Свет надежды (СИ) - Леонова Светлана

- Если б я и сам знал, что там произошло, - послышался усталый голос правителя, болью отозвавшийся в сердце старика. - Сам не понимаю ничего.

- Халмар рассказал, что на вас напали, когда вы покинули замок, - осторожно издалека начал мудрый старик.

- Этого я ожидал.

«Так что же тогда?» - молча вопрошал Ивар, но терпеливо ждал, когда Рагнар продолжит.

- Ивар, чего ты ждешь от меня? - сердито проговорил молодой правитель. - Халмар, наверняка, уже давно тебе обо всем поведал.

- Да, о поступке Айны он мне поведал, - не стал спорить старик. - Но это лишь только взгляд с его стороны. Правда не может быть однобокой, она глубже и пространнее, и складывается из множества правд.

- Ай, Ивар, брось. Оставь свою мудрость для юнцов помладше.

- Помладше, говоришь? - начал высказываться напрямую Ивар, чуть повысив голос. - Думаешь, ты один заметил бегство Айны? Конечно же, это видел ты, это видели и твои воины. Каждому рот не закроешь. Весь замок, весь город ждет твоего решения, Рагнар. Все знают, что в военное время такой поступок трактуется лишь как измена. А какое наказание грозит изменщику?

Ивар сделал выжидающую паузу, отметив про себя, как в небрежной усмешке поднялся вверх уголок губ Рагнара, но спустя мгновение от этой ухмылки не осталось и следа - лишь только глубокая сосредоточенность и усталость.

- Рагнар, у любого может быть что-то личное. Но ты правитель - ты часть народа, ты сердце этих земель. Ты для них мудрость и пример. Ты все для Зангры. Ты вожак, за которым идет вся стая. Мы равняемся на тебя. То, что касается безопасности народа и родных земель, не может быть личным. И сейчас твой народ ждет от тебя решения. Любого. Ты и сам прекрасно знаешь, что в отношении Айны любое решение будет подвергнуто сомнению, каким бы оно ни было. А твое молчание лишь только усиливает волну слухов о твоей нерешительности.

- Да не знаю я, что с ней делать, - выкрикнул Рагнар и, вскочив со своего места, стал расхаживать по освещенному ярким светом множества свечей залу, словно дикий зверь. - За такой поступок я казнить ее должен, но...

- Но? - подтолкнул его к завершению мысли Ивар, видя, что правитель в задумчивости замолчал.

- Не знаю... Уже ничего не знаю. Все, что касается нее, кажется какой-то полуправдой, которую я никак не могу разгадать.

- Так потребуй у нее объяснений!

- Ивар, я боюсь, что убью ее собственными руками. Эта девчонка - сплошное безумие. То она с покорной участью принимает свое положение, то вдруг ищет пути бегства к отцу. Слушать спокойно ее лицемерие я не смогу.

- Скажи мне честно, мальчик мой, что ты чувствуешь? Хорошо, - старик поднял руки перед собой, словно защищаясь от грозного взгляда правителя, - не говори мне ничего. Но будь честен с самим собой. Тебя задевает только то, что она дочь Сверра, или это все же ее не доказанные попытки к бегству? На мой взгляд, это все легко разрешимо, стоит лишь только один раз побеседовать с ней, задать правильные вопросы. Если она хотела предать тебя, что ж, не вижу ничего предосудительного в публичной казни.

Ивар поднял бровь, ожидая реакции своего правителя, но тот предпочел отвернуться и теперь неподвижно стоял у окна, скрестив руки на широкой груди. Глаза старика зажглись хитрым огоньком - похоже, его слова сумели достигнуть своей цели.

- Интересно, а почему она не скрылась еще в замке, тогда ведь у нее было больше возможностей. Сверр, наверняка, сумел бы упрятать ее от тебя, - как будто не замечая смятения, охватившего молодого правителя, продолжал старик.

- Ивар! - грозно оборвал его Рагнар.

- Прости старика, с годами становится тяжелее прятать мысли при себе, кажется, что только думаешь, а уста предательски повторяют вслух. - Но самодовольно улыбнулся в густую седую бороду.

