Лёха - Николай Берг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не поспоришь.
— Ну, так получается, что нихрена мы сделать не можем, так что ли? — внезапно разозлился потомок.
— Почему нихрена? Еще какого хрена! Раз эти громадяне за фрицев решили встать, мы можем вполне продолжить лицедейство. С тягачом‑то у нас отлично получилось!
— Угу. И выдадим мы Жанаева за немца, а они и уши развесят. Мундирчик‑то у нас один на троих — остудил артиллерийский полет мысли Лёха.
— А я один и схожу — не захотел отказываться от понравившейся ему мысли Середа.
— Семёнов уже один сходил. Хорошо если не прикопали его уже за лошадку‑то.
И Жанаев поддержал потомка, решительно заявив:
— Дурь!
— Не дурь. На немца они не прыгнут! — засомневался артиллерист, которому не хотелось хоронить идею.
— Плохо ты этих селян знаешь. Нет, в одиночку ходить нельзя.
— Точно так — мрачно согласился с потомком Жанаев.
— Тогда что предлагаешь? — окрысился Середа. Лёха пошмыгал носом. А и действительно — надо что — то делать, а что делать — черт его знает. И эти двое на него смотрят выжидательно. Дьявольщина — а ведь с надеждой смотрят‑то. И вообще после поездки на тягаче изменилось к нему отношение, даже Семёнов зауважал, а уж на что парень — кремень. И азиат этот косоглазый тоже по–другому относится начал, душевнее как‑то. Ухаживал, когда в отходняке лежал прямо как мама. Ну, хуже мамы, конечно, но все равно заботливо. Вот ведь попал! Не объяснять же этим двум, что страшно в эту деревню лезть, а без Семёнова идти еще страшнее и помирать неохота и на рожон лезть тоже. И что весь боевой опыт — компьютерные игры и всякие телесериалы, которые в отличие от игр и смотреть тошно. Так, важно успокоиться, а то вон пальцы дрожат. Или это от проклятущего пулемета? До сих пор не отдышался толком, тяжела железяка. Это не в монитор таращиться. Неожиданно для самого себя менеджер выдал:
— А раз у нас хорошо получилось с одним немецким мундиром — надо раздобыть еще один!
— Разумно — кивнул Середа, и бурят тоже подмигнул.
— Мы когда туда шли — по шоссе мотоциклист проехал. Бухту телефонного кабеля мы с собой отмотали. Значит, привязываем один конец к дереву на одной стороне дороги, тянем через дорогу, другой конец к полену покрепче и как мотоциклист едет, так мы и натягиваем. Чтоб ему аккурат башкой в провод и воткнуться. Его из седла долой, мы его под белы руки и в кусты. И на мотоцикле в село. А если что удрать проще. Не получится удрать на мотоцикле, побежим к Жанаеву, а он нас прикроет хаотической стрельбой из трофея. Как затея? — горделиво спросил Лёха, в душе ужасаясь такой предложенной им же самим эскападе.
— Первый сорт! — с уважением показал большой палец бурят.
— Только торопиться надо, до темноты должны успеть. Мне в этом лесу натощак еще ночь сидеть совсем не с руки. К слову — а что мы говорить будем, когда в деревню заявимся? — уточнил артиллерист.
— Пленный сбежал, ищем. Ну и матка курки яйки сальо млеко. Как положено нормальным немцам.
— Это да, харчами разжиться надо. Давай. Забираем тут все и двинули!
— А может, раз уж мы машкерадную баталию устраиваем, так я униформу напялю, да и проголосую? Остановлю, кого посимпатичнее — предложил воодушевленно Середа.
— Или тебя остановят. И посадят, в грузовик с солдатами, или в люльку, если фельджандармы попадутся. Что одиночка на дороге делает, да еще и пеший? Документы? Прописка? А нету! И вообще из чужой части. Шпиен или дезертир! — обрезал полет мысли потомок.
— А, ну да… Я как‑то уже представил, что подъезжает такой красавец в очках, я ему голосую, он тормозит, а я ему хук слева! У меня удар, как конь копытом, первый разряд по боксу! — объяснил затею артиллерист, даже раскрасневшийся от мечтаний.
— Грабка–дырка! — фыркнул бурят.
Середа смутился и замолк. Он как‑то и впрямь упустил в запале, что в ладони у него пробоина и потому кулаками‑то махать ему будет непросто.
Местечко для груза выбрали сразу, и не споря — приметная сухостойная береза и папоротника море. Свалили все под дерево, оставив только оружие и провод. Середа все‑таки переоделся в костюмчик, но китель, что сидел хорошо на Лёхе более плотному, но менее рослому артиллеристу оказалось внатяг, но длинноват. Видок у него оказался не привлекательным, каким‑то шутовским и совсем не солдатским, и потому пришлось опять переодягаться.
— Подбирай ганса по размерам — съехидничал Лёха.
— Не вопрос — тут их всяких бегает. А лучше б офицера — размечтался Середа. Бурят неодобрительно посмотрел на товарищей. Ему не нравилось такое мальчишество, дело предстояло опасное, неприятное, а эти два молокососа веселятся, словно маленькие щенята. По возрасту Жанаев был таким же, но ощущал себя куда более опытным и даже пожилым — у него, как и у уважаемого им Семёнова уже была семья, и он был главой этой семьи. Потому озорничать ему было не по чину, он держался с достоинством и как положено молодым людям, опасающимся, что будут выглядеть не солидно, зачастую перегибал палку.
