Кемаль Ататюрк - Александр Жевахов

Во время голосования гази выигрывает в очередной раз: он «лучше проинформировал» тех, кто голосовал накануне против, и возобновление закона получило 177 голосов «за», 11 — «против» и 15 — «воздержавшихся».

Этот эпизод очень глубоко задел Мустафу Кемаля. Как могли депутаты забыть ту роль, которую он играл с начала борьбы за независимость, что за наивность побудила их пожелать уже сейчас обойтись без военных? Он скажет это Халиде Эдип, считая, что некоторые члены «Второй группы» заслуживают, чтобы их линчевала толпа из-за той опасности, какую представляет их безответственность. А когда гнев прошел, Кемаль повел себя как искусный политик. Если Национальное собрание опасается его диктатуры, надо его успокоить. Кемаль не возражает против проекта закона, отнимающего у него право назначать министров и ставящего на голосование пост председателя Совета министров. Он даже уговаривает Рауфа баллотироваться на этот пост. Рауф больше нравится оппозиции, рассчитывающей, что бывший морской офицер, герой, будет честным и спокойным главой правительства, умеренных взглядов, чтобы нравиться консерваторам, и достаточно энергичным, чтобы удовлетворить армию.

Рауф хотел бы возглавить Совет министров, но опасался вмешательства Кемаля: «Тогда я был бы вынужден уйти с этого поста; я считаю, что важно, чтобы ты был во главе армии». «Брат мой, — ответил ему сердечно Кемаль, — я даю тебе слово, что соглашусь с тем, чтобы председатель Совета министров формировал правительство, и я уверяю тебя, что не буду вмешиваться».

Так Рауф был избран председателем Совета министров. Второй шаг послабления: Кемаль покидает пост президента «Первой группы», который он доверил Али Фуаду.

Как в детских сказках, волк просто переоделся, замаскировался. Через несколько дней после этих уступок Кемаль в гостях у Рефета, на окраине Анкары, там же Али Фуад и Хусейн Рауф. Обстановка очень теплая, душевная, какая бывает, когда встречаются старые друзья. Предаваясь воспоминаниям, гази говорит о политическом будущем страны, об отношениях в Национальном собрании и, наконец, останавливается на теме, обжигающей ему язык: «Я знаю, как победить оппозицию, но сейчас это делать неразумно, потому что позже у нас не будет надобности делать это». Трое друзей просят его объяснить подробнее свои планы и рекомендуют усмирить страсти. Кемаль слушает, но не говорит ничего. Рефет, который обижен на Кемаля и отказался принять командование 1-й армией для наступления на западе Анатолии, не скрывает своего недовольства поведением Кемаля. Он даже упрекает Кемаля в его визитах в советское посольство, где, кажется, «вы хорошо развлекаетесь», что еще более раздражает оппозицию.

Выпады Рефета оставляют Кемаля невозмутимым: «Я внимательно прислушиваюсь к вашим советам. Завтра я представлю Национальному собранию мои идеи о будущем страны». Перед рассветом Кемаль поднимает последний стакан: «У меня создается впечатление, что мы все довольны, а теперь давайте отдохнем, так как нам предстоит серьезная работа».

Вернувшись в Чанкая, Кемаль принимает душ и работает в своем кабинете. А через несколько часов гази прибывает в Национальное собрание в форме маршала и заявляет депутатам, что вскоре «драгоценный Измир», «прекрасная Бурса», «наш Стамбул» и «наша Фракия» присоединятся к родине-матери: «Итак, я снова займу место, отведенное мне, когда мы начали защиту нашей священной цели». Что делает Национальное собрание? Оно наделяет Кемаля всей полнотой власти, как военной, так и политической, на неограниченный срок!

