На землях рассвета - Алексей Ефимов

Лэйми пошел было к нему, но вскоре постыдно пополз на четвереньках. Камень тут был гладкий, как стекло, и мокрый, скользкий. А ноги отчего-то дрожали…

На самом краю он замер. Темно-лиловая, светящаяся, но все же мрачная бездна, неподвижная, мертвая, бесконечная. Лэйми захотелось выглянуть из туннеля, чтобы разглядеть внутреннюю стену пещеры, но он не осмелился. Вдруг там вообще не окажется стен…

В пустоте родилось движение: из бездны внезапно выплыл грозящий черный силуэт. Ещё миг — и он стал виден совершенно отчетливо.

Лэйми закричал.

К нему поднималось громадное черное облако, — тьма, абсолютный мрак, словно множество непроницаемых черных покрывал. Но мрак живой, движущийся, активный. Юноша оцепенел от страха — собственно, если бы не это, он с воплем рванулся бы назад — и кувыркаясь полетел бы в пропасть. Однако его мышцы окаменели, глаза дико расширились — продлись это ещё несколько секунд, страх просто убил бы его, но облако надвигалось слишком быстро. Ещё мгновение назад оно было далеко — а теперь совсем рядом… так близко… вплотную!

Мрак коснулся его, но не поглотил. Лэйми оказался на самом его краю.

На границе.

Это было как внезапный и хлесткий удар. Лэйми словно оглушило; все привычные ему ощущения мгновенно исчезли. Непостижимо как, но он понял, что это было не существо. Нет — остаток изначального, древнего, черного мира, неведомо как сохраненный в глубине земной тверди. Мира без света; мира, где вместо зрения были чувства словно бы вывернутого наизнанку тела; мира, в котором ощущалась вся глубина этой бездонной черной пропасти. И там были обитатели, да. Бесплотные, но мыслящие; когда сознание Лэйми соприкоснулось с ними, он понял всю бесконечную чужеродность этих созданий, их память, уходящую в такие бездны времени, что они сами не ведали их дна. И они хотели вернуть родной, привычный им мир — естественное и понятное желание, однако в душе Лэйми оно отозвалось диким ужасом — для него не было ничего страшнее, чем жить в мире мрака. Ужас был даже не в том, что он не сможет там видеть, совсем нет. В том, что он сможет чувствовать… как бы ощупывая мир вывернутыми внутренностями, что эти его чувства, его боль будут тянуться в места, где даже мертвая материя вопит от ужаса…

Если бы его затянуло внутрь, он бы не выдержал… или же выдержал бы, но воспоминания о свете стали бы для него бесконечной, чудовищной пыткой. Но он был на границе: внутри и извне. Его разрывало пополам; в одной части его души была беспросветная тьма, в другой же…

Свет! Бесконечная серебряная пустота с множеством скал-островов, черных, но не таких, нет! Там были сознания… совсем иные сознания. На какой-то невыносимый миг все замерло — и в этот миг Лэйми просто не существовал. Потом он понял, что оба этих мира — не более чем пена на поверхности третьего, в котором нет ни света, ни тьмы; ничего, привычного живому существу, один кипящий хаос, который, в то же время, есть всё…

Что это «всё» Лэйми так и не успел понять. Он стал дверью между мирами, не только ничем не связанными, но находившимися в непредставимой вражде; столкнись они — и его разорвало бы в клочья. Но не только: это была бы аннигиляция, взрыв, который один мир уничтожил бы, а в другом проделал бы чудовищную дыру. И потому, соединенными усилиями, его вышвырнули вон.

Это был совершенно реальный удар: Лэйми пролетел весь туннель, пробил, словно снаряд, стену падающей воды и лишь потом земная тяжесть потянула его вниз. Он падал… падал… падал… думая только о том, что Внутренняя Энергия в нем на самом деле никуда не делась. Собственно, она всегда была в нем, Найана лишь разбудила её. Потом он истощил её до дна… но было ли это на самом деле? Ведь ему оказалось достаточно одного ослепительного мига прорыва… и в этот миг вернулось всё. Вернулось; но не только. Чудовищное испытание, когда его почти разорвали пополам, оказалось не напрасным: он понял, что свет — или его аналоги — есть повсюду. Нужно только уметь их видеть, но теперь он умел. Пускай всё в этом свете казалось ему серебряно-серым, тусклым, самосветящимся — выступающие части светились ярче, углубления — слабее, — но ощущение глубины пространства было удивительным. Всё было идеально четким, точным, резко очерченным; цвет был везде одинаковым, однако оттенков его яркости — не меньше, чем у любого обычного света…

К счастью для пленника, тут не было дна. Падающая вместе с ним вода шипя испарялась на округлых уступах. Жара становилась невыносимой; расщелина, сужаясь, тянулась уже поистине в непредставимую бездну, однако узнать куда именно, было нельзя: даже если Лэйми не расшибется об очередной выступ, то просто сварится. Он бездумно затормозил… завис…

Его охватила дикая радость и вместе с тем — недоумение: неужели ОНИ не знали, к чему приведет их желание посмотреть на диковинного пленника? Выходит, что нет.

Лэйми перевернулся в воздухе и стремительно помчался вверх.

Светящийся проем Лэйми миновал не задумываясь, однако успел сделать довольно неприятное открытие: даже малейший проблеск обычного света гасил его второе зрение и нужно было несколько секунд, чтобы оно вернулось.

Пронизывая горячий, влажный воздух, словно падая вверх, он начал чувствовать… не сопротивление, нет — словно он постепенно приближался к невидимому солнцу, такому же, как горевшее в его груди, только невероятно громадному. По сравнению с ним он был искрой рядом с настоящим солнцем. Чем-то это ощущение было похоже на испытанное им рядом с серой воронкой, втянувшей его в этот подземный мир. Словно его сердце вдруг оказалось вне его груди, внутри иного, огромного сердца — точней, пожалуй, и не скажешь.

Лэйми невольно замедлил подъем, хотя уже видел черный круг наверху, которым кончалась шахта. Лишь вблизи он понял, что это монолитная плита, сделанная, на ощупь, из теплого и гладкого стекла. Она заметно вибрировала; прижавшись к ней ухом, Лэйми уловил вдруг знакомый, почти инфразвуковой гул.

Машина! Невообразимая машина, которую он видел в исполинской пещере под дворцом! И так близко!

Лэйми огляделся. Нет, никаких боковых ответвлений, проходов, трещин — ничего. По зрелом размышлении этому следовало бы радоваться, но Лэйми ощутил только страх — почти достигнув своей цели, вновь возвращаться в кишащий ад…

Но все же — что это за место? Почему всё — дворец, машина, остаток того, древнего мира — всё это оказалось на одной оси, которой служила эта пропасть, уходящая в недоступную бездну? Если твари смогли продолбить две, насколько он мог прикинуть, мили монолитной скалы, то почему они не вломились прямо внутрь? Или, наоборот, неведомые строители закупорили этой машиной, словно пробкой, адскую бездну, обиталище комка исходной тьмы?