Галерея женщин - Теодор Драйзер

он возил девушку кататься на коляске по окрестностям, ездил с нею в театр в Сан-Франциско. Его мать охотно женила бы сына на Эрните, но молодая пара была слишком робка, и из этого ничего не вышло.

Тем временем миссис Бертрэм порвала со своим металлистом, из-за которого она отчасти и переехала на Запад, – и вот, рассказывала потом Эрнита, он перенес свою преданность с матери на дочь. Однако он нисколько ей не нравился, так как был уже довольно потрепанным, видавшим виды человеком. Кроме того, Эрнита, еще задолго до этих ухаживаний, отгадала истинный характер его отношений с ее матерью и возненавидела его за это. При ее тогдашних взглядах, говорила она, во всей этой истории для нее было что-то невыразимо отвратительное, и она просто не могла выносить этого человека. Отвергнутый обеими женщинами, он уехал. Но без его помощи борьба за существование должна была стать, да и стала, для матери и дочери куда тяжелее, ибо он то и дело пополнял их припасы, хотя дочь этого тогда и не замечала. А главное – Эрнита, надеявшаяся поступить в университет, не могла теперь и мечтать об этом. Когда она на следующий год окончила школу, ей и матери пришлось все лето работать на консервном заводе – единственное занятие, которое они в то время смогли себе подыскать. Но местность была так прекрасна, что они испытывали радость, как она после рассказывала, хотя жили в палатке, работа была тяжелая и платы за нее хватало только на пропитание.

Наступила осень, на заводе они были уже не нужны, и мать и дочь опять оказались перед необходимостью искать себе заработок. Тогда Эрнита поступила в школу телефонисток в Сан-Хосе, где девушки уже во время обучения получали плату; однако работа телефонистки была очень скучная, выматывающая нервы, а Эрнита всегда стремилась к чему-то необыденному, словом, строила воздушные замки. Поэтому, когда она окончила курс и ее направили на центральную телефонную станцию, где нужна была ночная дежурная телефонистка, ее охватил такой ужас и отвращение, что она тут же уложила вещи, отказалась от комнатенки, где жила одна, и села в автобус, который отвез ее обратно в маленький городок Темпл, к матери. Но миссис Бертрэм, вернувшаяся к прежнему занятию и снова содержавшая пансион – единственное, что она умела, – ничем не могла помочь дочери. Дом, в котором они жили, был старый, стоял он на городской окраине и, как рассказывала Эрнита, действовал на нее удручающе. Одна мысль о том, чтобы прожить здесь хотя бы день, уже не говоря о более продолжительном времени, казалось, бросала мрачную тень на все ее будущее. Поэтому главное было – бежать отсюда, бежать во что бы то ни стало. И вот Эрнита поступила на вечерние курсы стенографии, машинописи и счетоводства.

В конце концов через несколько месяцев она получила место за восемь долларов в неделю в конторе фирмы «Уичет, Мак-Гиллиг и Тоби», занимавшейся куплей-продажей земельных участков. По словам Эрниты, это был весьма своеобразный триумвират мошенников. Уичет был грузен, ленив и старомоден; Мак-Гиллиг мал ростом, тщеславен, надменен и щеголеват; а ирландец Тоби – хитер, изобретателен, без стыда и совести; его девизом было: преуспеть любой ценой. Мак-Гиллиг обычно брал ее под руку и уверял, что игра стоит свеч, если только она заинтересуется этой игрой, то есть им. Уичет и Тоби также подбирались к ней, нашептывая все те же советы. Но ее это нисколько не прельщало. Настоящего счастья Эрнита здесь не могла найти; ей казалось, что грезы о лучшей жизни меркнут под гнетом скучной и постылой работы. А главное – она была одинока и не видела вокруг никого, к кому могла бы испытать хоть какое-то сердечное влечение; вместе с тем ее преследовали преувеличенно яркие картины того счастья, которое якобы находят другие, особенно девушки, и мысли о том, как мало этого счастья досталось ей на долю. Взять хотя бы платья – разве они не увеличивают обаяние женщины, не подчеркивают в ней многое, чего сразу и не заметишь? У нее же, Эрниты, и среда убогая, и домишко скверный, и то и се, какие уж тут наряды! А разве она хуже других или менее красива? Впрочем, иной раз ей казалось, что хуже, иной раз – нет. Дешевые платья, постоянные нехватки дома и столько разочарований в прошлом! «В те времена, – сказала она мне однажды, – я в самом деле едва ли понимала, что я собой представляю и чем могла бы стать. Кроме того, я не могла не раздумывать над судьбой моей матери».

«Боже, как я страдала, когда она впадала в уныние и лицо ее становилось печальным! – призналась мне однажды Эрнита. – Просто выразить не могу! Я уверена, что именно это натолкнуло меня впервые на размышления о том, что такое жизнь. У одних – огромные богатства! Дома и поместья! Каким путем они приобрели все это? И почему? Разве они не такие же люди, как мы с мамой? Вы утверждаете, что я была ожесточена своими жизненными неудачами и что такая ожесточенность не может быть вполне оправданна, она слишком эгоистична. Но разве я могла настроить себя более оптимистически, пока в моей жизни ничто не изменилось? Я заметила, что, когда я весела и улыбаюсь, самые разные мужчины, на которых я, при всей нашей бедности, смотрела свысока, начинают за мной ухаживать. Чтобы избежать их внимания, мне приходилось держаться даже суровее и строже, чем это было в моем характере. Если я попытаюсь охарактеризовать себя в ту пору моей жизни, то скажу, что в душе бывала подавлена и печальна, однако старалась улыбаться и даже несколько рисовалась своим мужественным отношением к жизни, которого у меня на самом деле не было».

Угнетало Эрниту в те годы и то, что фирма, где она служила, вела свои дела нечестно – там почти открыто занимались жульническими махинациями. Как Эрнита говорила мне потом, она смутно чувствовала что-то неладное. Например, фирма взяла на себя постройку новой ратуши в городе Темпл – лакомый кусок для местных взяточников-политиканов и маклеров по недвижимости. Вот что рассказала мне об этом случае Эрнита:

«Маклеры всей округи гадали, где же будут строить ратушу. А Мак-Гиллиг и Тоби сговорились с шайкой местных политиканов, которые всячески агитировали за болотистый участок, лежащий между Темплом и