Четвертый берег (СИ) - Кленин Василий

— Что? — удивился полковник.

«Кажется, я опять начал думать вслух» — вздохнул Гванук.

— Спать давай! Утром выступаем с рассветом.

Они всё еще бежали от англичан с бретонцами. Жанна их спасла, но для того, чтобы совсем спасти, сил у нее не хватала. Дева бросилась вслед за корпусом О, как только поняла, что этот «сумасшедший О» кинулся в какую-то авантюру. И кажется, из-за нее. Взять с собой она могла только свои силы, что были под рукой — около трех тысяч человек. Хотя, большинство ее воинов были всадниками, из-за обоза отряд шел медленно. Уже в Бретани Дева перепугалась, что вообще не сможет догнать Головорезов, и она припустила по следам Пресвитерианцев с одной кавалерией. Только поэтому ей повезло найти их в разгар сражения.

Почти две тысячи рыцарей, жандармов, экюйе опрокинули английскую пехоту и дали возможность Пресвитерианцам перегруппироваться, собрать раненых. Но потом пришлось снова отходить, ибо у англичан подходили всё новые и новые силы. Похоже, малолетний король (а вернее, герцог Бедфорд) решил сделать новую решительную попытку нагнуть Францию. Тем более, теперь это можно провернуть под знаком крестового похода.

По счастью, враги так напугались внезапного появления конницы Девы, что сразу побоялись кинуться за убегающими Пресвитерианцами. Только накопив силы, получив разведданные, англичане и бретонцы начали преследование. Их конница вырвалась вперед и… получила по полной.

Дело в том, что к вечеру беглецы воссоединились с отставшей частью войска Жанны д’Арк. Часть небольшая: примерно тысяча пехоты. Но они сопровождали 12 пушек! Да, у Орлеанской Девы появилась уже своя артиллерия. Местные орудия сильно уступали литейным шедеврам мастеров Армии, но порох использовали хороший, и передвигалась артиллерия так же быстро, как у Псов.

Гванук решил, что это отличный повод заставить врага быть осторожным. Пехота и артиллерия устроили засаду, а войско беглецов демонстративно продолжило отступление. Кавалерия Бретани и Англии неслась следом и была расстреляна в упор. После чего оказалось, что не очень-то беглецы и отступали. Рыцари Девы и Самураи ударили с флангов (здесь местность уже позволяла заниматься сложными маневрами) — и можно сказать, что у врагов кавалерия на этом закончилась. Ушли жалкие сотни всадников.

Зато пехоты оставалось еще очень много. Так что пришлось спешно сворачиваться и уходить прямо в ночь, двигаться дальше на восток. Столько, сколько кони и люди могли выдержать. После — короткий отдых и снова в дорогу.

Англичане держались на почтительном расстоянии (ну, либо, лишенные большей части кавалерии, они уже не могли двигаться в быстром темпе и отстали), так что к третьему дню Пресвитерианцы и воины Жанны слегка расслабились. Стали чаще делать остановки, занялись лечением раненых. Их у Гванука было непростительно много. Тысячу он потерял в бою (убитыми и пленными), а на полторы тысячи относительно здоровых бойцов у него приходилось ровно столько же раненых. Корпус стал практически небоеспособным, вся надежда была только на рыцарей Девы.

Личный позор терзал душу бригадира О, однако… стыдно было признаваться, но он почти не страдал. Увидев на поле боя Жанну, он внезапно почувствовал себя счастливым. И это дурацкое счастье не отпускало его. Она, кстати, не говорила ему слов любви. Вообще никаких. Но Гвануку этого и не требовалось. Дева пришла к нему. Не только, чтобы спасти. Она разрешила ему любить себя, она приняла то, что стала ЕГО — и это было дороже любых слов.

А еще это перекрывало любой стыд, грусть. Любые иные мечты и планы. Если честно, Гванук с огромным удовольствием вот прямо сейчас, ночью, прокрался бы в шатер Жанны, умыкнул ее незаметно и уехал с ней куда глаза глядят! Например, вслед за Золотым Флотом в неведомые западные земли за океаном. Больше ему ничего не хотелось.

