляк, что с него возьмёшь) и, кивнув по направлению их наблюдения, сказал. – Какие красотки, прямо одно загляденье.

И хотя Ромыч и без этих подсказок со стороны Валентина прекрасно видел то, на что