Лёха - Николай Берг

— Работа облагораживает — выспренным тоном сказал Середа.

— Ты это кончай, еще язвить он тут будет — обиделся Лёха. Умом он понимал, что в общем, Середа имеет право посидеть отдохнуть после драки и полученных плюх, но глумиться‑то зачем? Как — никак его ололораш бой решил и дал возможность Лёхе вступить не в первых рядах, но все‑таки.

— Это я девиз на кинжале прочел. Готический шрифт, правда, но я его читать тоже могу — Арбайт адельт, вот тут что. «Arbeit adelt». Непонятно, при чем тут работа? Они ж солдаты же? В форме, с оружием. Я сейчас, еще чуточку посижу — и буду в полном порядке — немного виноватым голосом заявил Середа.

— Время мало нам — шмыгая носом, сказал подошедший Жанаев.

— Эт точно — согласился Середа.

— Белье снимешь с этого? — спросил Лёха. Бурят слегка усмехнулся и кивнул. Понял, что не вполне еще боец этот потомок, брезгливый еще. Мундир вишь снимает, не морщится. А бельишко — не хочет. Сам Жанаев к этому относился спокойно, не та беда. В драке этой, правда хорошо потомок действовал и ножом удачно пырнул, вовремя и в нужное место, аккурат под ремень. Попал бы в ремень — не пробил бы, а он, видать, знает, куда бить. Вслед Лёхе бурят посмотрел не без уважения.

Боксер таращился в небо остекленелыми карими глазами. Лёха почему‑то думал, что арийцы все как один должны быть светловолосыми и голубоглазыми, а этот дохлый спортсмен был смуглый брюнет, прямо цыган какой‑то. Вот у этого мундирчик был похуже качеством, без цацок блестящих, петлицы голые, просто черные тряпочки нашиты, но повязка тоже есть и как у офицера — тканый треугольный щиток над повязкой. При всей простоте — и у этого кинжал на боку, такой точно брат–близнец Лёхиного.

Вскоре подошел и Жанаев, помог. Оттащили голые трупы чуточку подальше, свалили в яму с водой и накидали сверху папоротника. На пару дней вполне хватит, а там они уже будут далеко. На багажниках велосипедов еще висели какие‑то сумки из дерматина, но осматривать их времени не было. Время и впрямь поджимало. До приметной березы идти было недолго, а вот до деревни надо еще добираться.

— Ну, ты как? — с тревогой спросил менеджер артиллериста.

— Бывало и гаже, но реже — усмехнулся тот.

— Тогда давай переодеваться — поежился от будущей перспективы Лёха.

— Погодь минутку — откликнулся Середа, вытаскивая из карманов трофейной униформы бумажники, какие‑то бумажки и прочие мелочи.

— Да чего копаться‑то?

— Надо же понять, кто это был. Главное в театральной постановке — это грамотная режиссура! Если мы с тобой играем роли — как говорил Станиславский — главное понять сверхзадачу. Если б нам не поверил великий Станиславский — меня бы это не пудрило вовсе, хай ему грец, этому режиссеру, а вот если нам эти оружные громадяне не поверят — вот это будет тускло. И закидают нас не тухлыми помидорами, а куда более весомыми вещугами — нес какую‑то околесину артиллерист, успевая при этом внимательно разглядывать все, что доставал из бумажников, передистывая какие‑то тощие серые книжки в ладонь величиной.

— Ты что за пургу несешь? — удивился Лёха.

— Так меня учили в драмкружке — рассеянно заметил Середа.

— И бокс и театр?

— А то ж! Драмкружок, кружок по фото, а мне еще и петь охота — невесело оскалился вроде как в улыбке артиллерист.

— Короче давай, вечер скоро, темно станет — присоединился нетерпеливо и Жанаев.

— Поспешишь — людей насмешишь — отрезал знаток немецкого языка. Мысленно Лёха плюнул, но внешне остался спокоен. Спорить с человеком, умеющим боксировать, да еще и по голове получившему только что было неосторожно. Натянул на себя уже привычный мундирчик, от души надеясь, что вшей не осталось, штаны примерил, сапоги тесноватые. Подпоясался тяжелым от патронташей и штык–ножа ремнем и почувствовал себя вполне упакованным. Прошелся — неудобно, но, в общем, терпимо.

Середа тем временем закончил чтение и стал догонять Лёху, довольно споро превращаясь из красноармейца в странноватого типа. Выглядел впрочем, он достаточно прилично и сразу стал каким‑то чужим. Бурят, иронично поклонясь, вручил не менее странную шапку — кепи. Словно взяли обычную мужскую шляпу с вдавлинкой, поля пришили к тулье, а спереди оставили вырез над козырьком и там, на полоске коричневой ткани красовалась нелепая кокарда в виде перевернутого треугольного щитка, опять же со свастикой.

