Сочинения русского периода. Стихи. Переводы. Переписка. Том 2 - Лев Гомолицкий

 С 1921 года моего творчества, о котором Вы, м<ожет> б<ыть>, и помните, утекло много воды и случился со мною глубокий перелом. Я впал в мистику, потому что нельзя было не впасть, если вам показывают извне оккультные вещи. Если неожиданно в глаза сверкает внешнее солнце и взрывы сопровождаются перестройкой миросозерцания. Я был там, где для того, чтобы понять, надо «дотронуться», а после того вдруг узнал, что такое вера. Но узнал несовершенно. Сразу с уклоном в церковность. И целый год я жил в самой узкой церковности, соприкасающейся с неумолимым аскетизмом. Тогда моим руководством были: «О подражании Христу»[158] и монах Евагрий (Добротолюбие т. I). Но я истощил себя, ибо было и рано, во-первых, и в «миру» производить над собою такие опыты было опасно. Тогда я перешел к отчаянью – «унынию». А после, осенью, со мною случилось удивительное явление, о котором я после читал и которое случалось с другими, но в более сильной степени, чем у меня. Выражается оно внезапностью прихода, светом (не дневным), озаряющим всё окружающее для субъекта (даже ночью), и особым миросозерцанием, справедливо называемым некоторыми «космическим сознанием»[159]. Я переживал это несовершенно, в форме некоего экстаза, и длилось это состояние, иногда доходя до мучительного, месяца три. С тех пор я успокоился. Правда, изучал таро и Бhагават Гиту, но уже не беспокоен, как раньше, не ищу «истины» или «мудрости», и, когда стали получаться малые медиумические явления (поблескивания и пр.), я бросил практику Раджа Иоги. Все эти переживания шли параллельно творчеству. Я вел как бы дневник стихами. Этот дневник (1921-1925) я назвал «Книга Книг». Отрывки из него как образцы моего письма я привожу ниже. Здесь я разрабатывал почти исключительно ямб. Занимался я довольно много теорией стихотворчества, хотя и не могу последовательно работать над собой в этой области. Мне кажется, что русское стихотворчество находится в своем детском периоде. Содержания много, много пережито во всех областях, а средств выражения почти нет. Взять хотя бы музыкальное ударение (о нем забыли, а Крылов им пользовался, и у Лермонтова: скажи-ка, дядя, ведь недаром и т.д.) или ударяемые гласные, как у Блока: идут, идут испуганные тучи. Или разве исчерпаны все тонические размеры ямбическою и дактилическою строкою, да и многое, очень многое, включая силлабическую систему, почему-то считающуюся недостойной русского языка.

 Теперь я перестал писать лирику. Я случайно напал в прошлом году на особую форму стихосложения (очень подвижная, пластичная) и разрабатываю ее.

 Меня удручает оторванность от остальной жизни. Кроме маленького лит<ературного> кружка «Четки», существующего у нас, я ничего не вижу. Есть у нас, правда, своя поэтическая студия, издаются рукописные журналы. Я смотрю на это серьезно: – все-таки жизнь не глохнет и даже в таких условиях пробивается маленьким ручейком.

 Я был бы рад, если бы Вы приняли меня в число скитников, и, конечно, сделал бы всё для общей работы, что только могу и умею.

 Ниже я привожу несколько своих пьесок из «Книги Книг».

 Адрес мой: Pologne Ostróg Woł. al. Mickiewicza № 61 Gomolicki.

  Остаюсь с совершенным почтением

уважающий Вас

    Лев Гомолицкий.

22/II/1926 г.

P.S. «Книга Книг» включает стихотворения 1921-1924 г.г. и несколько 1920 года, и 1925 одно. Всего 185 пьес, из которых 11 больших (не знаю как назвать – они своебразны, ни поэмами, ни рассказами рука не поднимается окрестить) и одна драма в 3х актах стихами[160].

                                                                                                    Л.Г.

1 Вечерняя Богу

 На олове небес сверкали письмена, за дальний лесспустилось солнце в тучи – в его лучах как зо-лото листва, и те лучи как золото горючи. Твоя нога ступила на поля. Рукой поспешной панцырь одеваю, ногой пос-пешною ищу я стремена, Тебе навстречу смеловыезжаю. Чаканится на небе каждый лист... Мое копье Твой нежный взор встречает. В траве густой источник свежий чист; ру-ка копье в источник тот бросает. Ты, улыбаясь, панцырь снял с меня, со сладкойречью рядом сел со мною и вдаль глядел, в тудаль мечтой маня, меня касаясь смуглою рукою.

