Книги крови I-II: Секс, смерть и сияние звезд - Клайв Баркер

За спиной потянуло холодом Он знал, что это такое. Ад следовал за ним даже здесь, в утробе демократии. Но он выживет, если не обернется, если будет идти, глядя в пол или на свои обожженные и искалеченные большие пальцы; тогда с ним не случится ничего плохого. Это один из первых уроков, которые нужно усвоить, когда имеешь дело с темными силами.

Воздух был ледяным. Берджесс видел пар от своего дыхания, и голова его болела от мороза.

— Мне очень жаль, — искренне сказал он своему преследователю.

Голос, отозвавшийся на его слова, звучал мягче, чем он ожидал:

— Здесь нет твоей вины.

— Нет, — согласился Берджесс, черпая уверенность в сочувственном тоне. — Это была ошибка, и я продолжу. Я не учел Киндермана.

— Это была ошибка. Мы все их совершаем, — сказал ад. — Но в следующем столетии мы попробуем вновь. Демократия — новый культ, она пока не потеряла первоначального блеска. Мы дадим им еще столетие, а потом возьмем лучших из них.

— Да.

— Но ты…

— Я знаю.

— Никакой силы для тебя, Грегори.

— Нет.

— Это еще не конец света. Взгляни на меня.

— Не сейчас, если вы не возражаете.

Берджесс продолжал двигаться, один аккуратный шаг за другим. Веди себя спокойно, веди себя разумно.

— Посмотри на меня, пожалуйста, — позвал ад.

— Позже, господин.

— Я ведь всего лишь прошу тебя поглядеть на меня. Этот маленький знак внимания оценят.

— Обязательно. В самом деле, обязательно. Позже.

Здесь коридор разделялся. Берджесс выбрал левый поворот. Он подумал, что это слишком символично. Там оказался тупик.

Берджесс стоял, упершись взглядом в стену. Холодный воздух обволакивал его, а обрубки больших пальцев болели. Он снял перчатки и стал сосать пальцы.

— Погляди на меня. Повернись и погляди на меня, — сказал любезный голос.

Что теперь делать? Вернуться назад и выбрать другой путь — вот самое лучшее. Он будет ходить кругами, пока не подберет достаточно аргументов, чтобы преследователь оставил его в живых.

Он стоял, перебирая возможные решения, и вдруг почувствовал режущую боль в шее.

— Погляди на меня, — вновь сказал голос.

Горло Берджесса сжалось. Затем, странно отозвавшись в голове, раздался звук кости, трущейся о кость. Ощущение было такое, словно в основание черепа проникло лезвие ножа.

— Погляди на меня, — сказал ад еще один, последний раз, и голова Берджесса повернулась. Не тело. Оно по-прежнему было обращено к слепой стене тупика.

Но голова его медленно поворачивалась на своей хрупкой оси, невзирая на здравый смысл и анатомию. Берджесс кашлянул, когда его гортань, подобно сырой веревке, скрутилась вокруг самой себя, позвонки рассыпались, хрящи распались. Из глаз его полилась кровь, в ушах загудело, и он умер, глядя в сумрачное безжалостное лицо.

— Я же просил тебя взглянуть на меня, — сказал ад и пошел своим горьким путем, оставив труп здесь — как прекрасный парадокс для демократов, когда те, перебрасываясь словами, найдут тело в коридоре Вестминстерского дворца.

Ее последняя воля

(пер. с англ. М. Талиной)

«Боже, — подумала она, — разве это жизнь! День приходит, день уходит. Скука, нудная работа, раздражение. Господи, выпусти меня, освободи меня, распни, если такова Твоя воля, но выведи меня из ничтожества».

Но вместо благословенной безболезненной кончины она однажды вынула лезвие из бритвы Бена — в конце марта, в тоскливый день — заперлась в ванной и перерезала себе запястья.

Сквозь гул в ушах она, в полуобмороке, слышала Бена за дверью ванной:

— Дорогая, с тобой все в порядке?

«Убирайся». — Она подумала, что сказала это.

— Сегодня я вернулся раньше, милая.

«Пожалуйста, уходи».

Пытаясь выговорить эти слова, она упала с сиденья унитаза на белый кафельный пол, где уже собирались лужицы ее крови.

— Дорогая?

«Уйди».

— Дорогая?

«Прочь!»

— С тобой все в порядке?

Теперь он скребся в дверь, как крыса Неужели он не понимает, что она не откроет ее, не сможет открыть.

— Ответь мне, Джеки.

Она застонала. Она не могла удержаться. Боль, против ее ожиданий, оказалась не такой уж страшной, но было неприятное ощущение, словно ее ударили по голове. Все же он не успеет помешать ей, уже поздно. Даже если он выбьет двери.

Он выбил двери.

Она поглядела на него сквозь воздух, так густо насыщенный смертью, что, казалось, его можно резать.

«Слишком поздно». — Она подумала, что сказала так.

Но нет.

«Боже, — подумала она, — я не убила себя. Я не умерла».

Доктор, которого пригласил Бен, оказался очень искусным. Как Бен и обещал, «только лучшее для моей Джеки».

— Ерунда, — заверял ее доктор. — Небольшая починка, и мы все уладим.

«Почему бы ему не оставить меня в покое, — думала она. — Ему же наплевать. Он же не знает, каково это».

— Я сталкивался с подобными женскими проблемами, — говорил ей доктор, источая профессиональное дружелюбие. — В определенном возрасте они носят характер эпидемии.

Ей едва исполнилось тридцать. Что он пытается сказать — что у нее преждевременный климакс?

— Депрессия, частичный или полный уход в себя, различные неврозы. Вы не одна такая, поверьте мне.

«О нет, я одна, — подумала она. — Я одна здесь, в моей голове, я сама по себе, и вы понятия не имеете, каково это».

— Мы приведем вас в порядок очень быстро — между двумя взмахами овечьего хвоста, как говорится.

Так я овечка? Он думает, я — овечка?

Врач задумчиво глянул на свой диплом в рамке на стене, потом на свои ухоженные ногти, потом на ручки и блокнот на столе. Но на Жаклин он не смотрел На что угодно, Но не на нее.

— Я знаю, — заговорил он, — о чем вы думали и как это болезненно. У женщин есть определенные потребности. Если они не встречают понимания…

«Что ты знаешь о женских потребностях? Ты не женщина», — подумала она.

— Что? — спросил он.

Она произнесла это вслух? Она покачала головой, отказываясь от своих слов.

Он продолжал, вновь попав в свой ритм:

— Я вовсе не собираюсь назначать вам обязательные лечебные процедуры. Вы ведь не хотите этого, верно? Вы просто хотите небольшой поддержки и чего-нибудь, что помогло бы вам спать по ночам.

Теперь он ее здорово раздражал. Его снисходительность была огромной, безграничной. Всезнающий и всевидящий Отец — именно эту роль он и разыгрывал. Словно был одарен неким чудесным зрением, проникающим в самую суть женской души.