Дочери Лалады. Паруса души - Алана Инош
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несколько мгновений Арнуг задумчиво молчал. Точно так же когда-то Онирис шла с Эллейв: тоже был вечер, и она опиралась на сильную, надёжную руку. Некоторое различие состояло только в том, что Арнуг проявлял чувства сдержаннее, чем Эллейв, но и в этом было своеобразное очарование. Внешне он мог показаться холодным и замкнутым, даже глаза у него отличались морозно-серым оттенком, чистые и пронизывающие до мурашек, этакие весенние льдинки, но умели они и теплеть. И когда они согревались, это было удивительно и бесценно. Теплоту его глаз непросто было заслужить, он далеко не всякому её дарил. Особенно тёплыми они стали, когда он влюбился в Игтрауд (эту историю Онирис рассказывала Эллейв), а во второй раз в них появился такой особенный, трепетный свет, когда он впервые взял на руки новорождённую доченьку.
И вот сейчас из глубины его глаз начало пробиваться это особенное мерцание — свет его души. Он замедлил шаг, его рука накрыла сверху пальцы девушки.
— Милая Онирис, — молвил он задумчиво и мягко. — Нет, твоя мечта не смешная и не глупая... Если ты в детстве не ощущала себя ребёнком, это большое упущение. А твои слова о том, что тебе надёжно, безопасно и хорошо рядом со мной, заставляют моё сердце таять... Эллейв много рассказывала о своих чувствах к тебе, и я думал о том, смогу ли принять тебя и полюбить, когда ты войдёшь в нашу семью... Чтобы понять Эллейв, мне нужно было увидеть тебя своими глазами. Теперь я её понимаю и целиком одобряю её выбор. Ты — самое чудесное, светлое, нежное и любящее создание, самая удивительная, хрупкая и вместе с тем сильная девочка. Ты — сильная девочка, ошибочно и несправедливо считающая себя слабой, потому что твоя сила — это твоя любовь. Это величайшая сила во Вселенной, и ты ею владеешь. В твоей груди бьётся редкое сокровище — твоё сердечко... Такое хрупкое, но вместе с тем несокрушимое вместилище этого самого могущественного начала, этой волшебной исцеляющей силы. А твой смех... Это отдельное, особое чудо, особый вид волшебства, которое берёт сердце в плен сразу и бесповоротно. — Арнуг улыбнулся, его рука на пальцах Онирис стала теплее, тяжелее, прижимая их крепко и проникновенно. — Нет, твоя мечта не смешная... Я хотел бы хранить твой покой и сон, быть стражем твоего отдыха, чтобы маленькая девочка, которой ты никогда не была, хорошо выспалась и набралась сил быть взрослой дальше.
Со светлыми и тёплыми слезами Онирис пробормотала:
— Господин Арнуг... Можно обнять тебя?
Тот замедлил шаг ещё больше, а потом и вовсе остановился. В мерцающей тёплой глубине его глаз Онирис прочла ответ, а в следующее мгновение уже прильнула к его груди. Его руки, такие же сильные, как у Эллейв, бережно обняли её, тоненькую и совсем хрупкую по сравнению с ним — не больше девочки-подростка.
Потом они зашли в ту закусочную-кондитерскую, возле которой произошла их с Эллейв первая встреча.
— Вот здесь мы с ней познакомились, — рассказала Онирис. — Я шла выпить чашку отвара тэи с пирожным, а Эллейв со своими друзьями заходила в заведение напротив. Смешно вспомнить! — Она обвела улыбающимся, туманно-нежным взглядом знакомые стены, окна, тротуар, вывески — всё такое родное и милое её сердцу всего лишь потому, что это место видело Эллейв и стало для них обеих судьбоносным. — Я тогда хотела покоя, но утратила его навсегда! — И добавила со смешком: — В хорошем смысле!
Они зашли и заказали по чашке отвара. Арнуг сладкое не ел совсем, а Онирис взяла себе то же самое пирожное, которое они с Эллейв тогда разделили на двоих.
— Приятное местечко, никогда раньше здесь не был, — сказал Арнуг.
— Позволь полюбопытствовать: ты здесь по своим служебным делам или просто так? — поинтересовалась Онирис.
Впрочем, она могла и не спрашивать: судя по причёске Арнуга, он только что завершил часть плавания. Вероятно, ему предстояла ещё и обратная дорога.
— Скажем так, я совмещаю дело и досуг, — ответил он. — Сюда меня привела служба, но также я надеялся, что мне представится возможность познакомиться с прекрасной Онирис, чьим именем назван корабль. И такая возможность мне представилась, чему я очень рад.
— А уж как я рада! — засмеялась Онирис.
На её смех Арнуг ответил задумчивой улыбкой.
— Эллейв говорила, что этот звук можно слушать бесконечно, — проговорил он. — И она тысячу раз права.
На Онирис накатило смущение, и она опять спрятала лицо в лодочке ладоней.
— Поверь, господин Арнуг, я никогда ещё так глупо и беспричинно не смеялась, — пробормотала она. — То ли детство вдруг взыграло, то ли... сама не знаю, что.
— Тебе вовсе незачем оправдываться за это, как будто это нечто постыдное, — ответил Арнуг. — Это одно из прекраснейших проявлений души. И твоих чувств. Сам я с детства привык к сдержанности, мне прививали её воспитанием, и я, наверно, разучился проявлять чувства. Отчасти эту способность мне вернула моя супруга — она, можно сказать, перевоспитала меня. Она научила меня улыбаться и смеяться. Можно сказать, до неё я был глыбой льда, но она растопила меня. Не стыдись проявлять чувства, милая Онирис. Особенно столь прекрасные, как твои.
Слушая его и допивая первую чашку отвара, Онирис задумчиво притихла. Они заказали по второй, и она спросила:
— Вероятно, воспитание в твоей семье было очень суровым, господин Арнуг?
— Мои родители — потомственные моряки, — ответил он. — Матушка ещё служит, а батюшка уже в отставке. Сдержанность и серьёзность они считают одним из важнейших достоинств, и я, видя их пример, рос таким же. Но, взаимодействуя с обществом, я задумывался о