 1922 г.

2

 На полпути я посох отложил и в сумерках шеп-чу, склонясь, молитву: «Помилуй, Господи, и дай мне новых сил, благо-слови на подвиг и на битву. «Я – оглашенный: в мраке видел свет, в под-вале душном ветер пил из щели. Но скольконадо сил, борьбы и лет, чтоб стены пали, пали иистлели!» И мне ответный голос Твой звучит: «Ты волю Мне вручил, огнем сгорая. Вот Я даюкопье тебе и щит, и на борьбу тебя благословляю».

3

 Мне Гамаюн поет лесные песни, целует Дре-ма веки, ворожа; за сказкой сказку слаще и чудеснейв дупле бормочет старая сова. Прилег на грудь прекраснейшей Утехи. Мне че-шет волосы Утеха и смешит, льет мед в уста,бросает в рот орехи. Мой звонкий щит в густойтраве забыт. Но видно мне чья шерсть между корнями, чьи лапысвесились к костру для страшных чар, чей смехзвучит над спящими ушами, кто сторожит ча-сами мой кошмар. И знаю я чего он ожидает: в последний мигон явится ко мне... И вот унынье сердце разрывает,и от него бросаюсь я к мечте. О Господи! Как кратко радость была! как сладкотам, куда меня зовешь! Но бросить лес, мед вып-леснуть... где сила? А Ты на бой и в холод злойведешь.

4

 Под взгляд твоих очей я подхожу в печали. Чтоты такое, Жизнь? Ряд безвозвратных лет? Твоисосцы нас горечью питали и ты была для нас скупа на свет. ...Пир гаснет свадебный. Восторженной рукою ведетневесту бережный жених, и взор ее склонен в огнеслезою, и шаг ее и трепетен и тих.... ...Опасливо на вечер озираясь, старик считаетзвонкие кружки, вотще ссыпает, страстью задыхаясь,рукой дрожащей в тонкие мешки... ...С улыбкой алой гордостью дрожащей, смиряет мужгорячего коня, сверкает саблей звонкой и разящей... Но жизнь спешит не в блеске, не звеня. Гроб приготовлен, вырыта могила и точиткрест привычная рука. Чья первая бессильной станетсила, чьи первые закроются глаза? Любовь ли юношиотсрочит миг расплаты, богатством ли подку-пит жизнь старик, и защитит ли блещущие ла-ты, и защитит ли плач и дикий крик!... Я подхожу к тебе в глухой печали, ты мне даешьпечальный свиток лет. Твои уста мои лета счита-ли, и в свитке лет не предреченных нет. Увы рожденному в мучениях женою! Зачем, неопыт-ный, свой дух я усыпил; и дух мой спал, повитыйчерной мглою, и видел сон, а мнилось мне – я жил...

                                                            XII.1922

5

 Дни бегут точно быстрые серны; их глаза такпечально темны... Как на лошадь не вскочишь на серну, не оденешьна серну узды.

6

 Но то был год борений и прозрений, по каплепил источник мутный сил. Опали руки нынче бездвиженья и ни о чем я нынче не просил... К себе прислушаться, как слушает в пус-тыне араб к песку припавший часовой; к себеприслушаться, где в чуткой паутине насторожил-ся кто-то неземной. Ногой ощупать пыльные дороги, как при покуп-ке – мускулы раба... Но как устали медленные ноги –их утомила долгая борьба. Нет; нынче лечь, вдоль тела бросить руки, закрытьглаза под быстрый бег минут. Пускай текутвокруг чужие муки, чужие дни пускай вокруг текут.

7

 Когда за прошлое наказывал меня,– за что теперьиспытываешь силы? Вот не сдержу я нынче жеребца –паду во тьму! Мне нынче дни постылы! Дни серебристые отскошенных полей, до облаков и неба голубого! Взглядпотемненный страстью все темней, и в песне смут-ной нет для вас ни слова.

8

 Кто ослепил меня? Кто злой направил стрелыв мои глаза возлюбленные дня? Он холил их, когдагорели смело, и низводил на ложе из огня. Кто ослепил меня! Лавиной грозной снега сорва-лась тьма густая на меня, и взвился вихрь и дрогну-ла земля... и в громе тонет крик чуть слышный:Эга...

                                                                  1923