Кемаль Ататюрк - Александр Жевахов

Если, как указывает Берта Жорж-Голи, турки ответственны за возникновение пожара, это событие нисколько не волнует Нуреддина. Этот генерал уверен, что Анатолия может обходиться собственными средствами, и его возмущает, что Кемаль решил направить главные силы к Измиру, вместо того чтобы идти прямо к Дарданеллам.

Что же касается Кемаля… Сцена происходит на балконе дома в Гёзтепе: луна освещает силуэты Кемаля и Латифе, тогда как пламя пожара продолжает поглощать Измир. Если верить Исмету Боздагу, написавшему книгу о любви Кемаля и Латифе, гази произнес: «В день прибытия я сказал Рушену Эшрефу, что буду очень сожалеть, если мы нанесем ущерб этому прекрасному городу, освобождая его… А сегодня он горит на моих глазах».

Латифе его успокаивает, она говорит о том, что ему удалось реализовать свою мечту, что турецкий флаг раскрылся, словно цветок, на вершине крепости — какой символ! Она говорит о будущем родины, о радости быть у себя дома. «Мой паша, я готова быть вашей рабыней до конца дней», — склоняет Латифе голову на грудь гази. «Для меня ты не Латифе, дитя мое; ты будешь Латиф…» Если у слова Latife — «шутка» убрать окончание «е», то получается Latif — «знак красоты, божественности».

Кемаль влюблен. В белом костюме или кавказской рубашке он принимает друзей в «Белом доме» Гёзтепа. Одна вечеринка следует за другой, друзья вспоминают Салоники, под звуки фарандолы мужчины, положив руки на плечи друг друга, исполняют танец.

Кемаль буквально околдован и делится своими мечтами с Хусейном Рауфом и Али Фуадом: «После войны мы приобретем небольшой участок на эгейском побережье с виноградником, курами и заживем как петухи!» Друзья с изумлением посмотрели друг на друга. Не ослышались ли они, и это говорит Мустафа Кемаль, тот Кемаль, кто еще несколько недель назад отвергал советы Халиде Эдип отдохнуть и обещал бороться с оппозицией после поражения греков?

Рауф и Фуад, каждый по-своему, пытаются напомнить ему о суровой реальности, об оппозиции, о трудностях при обсуждении будущего бюджета, о воинственном настрое тех, кто хочет без промедления направить армию на Стамбул, о том, какой риск представляет война с англичанами.

В самом деле, сейчас не время предаваться мечтам. На севере турецкие войска подошли к Дарданеллам, к границе нейтральной зоны, недавно созданной англичанами, чтобы отделить турок от греков. Греки покинули Анатолию; 20 сентября греческий Генеральный штаб объявил о «конце операций в Малой Азии». Если французы и итальянцы вывели свои немногочисленные войска из нейтральной зоны, то англичане, вопреки указаниям из Лондона, остались там: в Чанаккале турецкие и английские солдаты столкнулись лицом к лицу, готовые вступить в бой.

Кемаль неоднократно повторял, что он не сражается с англичанами, его интересует только одно — Национальный пакт. Но задета британская честь, и Черчилль, убежденный, что турки готовы начать наступление 30 сентября, требует у своих представителей в Стамбуле предъявить туркам ультиматум. Но всё же англичане понимают, что туркам невыгодно сражаться с ними, им достаточно развернуть позиции войск к Стамбулу. Их главная цель — перемирие, предложенное Кемалю Пуанкаре, Керзоном и Сфорца.

Кемаль медлит с принятием окончательного решения. 29 сентября, после приватных бесед с Франклен-Буйоном, он наконец дает согласие. Он лично соглашается с принципом перемирия вопреки мнению всех, гражданских и военных депутатов, кто кричит: «На Стамбул!» Он покидает «Белый дом» Гёзтепа, Латифе не сопровождает его. Их близость очевидна: молодая женщина теперь подруга гази, но отказывается стать его любовницей. А Кемаль выдвигает «свои принципы»: он поклялся, что не женится до тех пор, пока не добьется своей главной цели. Латифе, в свою очередь, тоже говорит о своих принципах, даже если они плохо маскируют ее амбиции. Юная женщина отвечала офицерам, предлагавшим ей руку и сердце: «Я выйду замуж только за самого главного мужчину в стране!» «Но это султан!» — воскликнул один из них. «Ну что ж, тогда я выйду замуж за него!»

Переговоры о перемирии проходят на берегу Мраморного моря, в пригороде Муданьи: с одной стороны — Харингтон, Шарпи и Монтелли, с другой — Исмет. Командующий Западным фронтом был назначен главой турецкой делегации. Этой чести он был удостоен не потому, что имел опыт подобных переговоров с болгарами в 1913 году. Кемаль доверил ему эту миссию, так как был уверен, что Исмет будет точно следовать его указаниям и не проявит никакой неуместной инициативы.

Всем журналистам, поспешившим в Измир взять интервью у Кемаля, всем военным и дипломатам гази заявил: Восточная Фракия вплоть до реки Марица должна принадлежать Турции, а греки должны эвакуироваться оттуда в течение тридцати дней после заключения перемирия.

Переговоры превратились в дуэль между Харингтоном и Исметом: и тот и другой принадлежали к касте военных, тех, кто любит вести переговоры. «Вы хотите Стамбул, — заявил Харингтон, — но этим городом очень сложно управлять». Исмет улыбается в ответ: «Мы сможем справиться, ведь это наша страна».

Упрямый Харингтон не собирается уступать туркам. Исмет тогда получает приказ Кемаля прибегнуть к угрозе: турки готовы начать наступление. И Кемаль не блефует. Он только что подтвердил Национальному собранию, что страна хочет жить в мире, что настал час для развития и процветания родины. Но если нужно вступить в бой в последний раз, турки будут сражаться. 7 октября Монтелли и Шарпи соглашаются с требованиями турок. Тогда Харингтон покидает стол переговоров; вернувшись через два дня, он делает последнее предложение: союзники временно оккупируют Фракию, а турки покинут свои позиции на Дарданеллах и полуострове Измит. В результате на шестой день переговоры зашли в тупик. Возобновление враждебных отношений неминуемо: тогда как Дамат Ферит-паша и король Константин признали свое поражение, причем первый бежал в Ниццу, а второй отрекся от престола, Лондон дает несколько часов Харингтону, прежде чем открыть огонь по туркам.

Всё решается в Анкаре Кемалем, довольным, что отказался возглавить турецкую делегацию на переговорах, а, напротив, остался сдерживать волнения парламентариев, спешивших давать ему советы. Кемаль внимательно перечитал отчеты и телеграммы, присланные ему Исметом. В одной из телеграмм от Франклена-Буйона его внимание привлекла одна фраза: Франция поддержит требования турок на предстоящей мирной конференции.

10 октября он телеграфирует Исмету, требуя подписать договор о перемирии. Кемаль принял решение; он повторяет дословно то, что заявил в Национальном собрании на прошлой неделе: «Миссия нашей армии завершена. Теперь необходимо урегулировать проблемы дипломатическим путем». Возмущенные парламентарии вопят о том, что у них украли победу.