По-своему Ивар был прав. Подобные мысли уже не один день терзали самого Рагнара, но ответа на свой вопрос он так и не находил. Даже ежедневные утренние тренировки до изнеможения никак не помогали выбить из головы тревогу и сомнения. Он уже давно не мог признаться самому себе, что главной причиной беспокойства стал себе сам. Его ощущения по отношению к этой девчонке беспокоили, тревожили, пугали, в конце концов. Что-то запредельное, запретное, то, на что он не мог согласиться, но и полностью отвергнуть также не было возможности. Как объяснить кому-то то, чего и себе-то не в состоянии был? Как суметь обозначить одним словом всю ту гамму чувств, что завладела его сердцем и душой, а теперь сжимала сердце, раздирала, заставляя биться то в тревоге, то в ненависти, то пылать от одной только близости с этой девчонкой? Рагнар множество раз возвращался мыслями к тому поцелую, что сорвал он с ее губ на глазах отца, и каждый раз его охватывали те же чувства, что и в первый раз. Он не мог сам себе объяснить, отчего же так остро реагировал на эти воспоминания, когда должен был прежде всего вспоминать ту картину, что разом выбила воздух из его легких, наполнив сердце горечью предательства, будто в него одним махом вонзили холодный клинок: его жена, стремительно несшаяся на своей лошади, но не к нему - к его противникам. От ярости, затуманившей тогда сознание, Рагнар рубил всех, кто только попадался ему под руки, не разбирая где свои, где чужие. Его отряд, видя свирепое помешательство правителя, благоразумно старался держаться от него подальше, и даже подоспевший на выручку Юсуф едва сумел вырвать из его рук своего воина. Что творилось с Рагнаром в тот момент, он и сам смутно помнил. Словно в забытье возвращался он домой, отмахиваясь от навязчивых попыток Халмара поговорить, объяснить... Что объяснить, Одхан его раздери, когда он и так видел все своими глазами. Разум понимал, что судить было преждевременно, но вот растревоженная душа билась от неопределенности, не желая утешаться и искать покоя. Боги, что же эта девчонка сделала с ним, какими сетями опутала, какими чарами отравила душу? Отчего спокойствие всегда покидало его, стоило только подумать о ней? Что было в ней такого непохожего на других женщин, что заставляло забывать о других и возвращаться мыслями к ней единственной? Он стал буквально одержим ею. И имя этой одержимости было только одно... Но заставить себя даже мысленно произнести его он не мог, а лишь отгонял, словно проказу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

- Что ж, не самой удачной идеей было тревожить тебя, - прокряхтел старик, поднимаясь со своего места, собираясь уходить. - Не затягивай только с решением, не заставляй ждать ни ее, ни себя. А лучше разруби уже этот затянувшийся узел проблем одним махом: либо предай ее наказанию по закону, либо верни Сверру, либо... сошли с глаз долой и забудь, как страшный сон.

Ивар неспешно направился к выходу, когда услышал позади себя тихий голос, полный боли и сожаления:

- Не могу. И хотел бы, и не могу. Словно наваждение какое-то, от которого невозможно избавиться.

Он мог бы еще добавить, что ощущал острую потребность чувствовать, знать, что она где-то рядом, видеть хотя бы издали и лишь только где-то в глубине души затаенно мечтать вновь ощутить мягкость ее волос в своих ладонях и испить медовый поцелуй с ее губ. Но все это было под глубочайшим запретом.

В зале воцарилось глубокое молчание. Рагнар все еще стоял возле окна, пустым взглядом осматривая свои владения, но не заостряя его ни на чем. Да, ему требовалось как можно быстрее решить все для себя.

- Когда-то твой отец принял для себя одно очень важное решение, - голос Ивара ворвался в пустые мысли правителя. Рагнар и думать о нем забыл, полагая, что старик уже давно покинул его. - Мы подобрали потерявшуюся девушку в лесу. Испуганную, озябшую, голодную. Она заблудилась и, не найдя дороги домой, уже готовилась принять смерть в наших дебрях. Несколько дней она ничего не говорила, лишь сидела, словно затравленный зверек. А когда заговорила, Рейнолд лишь только зубы стиснул. Она была дочерью правителя северных куридов, что лежали за горами Раиньяга. Северные непокорные куриды, которые не признавали ничьей власти и величия. Они всегда были сами по себе, не торопились занять чью-то сторону в вечной войне. Для Моргаша они были слишком отдаленными и невежественны, чтобы склонить их к союзничеству - многолетние упорные попытки так и не увенчались успехом. А для Зангры слишком своенравны и уперты, слишком независимы. Не сразу узнали мы, кем была девушка, слишком уж дика и упряма, сторонилась всех, в особенности Рейнолда. А он проникся к ней едва ли не с первой встречи. Она пробыла у нас несколько месяцев, за которые твой отец сумел добиться от нее ответной симпатии. И все бы ничего, да на беду, прознал отец ее о том, где дочь его спрятана, лично заявился в замок и потребовал вернуть ее назад. Это был единственный раз, когда правитель Зангры Рейнолд уступил противнику в переговорах. И единственный раз, когда ему пришлось выбирать между своим народом и любимой. Перед ним стоял вопрос выкрасть девушку прямо с церемонии свершения обряда бракосочетания с женихом, избранным для нее отцом, и тем самым разжечь еще одну войну с соседями, либо, покорившись судьбе и принеся свои чувства на алтарь мира, оставить все так, как есть. Твой отец сделал свой выбор. Он выкрал любимую. Как ты понимаешь, это была твоя мать. Война с твоим дедом была недолгой - Рейнолд сумел добиться примирения, правда переговоры эти длились очень уж долго. До самого твоего рождения. Твой отец очень жалел, что не смог уберечь твою мать от смерти, находясь далеко от нее и отбивая подступы своей родины от незваных гостей, но в то же время он понимал, что тем самым также защищал не только Зангру, но и вас обоих.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})