Человек книги. Записки главного редактора - Аркадий Мильчин

Именно поэтому разговор об отношениях «редактор – автор» приобретал тогда большое общественное звучание. Именно поэтому нельзя было не вести сражение за такую меру вмешательства редактора в авторский текст, которая не наносила бы урона творческой индивидуальности.

Лидия Чуковская, которую отец, Корней Иванович Чуковский, не совсем справедливо называл фанатиком редакционного невмешательства, одной из первых вступила публично в борьбу за права автора. В ее статьях на эти темы, в книге «В лаборатории редактора» проявился ее страстный общественный темперамент, непреклонное стремление к справедливости.

Всю силу своего гневного слова обрушивала она на бюрократизацию редакционной работы.

Книга «В лаборатории редактора» занимает в литературном наследии Лидии Корнеевны Чуковской особое место. Это первая ее крупная книга о литературе. Заглавие пусть не вводит в заблуждение. Разговор в книге ведется о редакторе как деятеле литературы. Лидия Корнеевна подводит итог собственной редакторской работе и работе своих коллег-друзей в легендарной ленинградской редакции детской литературы, руководителем которой до 1937 года был С.Я. Маршак.

Немудрено, что большинство моих замечаний и предложений (а я исписал несколько страниц) Лидия Корнеевна отвергла, приняв лишь некоторые, те, что касались явных промахов, случающихся в работе любого автора.

Все же пришлось встречаться с Лидией Корнеевной по поводу разных частностей. Каждая из встреч, которые происходили большей частью у нее дома, в квартире Корнея Ивановича на улице Горького, была для меня событием и в то же время литературной школой. Все, что говорила Лидия Корнеевна, а она, как правило, затрагивала темы, которые ее в тот момент волновали, и литературные, и общественные, не могло не оказывать на меня самого сильного воздействия, настолько страстно и убедительно обличала она малейшую фальшь и несправедливость. Особенную ненависть испытывала она к любым проявлениям сталинизма, к формализму, равнодушию. Запомнилось мне, с каким презрением говорила она о произведениях писателя Медынского, возмущаясь его глухотой к художественному слову, казенщиной, пронизывающей язык и стиль этого писателя.

Очень характерна для Лидии Корнеевны посланная мне как-то с рукописью записка:

К‹орней› И‹ванович› получил на днях письмо от одного автора, кот‹оро›му он не ответил.

«Я написал заявление в ЦК (копия в Правду), и там Вас научат отвечать автору вовремя».

Как говорится, без комментариев.

Л.К. любила, когда приходилось к слову, читать по памяти стихи. Знала она их великое множество. Чаще всего читала Ахматову. Охотно рассказывала о редакции Детиздата (Детгиза) в Ленинграде, которой руководил С.Я. Маршак и в которой она была редактором, о судьбе своих подруг и коллег по редакции Т.Г. Габбе и А.И. Любарской, о своем муже, талантливом ученом-физике М. Бронштейне, погибшем в сталинских застенках. Преодолевая колоссальное сопротивление, Лидия Корнеевна добилась переиздания его превосходной научно-художественной книги «Солнечное вещество», до войны выпущенной ленинградской редакцией Детиздата. Новое издание вышло в Детгизе в 1959 году. Лидия Корнеевна подарила мне эту книгу с надписью: Редактору от редактора. Аркадию Эммануиловичу от Л. Чуковской. 2.VI.59 Москва. Пишу об этом только для того, чтобы показать, что между Лидией Корнеевной и мною сложились доверительные отношения, очень важные для совместной работы над книгой при подготовке ее к изданию.

Позже, уже при подготовке 2-го издания книги, Лидия Корнеевна давала мне читать гранки своей повести «Софья Петровна», присланные ей из редакции журнала «Сибирские огни». Повесть была принята, набрана, но затем от Лидии Корнеевне потребовали такой переработки, на которую она никак не могла согласиться, и публикация не состоялась. Параллельно повесть побывала в издательстве «Советский писатель», с Л.К. заключили договор, одобрили, выплатили 60 процентов, но затем от издания отказались. Главной причиной была выдвинутая партийными функционерами лживая формула: «Культ личности партией разоблачен, преодолен, и нечего заострять на нем внимание».

Что касается рукописи «В лаборатории редактора», Лидия Корнеевна явно переоценивала мои заслуги в работе над ней. В августе 1960 года, когда книга печаталась (она была подписана к печати 14 июля этого года), я был в отпуске на Украине, и Лидия Корнеевна, получив от редакции чистые листы, написала мне:

Дорогой Аркадий Эммануилович.

В самом деле, сигнал, по всей вероятности, не заставит себя долго ждать: передо мною 8 листов моей книги, а остальные обещаны завтра. Эти 8 не подряд, но все равно, я прочитала их с большим любопытством. Очень рада, что перед отъездом Вы успели просмотреть все тревожные куски. На тех 8 листах, которые сейчас прочитала, в общем все благополучно, никаких страшных опечаток я не обнаружила – так, кое-какие неприятные мелочи: в одном листе 7 вместо! в другом абзац явно не там, где следует. Я попробую сказать о них Вашей заместительнице, но, насколько я понимаю, сделать уже нельзя ничего… Я не огорчаюсь: это вздор. Исправлю во втором издании, если оно будет.

Да будет ли первое? Я как-то и до сих пор не верю…

Но будет или не будет – я хочу воспользоваться случаем, чтобы от души поблагодарить Вас и сказать, что хорошо мне работалось с Вами. Многим книга и автор обязаны Вам. Вы заставили меня (не заставляя!) многое проверить, додумать, яснее и полнее выразить. Вы избавили книгу от многих ошибок, а меня – от многих излишних тревог. Вы все время берегли мои силы и нервы, не жалея своих. Спасибо Вам – отдыхайте хорошенько! – крепко жму Вашу руку и надеюсь, что мы работали вместе не в последний раз.

Мне, конечно, было очень приятно читать строки, в которых моя редакторская работа оценивалась так высоко, но я не мог не делать скидку на чувства автора, видевшего свое создание напечатанным.

В дарственной надписи на титульном листе первого издания книги «В лаборатории редактора» мне особенно дороги строки, в которых Лидия Корнеевна выражала «твердую уверенность», что книга без меня «не только была бы много хуже – нет, ее вообще не было бы». Это как раз то, что доставляло мне в моей редакторской работе наибольшее удовлетворение, – задумать книгу и реализовать замысел. Конечно, «В лаборатории редактора», строго говоря, создавалась не столько по моему замыслу, сколько по моему почину, но главное, что в литературе для редакторов она стала событием.

Что же касается многих ошибок, от которых я якобы избавил книгу, то это сильное преувеличение. Хотя от одной неприятной оплошности я автора действительно предостерег.