Усмирив оппозицию, поставив Хусейна Рауфа во главе правительства, гази может полностью посвятить себя армии. Уже более месяца как он решил начать наступление. Когда в середине июня Кемаль принимал известного французского писателя Клода Фаррера, симпатизирующего туркам, он не побоялся утверждать, что война продлится совсем недолго: «Сегодня у меня есть армия», тогда как силы греческой армии подорваны дезертирством, недовольством и политическим соперничеством между сторонниками Венизелоса и короля Константина.

Кемаль не очень спешит; даже напротив, он неоднократно демонстрирует свою готовность вести переговоры с одними и другими. В последние дни июля он приглашает своего старого друга Али Фетхи в резиденцию в Чанкая. После короткого приветствия Кемаль сразу приступает к делу: «Я принял решение начать наступление. Для полного успеха необходимо избежать военного вмешательства англичан, скажем, до середины сентября. Можешь ты этим заняться? Чтобы Лондон ничего не заподозрил, лучше поезжай туда через Рим и Париж».

Али Фетхи прибывает в Лондон 15 августа 1922 года; он не спешит и даже доволен нерасторопностью англичан. «Лорд Керзон не сможет вас принять до начала сентября», — заявляют ему в министерстве иностранных дел..

Турки стараются усыпить бдительность англичан. Тогда как Фетхи отправляется в Лондон, Кемаль встречается с генералом Тауншендом. После турецкого плена Тауншенд становится депутатом и выступает против политики Ллойд Джорджа на Ближнем Востоке; естественно, националисты устраивают ему радушный прием. После беседы с Кемалем Тауншенд направляет отчет в министерство иностранных дел; английские дипломаты не исключают скрытого смысла, когда он пишет, что Кемаль, если «на этот раз не добьется мира», хочет привлечь широкое антибританское движение, готовое ему помочь в Египте и Индии. А что думать об информации генерала о коммерческой активности французов, итальянцев и американцев в Анатолии?

После встречи с Тауншендом Кемаль направляется в Акшехир: официально — чтобы присутствовать на футбольном матче. В Акшехире он встречается с Исметом, Февзи, Кязымом и другими военачальниками, чтобы окончательно подготовиться к наступлению.

Наконец всё готово. 6 августа войска получают приказ приготовиться к наступлению. Гази уверен в успехе: он дает себе пятнадцать дней на то, чтобы изгнать греков из Анатолии. И все же кое-что, вернее кое-кто, беспокоит его — это Энвер. С момента своего прибытия в Бухару Энвер стал благодаря своему богатому воображению «эмиром Туркестана, зятем халифа, посланником Пророка» и «главнокомандующим армий ислама» и причинял большевикам много беспокойства. Его успехи побудили короля Афганистана дать ему войска[41]; к весне Энвер взял под контроль большую часть старинного бухарского эмирата и, отказываясь вступать в переговоры с посланцами Москвы, требовал, чтобы войска большевиков покинули Туркестан в течение пятнадцати дней, так как собирался «создать Великое мусульманское государство Центральной Азии». Как и Красная армия, Кемаль желал Энверу поражения. Новости прибывали медленно из далекого Туркестана, но они вселяли надежду в сторонников Энвера в Анатолии и усиливали убеждения противников и даже многих сторонников Кемаля в том, что будущее Турции — в Азии. И всё же Кемаль напрасно слишком беспокоился. Высокомерное безрассудство Энвера оттолкнуло от него некоторых союзников, а Красная армия бросила против него около десяти тысяч бойцов. На самом деле, когда Кемаль дал приказ о наступлении, Энвер был уже мертв. Его труп, оставленный на месте красноармейцами, был подобран и похоронен с почестями толпой его сторонников. Так ушел из жизни тот, кто хотел создать новую турецкую империю. Судьба забрала Энвера в тот момент, когда Кемаль был готов победоносно завершить войну за независимость. Кемаль узнает гораздо позже о гибели Энвера: только в декабре английский журналист в Москве сообщит по телеграфу о «последнем подвиге Энвера-паши».