Апокалипсис в шляпе, заместо кролика - Игорь Сотников

пару зданий, собой определяющих уличный квартал, и наткнулся на дорожное ответвление от главной дороги во внутренние дворы, то, как вдруг им сейчас выясняется, то его в глубине этого переулка ждут, по своему знают и даже зовут. Ну а так как его там знают совсем по другому имени: «Эй, Бык в очках», то Валентин только остановился на месте и не спешил принимать это имя на свой счёт. Ведь Валентин сколько себя знал, то его никогда так не звали. А тут взяли и так прозвали. И если бы не очки на своём носу, то Валентин и не просёк, к кому это сейчас так развязно обратились. А как только он осознал сей интересный для себя факт и нащупал на своём носу очки, то тут-то и понял (но не до конца) секрет этих очков – они что-то в нём меняют и заставляют видеть в нём другого человека (обратный эффект розовых очков, сохранением всех их основных функций).

Пока же Валентин соображал в своём новом понимании своих очков, парни из подворотни, с Угрюмым во главе, начали недоумевать и расстраиваться по поводу такой малой сообразительности и активности Валентина, к которому обращаешься по хорошему, а он и ухом не ведёт; в общем, игнорирует и прямо нарывается на нездоровое отношение к себе с их стороны.

– Чего ещё непонятного?! – возмущается и недоумевает здоровенный детина, сравни по физическим параметрам Валентину. – Да, к тебе, очкарик, обращаются люди здесь во многом уважаемые. А для тебя видно это спорное мнение. – Заявляет этот детина. И Валентин зачем-то смотрит на обложку купленной книги, откуда на него смотрит это интересное для него имя, затем переводит свой взгляд в глубину подворотни, где его уже заждались четверо парней и изучающее на них смотрит.

– Одну секунду. – Говорит Валентин, с чем он снимает свои очки. После чего протирает их прямо об рукав пиджака, и надев обратно на нос, вновь смотрит на ожидающую его решения группу людей. Валентин усмехается и начинает движение в их сторону. Но что времени затрачивается совсем малость, и Валентин, не доходя до них пару шагов, останавливается и, изучающе посмотрев на стоящего впереди всех детину, а затем на стоящих вокруг него людей, даёт возможность им ещё подумать и убедиться в том, что они точно хотят того, что они задумали. А то ведь это только на словах всё гладко выходит, а как только столкнёшься с реальностью, которая, так уж выходит, только на расстоянии всегда более осуществимей выглядит, то она прямо наваливается на тебя неподъёмной ношей, то ты и не прочь дать заднюю.

А уж Валентин, как никто другой в курсе всех этих игр визуализации – он ежедневно видел, какой эффект вызывает его внешний вид на встреченных им людей. Но Валентин не из тех людей, кто принимает свою данность за какое-то наказание, и раз его природа одарила такими физическими совершенствами, то значит, он в своей жизни должен сделать упор на эти свои отличительные качества. Вот почему он сфокусировал своё внимание на визуальных трюках. Они ему были ближе и он знал главное – как человек на них реагирует и каким способом можно достичь того визуального эффекта его изумления и отчасти потрясения, который указывает на успех его трюка.

Правда, не без своих удивительных, раз за разом повторяющихся ситуаций. Где стоило только Валентину обратиться к прохожему с любого рода вопросом, то на этого прохожего вдруг что-то находило и он, впав в мысленный ступор, лез рукой в карман пиджака или куртки, и вынимал оттуда бумажник. Валентин в свою очередь, каждый раз проявлял удивление при таком понимании своих слов (а Валентин в этот раз, может только спросил время), но при этом не пользовался добротой людей в полной мере (только в зависимости от насущных проблем).

Что же касается данной ситуации, то Валентин, честно сказать, пребывал в некотором сомнении насчёт желания этих парней с ним познакомиться – слишком это затратно для них было. А они, в чём Валентин и не сомневается, на этот счёт придерживаются строгих принципов – все расходы и траты должен нести кто-то другой, но только не они. И тогда откуда у них такая уверенность в том, что Валентин пойдёт им навстречу и согласиться на все их требования к нему. Вот это и ввело в сомнение Валентина.

– Наверное, поднадоела обыденность, и захотелось пощекотать нервы. – Решил Валентин и обратился ко всем в общем.

– Я думаю, что не в наших интересах задерживать друг друга. Так ведь? – задаётся вопросом Валентин. И у этой компании, в общем-то, нет особых возражений по этому пункту. И детина согласно кивает в ответ головой.

– Тогда в каком свете вы видите развитие этой, только для меня нежданной встречи? – Спросил Валентин и добавил. – Но только давайте без излишних фантазий и ожиданий от этой нашей встречи. – И видно Валентин был слишком груб с этими преотличными парнями, раз они, как минимум, так посчитали в лице вышедшего вперёд Угрюмого, в руках которого была книга.

– Честно слово, обидно слышать такие оскорбительные слова в свой адрес и видеть, что людьми движут одни стереотипы и штампы. И если тебя в подворотне окружили несколько просто преотличных парней, с видом не вызывающим доверие, то это значит только одно – тебя ничего хорошего не ждёт от этой встречи: один убыток. – С дрожью в голосе проговорил Угрюмый, глядя на Валентина искоса.

– Я всегда готов признать свою ошибку, если я на то получу должные основания. – Ответил Валентин. И опять слова Валентина прямо-таки режут слух этого преотличного парня Угрюмого, о котором Валентин ничего не знает. А он может быть добрый малый и всю жизнь тянулся к добру, а тут такие в его сторону предубеждения злодейского характера, что Угрюмый, как человек крайне податливый и человеколюбивый, не смог не оправдать возложенных на него ожиданий людской молвой и стал всего лишь соответствовать всем этим их наветам на него.

– Хотите – буду от мяса бешеный – и, как небо, меняя тона – хотите – буду безукоризненно нежный, не мужчина, а – облако в штанах! – что-то такое отвечал в ответ этим людским взглядам на себя Угрюмый. И как из этого его поэтического ответа выясняется (а кому им он обязан, по этому новаторскому рифмованному слогу не трудно догадаться), то его появление в книжной магазине было связано не только с его не любовью к букинистам. А это было только отчасти так – Угрюмого интересовали читатели определённой