— Ах, дивчачья радость, кавалер авантажный и пышный! — не без гордости заявил Середа, оглядывая себя в зеркальце, обнаруженное в кармане у плешивого щеголя.

— Пошли? — нетерпеливо спросил Лёха.

— Погоди малость. Мы тут замогилили двух чинов из национал–социалистического рабочего фронта. Что это такое — не знаю, но у того связиста, чей мундир на тебе, была солдатская книжка в виде паспорта, он из вермахта, вооруженные силы, значит, а у этих похожие, только написано рабочая книжка. Зато звания солидные — тот, которого ты зарезал (Лёха слегка поморщился), звание было — труппфюрер, а эти амуницию носил аж арбайтсфюрер.

— И нафига нам все это знать? — удивился менеджер.

— Мы будем играть роли. Роль должна быть внутренне непротиворечива. О, целокупна! Это тебе не театральные критики будут, а местный пейзане, а у них на фальшь нюх ого–го какой. Потому мы сами, для себя, понять должны — кто чего и куда. Сыграем плохо — сыграем в ящик. Понимэ?

— Ну и что с того, что эти трупофюреры — работяги, а не военщина. Ну, стройбат, что с того? — категорически не врубался в тему Лёха. В его понимании игра могла быть компьютерной, а игра актеров, да кому она нужна, главное спецэффекты компьютерные и в кино тоже. А в театр Лёха не ходил, разве что видел иногда в новостях про очередной скандал, когда косная публика не понимала прогрессивных режиссеров и начинала ругаться, что в спектакле Дюймовочка все ходят голые, пьяные и курят гашиш, а на постановке Онегина почему‑то главная любовь идет между Онегиным и Ленским, а убивают они как раз топором на дуэли Татьяну, потому что она гомофобка. На все эти театральные бредни Лёха плевать хотел.

Середа в растерянности почесал свою светлую щетину. На помощь ему пришел неожиданно Жанаев.

— Ваэнные — жрат, спат. Квартириэры. Все. Рабочее — масты, вада, дарогы, шодхер разбирэ кто куда зачем. Вот. Не понимать никто зачим!

Когда бурят торопился и волновался, говор у него становился рубленным и не шибко понятным, но Середа тут же подхватил:

— Вот — человек с пониманием, в корень зрит. У военных задачи простые. Солдат накормить, по избам разместить. А тут может быть все что угодно. Может немцы тут что строить хотят. И мы должны это сами понимать, для себя. Для правдоподобности.

— Не усложняй. Немцы тут господа, вот еще всем подряд растолковывать всякие детали. Ходи как гусак и морду держи кирпичем — и все. Нам надо, а что надо — топ сикрет и все. Военная надобность! (Это Лёха слыхал из уст покойного Петрова и почему‑то запомнил). Нам вообще надо придти, забрать Семёнова, еду и линять. А ты тут кино шестисерийное собираешься ставить. Ты готов?

— Тьфу, я тебе про Фому, а ты мне про Ерему и всю благость его! Мы что, вот так вваливаемся, говорим, чтоб подали нам еду и Семёнова и все? Так что ли? А они прям сразу нам и то и это на блюдечке с голубой каемочкой с земными поклонами? Ага, разбежались, аж ноги не поспевают.

— А мы просто приходим, требуем старосту…

— И как ты это видишь?

— Эээ… ну я спрашиваю по–русски…

Жанаев замотал башкой так, что потом спохватился — у него опять кровь из разбитого носа закапала.

— Не в обиду тебе будь сказано, но лучше б тебе молчать — заметил Середа Лёхе, сочувственно глядя на бурята.

— Это с чего бы? — удивился менеджер.

— Знаешь, раз уж я в офицерском наряде и с кинжалом, то поверь, лучше говорить буду я. Ты с этими крестьянами не знаешь как себя вести, а я все‑таки из деревенских сам. Мне оны понятнее.

— А я что? — хмуро спросил менеджер.

— А ты основная ударная сила, будешь моей охраной — осклабился самодовольно Середа.

— Телохранитель?

— Ага, можно и так сказать — кивнул артиллерист утвердительно, а Лёха облегченно подумал, что ставшее популярным после перестройки словечко это и раньше было известно.

— А к слову — ты вообще шпрехен дойч или как? — спохватившись, спросил Середа.

— Неа. У нас в школе английский учили — чистосердечно признался Лёха, и испугался, что сболтнул лишнее, но артиллерист только кивнул головой:

— Раз так, то помалкивай больше. Тебе достается роль Кисы Воробьянинова, точнее — предводителя дворянства, надувать щеки и важно говорить «Да уж!», то есть «Йа, натюрлих…» Ты ведь читал «12 стульев'? Про Остапа Бендера и Кису Воробьянинова? — уверенно спросил артиллерист.

Упомянутую книгу Лёха не читал, но фильм смотрел и вроде даже не один такой фильм был. Его правда немного покоробило, что придется таким индюком выступать, потому он заметил развеселившемуся Середе: