Человек книги. Записки главного редактора - Аркадий Мильчин

Пятую главу книги Лидия Корнеевна назвала «Дудылья татарника». В одной из подглавок Чуковская защищала живую народную речь от редакторов-пуристов, изгонявших ее из текстов художественных произведений. Доказывая неправомерность, порочность таких действий, она приводила примеры из классиков:

Лев Толстой в авторской речи употребляет слова «леха», «прополонная рожь»56, неизвестные редактору и потому для него неприемлемые, а Шолохов пишет «дудылья татарника»57, «журчилась вода»58… Что такое «дудылья» и почему «журчилась», а не «журчала»? Ах, с каким удовольствием выкорчевал бы редактор эти «дудылья» из текста любого другого автора! (С. 123).

Вот это сочетание «дудылья татарника» Чуковская и выбрала как очень характерное для названия главы о работе редактора над языком художественной прозы.

Цитаты, которых в книге множество, причем самых разных авторов, я в рукописи проверял только выборочно, так как по просьбе Лидии Корнеевны сверял цитаты с источниками и оформлял библиографические ссылки Владимир Иосифович Глоцер, тогда начинающий литератор, в дотошности и сверхдобросовестности которого я уже успел убедиться.

В рукописи я не стал проверять цитаты из Шолохова, целиком положившись на Владимира Иосифовича, но, читая верстку, обратил внимание на ссылку: она была сделана не на первоисточник, а на литературоведческую книгу, автор которой приводил эти цитаты из Шолохова для иллюстрации какой-то своей мысли. Все было сделано корректно: ссылка начиналась словами Цит. по. Но как раз это меня и насторожило, тем более что слово «дудылья» мне было незнакомо. Вот я и решил проверить цитату из Шолохова по первоисточнику, хотя сделать это было очень непросто. В литературоведческой книге, на которую ссылалась Чуковская, было напечатано точно так, как у нее: «дудылья татарника», но без указания, из какого произведения и с какой его страницы словосочетание взято.

Что было делать? Оставить все как есть? Но я помнил, как мои наставники в институте предупреждали об опасности этих Цит. по. И занялся поиском. Вечером вынул из шкафа «Поднятую целину» и стал читать все описания природы подряд. Ими Шолохов чаще всего начинал главы своего романа. Увы, ничего подобного там не нашел. Настала очередь «Тихого Дона». В первом томе моего двухтомного издания тоже не нашлось «дудыльи татарника». Я был в отчаянии, но упорно продолжал поиск. И мое упорство было вознаграждено: на с. 795 второго тома в описании – о счастье! – я увидел то словосочетание, которое так долго искал. Только вместо «дудылья татарника» там стояло «будылья татарника». Литературовед то ли описался, то ли не заметил опечатки. А Лидия Корнеевна положилась на него, как и Глоцер.

Как неприятно было бы автору, защищающему живое народное слово от посягательств редакторов-пуристов, ошибиться как раз в знании живого народного языка! Тем более что слова «дудылья» нет в словаре Даля, а вот слова «будылья», «будыльник» в значении «ствол крупного травянистого растения» Даль приводит. Правда, одно из значений злополучного слова, а именно «дудка» (применительно к растению Anthriscus sylvestris), Даль, справедливости ради надо сказать, в этой статье тоже приводит. Именно эта схожесть будыльи с дудкой, возможно, подвела литературоведа, а за ним и Лидию Корнеевну. Но это я понял уже потом, заглянув в словарь Даля из любопытства. А тогда я действовал по наитию. Но это спасло книгу.

Ошибка была исправлена, хотя заголовки глав были клишированными и художнику пришлось делать новый оригинал заголовка главы, а производственному отделу – заказывать в типографии новое клише. Это немного задержало отправку верстки на сверку. В тексте же и в ссылке исправить ошибку было несложно.

Во время подготовки рукописи к изданию, видимо по просьбе Лидии Корнеевны, я текст из главы «Маршак-редактор» о работе Маршака над «Дядей Степой» С.В. Михалкова послал автору, попросив сообщить, всё ли в приведенном отрывке верно, нет ли неточностей. Михалков вернул мне мое письмо с выдержкой из рукописи, исправив в нем только первые две фразы этого текста.

Было в рукописи:

Несколько месяцев работал он над «Дядей Степой», первой поэмой С. Михалкова, нарочно приехавшего из Москвы в Ленинград. Знаменитый рефрен «Дядя Степа, будь здоров!» был найден автором и редактором вместе.

Первую фразу С. Михалков исправил так:

Работал он и с С. Михалковым над «Дядей Степой», первой поэмой молодого автора, специально приехавшего на это время из Москвы в Ленинград.

Вторую фразу он старательно зачеркнул и на полях написал: Вот так! С. Михалков. 14.II.60.

В книге текст был изменен с учетом исправлений не только Михалкова, но и, вероятно, Маршака, сообщившего Чуковской дополнительные подробности, и приобрел следующий вид:

Много поработал он над «Дядей Степой», первой поэмой С. Михалкова, – в Москве, куда он приезжал по редакционным делам, и в Ленинграде, куда специально приехал молодой поэт. «Поэме не хватало лирического дыхания, – рассказывал впоследствии Маршак, – не хватало “тяги”, которую через много лет помянул в своих стихах Твардовский.

(Как говорит старик Маршак:

– Голубчик, мало тяги!)»

С текстом, идущим дальше, С.В. Михалков был согласен.

В общем, если рукопись поступила в издательство в середине ноября, как явствует из письма Лидии Корнеевны к Пантелееву, то вся подготовка ее к производству (включая мою работу с автором, перепечатку, считку, сдачу на вычитку и потом в производственный отдел, а после разметки технического редактора в типографию) заняла всего три с половиной месяца.

«В лаборатории редактора» была первой в моей практике книгой, вышедшей за пределы того читательского круга, которому адресовались книги о редактировании. Она стала предметом повышенного интереса писателей и вызвала общественный резонанс. Кроме того, читали ее и просто любители литературы, желавшие проникнуть в «лабораторию редактора». И если другие книги находили отклик только в профессиональной отраслевой прессе, то об этой отозвались журналы «Вопросы литературы» и «Новый мир». Писали о ней и некоторые газеты.

Но первым, получив книгу в дар, еще до обсуждения в ЦДЛ, 16 октября 1960 года, послал свой отзыв о ней друг, чья беспристрастная и точная оценка была для Лидии Корнеевны всего дороже, – Пантелеев. Его вкусу и критическому таланту она доверяла полностью, а главное, знала по опыту, что он никогда не будет из дружеских отношений хвалить, скрывая свои замечания. Оценил он книгу очень высоко:

Те из редакторов, кто не лишен проблесков ума и таланта, прочтут ее с пользой для себя и для литературы; те же, кто этих проблесков лишен, по-видимому, и не читают ничего, но таких, с помощью Вашей книги, обуздает теперь молодой автор, личность, которую Ваша книга тоже воспитывает и подковывает. Да, Ваша книга повышает требования не только к редактору, но и к литературе в целом.