Легенды Оромеры. Великий Орёл. - Александр Игнатьев

спешила самка, от неё было ощущение, словно от курицы, чьё подросшее потомство разбежалось по окрестным лопухам. Только её потомство никуда не разбежалось — наоборот, оно прилежно семенило, почти наступая матери на хвост: два молодых, мосластых и голенастых щенка, определить пол которых с такого расстояния совершенно не представлялось возможным.

Стремительно проснувшийся от вида диковинного зрелища Оберон молча потянулся за подзорной трубой, и заговорил, только порассматривав диковинных животных пару минут.

- Воррумы. Вне всяких сомнений — настоящие дикие пустынные воррумы! Оддбэлл, это же...

- Это же открытие! Сенсация! - уже хором воскликнули путешественники, а через секунду уже звонко столкнулись лбами в стремлении распахнуть скорее шкаф, в котором хранилась ещё одна новинка технического прогресса — свето-химический пластиночный запечатлитель моментальных изображений.

- Уй-ййй... Оберон! - первым опомнился Оддбэлл и поспешно вытянул из шкафа складную деревянную треногу. - Пока я буду запечатлять, скорее настраивай телеграф на частоту штаб-квартиры Географического Общества! Наука должна узнать об этом открытии немедленно!

Обратный путь дался Стад’Р’Гану еще тяжелее. Несмотря на то, что он отоспался в тепле, был до отвала накормлен высокоэнергетической пищей и по самые глаза укутан в шкуры с шерстью от какого-то животного, внезапно изменившаяся к худшему погода доводила едва ли не до оцепенения. Исследователь клевал носом, то просыпаясь и поплотнее закутываясь в шкуры, расходящиеся от тряской вперевалку поступи ящера, то засыпая, и тогда ему снились ледяные пещеры Свинцовой, куда самых закоренелых преступников ссылали на работы и откуда не возвращались. В те мгновения, когда он все-таки рисковал высунуть нос из укрытия, не пускающего холод к телу, он замечал, как на горизонте набрякают темно-серые тучи, как ерошится почти черная вода рек и голые ветви деревьев машут, то ли зовут, то ли наоборот, отгоняют крадущегося в наступающих сумерках Умра – бога зимы и смерти.

Но все имеет свой конец. Стад’Р’Ган в очередной раз пришел в себя от того, что тряска прекратилась, ящер замер. Совсем рядом с кораблем. Стад’Р’Ган, кряхтя, попытался распрямить ноги и руки, закоченевшие настолько, что, казалось, дерни ими посильнее, и они сломаются, как тоненькие хворостинки. Ему помог ехидно ухмыляющийся ящер: встряхнувшись, он выбросил наездника из седла прямо под люк тарелки. Стад’Р’Ган выдавил из себя кодовую фразу открытия шлюза. Заледеневшие губы плохо слушались, и умная аппаратура распознала своего хозяина лишь с третьего раза. Люк открылся и оттуда повеяло живительным теплом, Стад’Р’Ган чуть ли не волоком втащил себя внутрь, ящер подпихивал сзади.

Комфортная температура в тридцать четыре градуса быстро привела космического путешественника в некоторое подобие живого и даже почти бодрого. Стад’Р’Ган поднялся, похлопал себя по животу, где в кармане поближе к сердцу хранился драгоценный процессор и поспешил в машинное отделение. Процессор встал на свое место как родной, всего и делов-то было - контакты напаять. Отдав приказ ИИ переформатировать новую периферию, Стад’Р’Ган в отшторенный по случаю пребывания на планете иллюминатор выглянул наружу. Возле корабля нетерпеливо переминался ящер. Надо было его как-то отблагодарить, и Стад’Р’Ган отдал приказ ИИ разморозить кусок мяса побольше. Пока хозяин корабля дошел до камбуза, манипуляторы уже достали мясо из морозильной камеры, положили в размораживатель, и тот уже заканчивал разморозку. Стад’Р’Ган открыл дверцу и возмущенно зашипел – приказ «побольше» был понят очень уж буквально – кусок весил чуть ли не больше самого исследователя. Пришлось воспользоваться малой гравитележкой.

Ящер подношению обрадовался и довольно зачавкал. Пока Стад’Р’Ган смотрел на непосредственного двуногого, в голову ему пришла шальная идея – прокатить свой бывший транспорт в луче захвата и доставить его к друзьям. Тем более, что появилась одна мыслишка…

Весь день Костя и Эмилия наслаждались неожиданной остановкой в пути, прекрасной для предзимья погодой и общением друг с другом. Ловили рыбу на самодельную удочку, даже одну поймали. С ладошку. Костя разочарованно покрутил улов в руках и хотел уже было бросить через плечо на берег, как Эми перехватила его руку:

- Стой! Он же совсем маленький!

- И что ты предлагаешь делать? Кормить, пока не вырастет?

- Нет, просто отпустить, сам прокормится.

- Логично, - Костя снова замахнулся, уже в противоположном направлении, но Эми успела и сейчас:

- Стой! Дай мне, я сама выпущу, пожалуйста.

Получив рыбешку в руки, Эмилия взяла ее неловко, как котенка за шкирку, потом, удерживая, подхватила снизу другой ладонью. Понесла к воде, забрела по колено. Рыбка, почуяв близкую воду, все-таки вывернулась из захвата и с плюхом хлопнулась в речку. Эмилия радостно помахала ей вслед. И тут же горестно посмотрела на свои ладони, поцарапанные и перемазанные слизью с прилипшими кое-где мелкими чешуйками.

- Давай сюда, - проворчал Костя.

Зажав запястья Эмилия в руке, он оттер с ладоней рыбью слизь мелким речным песочком, не слушая попискивающую девушку. Потом вытащил ее на берег, порылся в рюкзаке. И, уже смазывая заживляющей мазью тонкие порозовевшие от холодной воды девичьи пальчики, внезапно поймал себя на мысли о том, что ему хочется эту ладошку погладить. Провести пальцем по линиям. Поцеловать в самую чашечку. А потом выше, где на запястье бьется жилка.

Застеснявшись своих мыслей, Костя буркнул:

- Вот так и сиди врастопырку, пока не впитается, а я пошел за дровами.

Потом пили чай. В бездонном рюкзаке Кости отыскался мешочек с орешками в сахаре, уложенный заботливой Таисией Сергеевной, и Эмилия, прижмуриваясь от удовольствия, хрустела ими.

А ночью Костя проснулся от того, что Эмилия рядом возится в своем спальном мешке, крутится и что-то недовольно бурчит.

- Ты чего? – поднял голову парень.

- Холодно.

- Лезь сюда, вдвоем теплее, - уже снова засыпая, Костя облапил юркнувшую к нему в спальник Эмилию, подтянул поближе и тут же снова проснулся полностью и окончательно, ощутив под пальцами девичью грудь.

Эмилия испуганно вздрогнула и под рукой у Кости в тот же момент оказалась возмущенно барахтающаяся и больно царапающаяся курица.

- Чшшш, - Костя отпихнул острые когти куриных лап подальше от живота, - превращайся обратно, не буду я на тебя нападать, что я, сисек не видел, не девушка, а недоразумение в перьях.

Курица, помедлив, снова обрела человеческую форму. Подозрительно вздрагивающую человеческую форму. Вслушавшись, Костя понял, что Эмилия тихо плачет.

- Эй, ты чего? – снова повторил он, - Я правда не буду.

- Что, я прям совсем-совсем не