Вечерело. Провод перекинули через дорогу в очень удачно выбранном месте — в низинке, мотоциклист должен был разогнаться перед подъемом и потому увернуться от провода не смог бы. Ожесточенно, но шепотом, поспорили — на какой высоте тянуть провод, чтобы точно угодить им по шее или физиономии. Перебрались обратно, выложив провод на дороге змейкой, где‑то Лёха слышал такое, что меньше заметна преграда будет для проезжающих. Другой конец примотали накрепко к здоровенной сухой дубине и Лёха с бурятом приготовились дать натяг. Середа сел наблюдателем у дороги, расстегнув кобуру и на всякий случай, поставив рядом с собой пулемет. Жанаев поставил винтовочку к дереву, а Лёхе порекомендовал не соваться зря. Дескать, с одним‑то гансом они управятся и без него. Потомок пожал плечами, честно говоря, ему и самому не очень хотелось лезть в драку, не очень он был в драке гораздым. Еще кусок провода привязали к веточке рядом — увидев объект, артиллерист в нужный момент дергал за проводок, ветка колыхалась и двое с дубиной тут же натягивали провод, потому как им дорогу было не видно. И после того, как в провод впилится добыча они, как пауки, должны были стремительно кидаться на обалделую муху.
Сидеть в засаде оказалось нудно и тошно. Время словно остановилось, только тени ползли, удлинялись, день был солнечным, и теперь дело шло к закату, скоро уже и темнеть будет. С шоссе никаких звуков не доносилось, ни одного моторизованного средства не протарахтело, правда и шоссе‑то было — одно название, а так — разъезженный пыльный проселок, только пошире, в две полосы. Изнывая от нетерпения и неподвижности, Лёха вдруг сделал открытие — его стали меньше донимать комары, если в первые пару дней «в этом времени» ему периодически выть и плакать хотелось от надоедливой летающей сволочи, то теперь как‑то стало спокойнее — то ли привык, то ли кожа задубела. Посмотрел на Жанаева, тот сидел статуей, внимательно смотрел на сигнальную ветку и даже не курил. Дубина в руках уже отпотела, украдкой Лёха вытирал по очереди потные ладони о галифе.
Ветка колыхнулась внезапно, хотя никакого звука мотоцикла не было, в этом потомок мог поручиться, но бурят рванул полено, как и было условлено и Лёха еле–еле успел сделать то же, помочь буряту. Рывок влетевшей в провод добычи оказался куда сильнее, чем ожидалось, хорошо еще сообразили с самого начала, что стоит не просто тянуть провод, а сделать зарубку на подходящем деревце — для фиксации высоты и опоры дополнительной. Потому тянули провод параллельно дороге, а уж от дерева провод шел поперек пути мотоциклиста. С «шоссе» донесся лязг, брань, сигнальная ветка почему‑то дернулась еще пару раз, на что Жанаев внимания уже не обратил, кинувшись опрометью на дорогу, а Лёха растерянно застрял с дубиной в руках, продолжая натягивать провод. Тут дубину вырвало у него из рук чудовищной силой и хорошо, что вырвало, а то пару шагов к дереву менеджер по инерции сделал, не выпустил бы оглоблю — стукнулся бы с маху о ствол — опору.
— Хрена себе! Это мы что ли грузовик словили? — с ужасом подумал Лёха, кидаясь к шоссе, на котором уже было весьма шумно. Проломившись с треском сквозь кусты, потомок вылетел на дорогу и обомлел. Сначала показалось, что на шоссе и не разберешься, что творится, но через секунду стало ясно — не так уж тут и много всякого всего, другое дело, что ситуация паршивая. Просто валяется пара велосипедов, одинаковых, серых, плешивый немец в странном зеленом мундире пытается встать на четвереньки, но у него это не получается, потому как подламываются руки, а ноги не слушаются, чуть поодаль вяло — на манер немца вошкается полулежа бурят, еще дальше в боксерских стойках прыгают Середа и второй фриц — молодой, крепкий, очень подвижный и с виду очень опасный.
— Бей! — крикнул Середа и тут же взвыл, потому как его спарринг партнер расчетливо врезал кулаком по раненой руке артиллериста. Лёха оторопел, видно было, что счет 1:1 сейчас перейдет в 2:1 не в нашу пользу, а в одиночку и думать нечего было, с этим шустрым и тренированным фрицем справиться. Немец мельком покосился на нового врага, передвинулся боком, чтобы не упускать его из вида, потом увидел, что Лёха растерялся и оружия у него нет в руках, двумя точными ударами по раненой руке заставил артиллериста отступить к обочине, врезал прямым в голову, добавил сбоку в челюсть и еще раз с размаху в живот — Середа без звука повалился в канаву. Немец пружинисто развернулся, пританцовывая по–боксерски профессионально двинулся к Лёхе и того обуял ужас, потому как сделать хоть что‑то с этим ловким умелым чертом он не мог, точно это знал. Остолбенел Лёха, ни бежать, ни атаковать не получалось, так и стоял опустив руки. Можно было бы и глаза закрыть от страха, но на это не было времени сил и мыслей. Этот фашист — опять же в непонятной форме, странного цвета, в первый раз такую Лёха видел, явно был матерым нацистом, потому как на его руке ярко краснела повязка со свастикой. Такие носили эсэсовцы в фильме про Штирлица.