Конечно, он так не сделает. Он еще нужен своим людям. Он должен им. Хотя бы, вывести их из той беды, в которую сам затащил. Вот получит неизбежное наказание — и тогда…

Гванук не знал, что будет тогда. Потому что неизбежная встреча с генералом Ли ничего хорошего ему не сулила. Да и умыкать Жанну… Она ведь Орлеанская Дева! Ее судьба — это судьба Франции! Она живет ради этого. И Гванук точно не собирается заставлять ее выбирать между собой и долгом.

Смутное будущее вырисовывалось у бригадира-мятежника. Бригадира-неудачника. Но Гвануку было легко на сердце! Потому что счастье не может быть в будущем или в прошлом. Оно может быть только здесь и сейчас. А здесь и сейчас он был с Жанной. Которая его спасла.

«Нда… Получилось не совсем как в рыцарской балладе… Зато Она со мной!».

…Двинулись, действительно с рассветом. Теперь-то Пресвитерианцы собирались очень быстро, и рыцари Жанны от них почти не отставали. Вроде бы, враг далеко, но хотелось, чтобы был еще дальше. Да и Фужер рядом: беглецы рассчитывали к обеду до него добраться. Укрыться за стенами — тогда можно на англичан лениво с башен поплевывать.

Те самые башни они заметили издалека — Пресвитерианцы оживились и прибавили ход. Но уже вблизи стало ясно, что в Фужере находится слишком много людей. Перед воротами установлен большой шатер, а на дороге стоит внушительная группа всадников… которых в замке вообще не должно быть.

Отправленные на разведку Самураи, быстро вернулись и — смущенные — доложили:

— Там генерал. Он зовет всех высших офицеров.

Армия не остановилась. Гванук отъехал чуть в сторону, собирая полковников, а усталые израненные солдаты шли дальше. Им плевать было на все нюансы и сложности, которыми терзается начальство — солдаты хотели под защиту стен, под надежную крышу над головой и — может быть — удобную постель.

Бригадир О, Арита, еще четыре полковника и Жанна с полудюжиной своих рыцарей двинулись к городу. Заметив покаянное высшее руководство беглецов, Ли Чжонму не стал их дожидаться на дороге, а свернул к огромному генеральскому шатру: обширный навес без стенок и примыкающие к нему плотно закрытые полотном личные покои сиятельного.

Гванук молча повернул лошадь следом.

Генерал Ли встретил их у большого стола. Сам не сел и прибывшим сесть не предложил, хотя, ротанговые кресла вокруг расставлены в избытке. Повсюду стояла личная стража командующего. Настороженная.

Беглецы спешились и подошли к Ли Чжонму, остановившись на «вежливом» расстоянии. Генерал стоял молча, заложив руки за поясницу, и в его легком подергивании, чувствовалась кипящая энергия. Генералу очень хотелось броситься к «гостям», грохнуть кулаком по столу или хотя бы пройтись туда-сюда, но он, с трудом сдерживаясь, подавлял порывы своего тела. Гванук же напротив был совершенно расслаблен. Смущен — да; полон чувства вины — тоже. Но никакого напряжения — он был готов ко всему.

Забегая вперед: выяснилось, что нет…

«Беглецы» стояли у края навеса нестройной толпой. Даже высшие офицеры Армии забыли о строе. Генерал обводил их всех хмурым взглядом, но молчал. Гванук непроизвольно вышел немного вперед, а потом сместился к Жанне. Как бы прикрывая ее от взгляда генерала.

Почувствовал прикосновение, обернулся. Дева слегка, самым краешком рта улыбалась и качала головой, а ее пальцы почти неощутимо давили ему на плечо.

«Я тебе очень благодарна, мой О, но ты, наверное, меня перепутал с какой-то другой женщиной» — как бы говорили ее глаза и жест.

«И верно, чего это я?» — покаянно улыбнулся в ответ Гванук. Шагнул в сторону и, игнорируя недовольное сопение рыцарей, просто встал рядом. Не взял Жанну за руку, никак иначе не обозначил своё… право на нее. Просто прямо смотрел Ли Чжонму в глаза, как бы говоря: «Я не отдам ее никому. Даже тебе, мой генерал».

И тот понял. Будь Ли Чжонму тигром, он бы, наверное, уже исхлестал себя хвостом — настолько сильным было в нем напряжение.

Не отводя взгляда от Гванука и Жанны, он медленно и властно выкрикнул:

— Ко Гиён!

— Я, мой генерал! — чересчур громко и даже как-то страстно ответил ветеран Армии.

— Есть ли у тебя в полку офицер, способный подменить тебя?