Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том I - Гэв Торп

Подходящая гробница для Саши Кажетана, подумал Каспар. Место, где его никогда уже не будут мучить демоны его прошлого или вселенные в него заклятия.

Несмотря на все, что случилось, посол не мог заставить себя ненавидеть Сашу — человека, который дважды спас ему жизнь. Софья была права: Кажетан не родился чудовищем, его сделали таким, а последний его человеческий поступок сохранил тысячи жизней… Что ж, на взгляд Каспара, искупление состоялось.

Уравновешивает ли это искупление зверства, учиненные Мясником, посол не знал, но надеялся, что Саша, по крайней мере, заслужил шанс на прощение в ином мире.

Он отвернулся от ледяного пятачка, зная, что тело Анастасии тоже погребено подо льдом навсегда, и чувствуя в душе странную смесь гнева, грусти и вины, накатывающую на него каждый раз, когда он думал о ней. Она готова была убить десятки тысяч людей, но это не меняло и не делало легче того факта, что он застрелил женщину в спину. Каспар знал, что поступил правильно, но ему никогда уже не забыть того неверящего, полного боли взгляда упавшей на землю Анастасии.

Хотя Каспар и не видел последнего броска Кажетана в смертельный туман, Бремен потом рассказал ему о вспышке энергии в центре сияющей пелены перед тем, как она стремительно угасла. Что сделал Кажетан, чтобы остановить убивающую всех и каждого порчу, оставалось загадкой, которая, как полагал Каспар, никогда не будет разгадана.

Он направил лошадь к городу, медленно минуя отряды солдат, готовящихся к маршу на север, к встрече со страшным врагом. Воины отдавали послу честь, весть о его новом звании быстро распространялась по подразделениям. Хотя он все еще носил черный с золотом мундир Нулна, Магнус уже красовался в зелено-желтой попоне цветов Стирланда: Каспар показывал своим людям, что он теперь один из них.

На собрании имперских офицеров он снова внес предложение передать ему командование обезглавленной армией Стирланда. Спицзанер ясно выразил свое несогласие, но, поскольку никто больше не обладал способностями руководить таким количеством людей, его слова не имели большого веса.

Когда идет война, часто открывается, что отличные командиры отрядов идут ко дну, если им приходится переходить на более высокий уровень, или что люди, направляющие силы целой провинции, понятия не имеют, как отдавать приказы батальону. В армии Империи большинство командиров не выходили за рамки своей компетенции, к тому же до сих пор никто, кроме Каспара, не вызвался взять бразды командования в свои руки.

Мысль о том, что он поведет людей в бой, каждый раз рождала в нем трепет предвкушения, и, хотя он и знал, что это глупо и что он будет сожалеть о своем решении в тот момент, когда прольется первая кровь, посол обнаружил, что он, словно желторотый рекрут, жаждет сражения. Чтобы добраться до Урзубья раньше Верховного Зара, армии союзников выступят завтра же на рассвете: войско Стирланда возглавит он, армию Талабекланда — Клеменц Спицзанер, а кислевские полки поведет сама Ледяная Королева.

Двадцати пяти тысячам воинов, которых уже называли Урзубским полком, предстояло встретиться с — по слухам — сорока тысячами бойцов противника. Боярин Куркоз выступил на восток с почти двадцатью тысячами, но маловероятно, что он успеет к месту до начала сражения.

Если они победят армию Верховного Зара, это будет самая впечатляющая победа со времен Великой Войны против Хаоса. Но если проиграют…

Каспар до сих пор не совсем понимал, какая сила может покоиться в стоящих камнях Урзубья, но кислевиты, очевидно, находили ее достаточно важной, чтобы идти на риск открытой битвы с превосходящими силами противника.

Во всем этом было какое-то восхитительное безумие, но Каспар прекрасно знал, какая участь ждет их впереди. Кровь и смерть, ужас и потери. Цинвульф никогда не знал поражений и твердо намеревался разгромить союзников.

Каспар не питал иллюзий относительно их шансов расправиться с Верховным Заром.

Павел говорил, что люди будут рассказывать истории об их храбрости даже в Магритте, и Каспар верил ему. Он лишь надеялся, что истории эти не обратятся горестными погребальными песнями.

Весь гарнизон охранников посольства выстроился перед железной оградой, готовый выступить к городским воротам и присоединиться к Урзубскому полку. Никто из них не был обязан делать это, но вернувшегося прошлым вечером в посольство Каспара встретил решительный Леопольд Дитц, сообщивший, что все его люди жаждут отправиться на север вместе с послом.

Каспар с гордостью принял предложение и в свою очередь удостоил Леопольда Дитца чести нести посольское знамя. Они пожали друг другу руки, и вот теперь стражники и Рыцари Пантеры ждали приказа выступать. Рыцари были великолепны в отполированных до зеркального блеска доспехах, под пурпурно-золотой хоругвью, поднятой к небесам Валдаасом. Свежие, ухоженные кони красовались в новых ярких чепраках. Да, командовать такими отличными воинами — великая честь.

Сам посол облачился в стеганый камзол, выдержанный в цветах Нулна — черном и золотом, простую, безо всяких украшений, кирасу, наручи и поножи. Одежда была чистая и удобная — ведь Урзубскому полку предстоял десятидневный переход, прежде чем они достигнут лощины Зубов Урсана. Закутанная в красно-черно-золотистую меховую накидку, Софья молча стояла рядом, пока Каспар затягивал подпругу Магнуса. Ее темно-рыжие волосы свободно рассыпались по плечам, а застывшее лицо не скрывало тревоги.

— В Кислеве есть обычай оплакивать тех, кто едет на войну, как уже мертвых, — сказала она, наконец.

— Я слышал о нем, — ответив Каспар. — И всегда считал эту традицию ненормальной, а в чем-то и патологической.

Софья кивнула:

— Да, потому-то я и не стану этого делать. Я каждое утро буду молиться о твоем возвращении.

— Спасибо, это много значит для меня, Софья.

Каспар взял женщину за руку.

Она уронила голову.

— У нас никогда не было времени, правда?

— Нет, — грустно согласился Каспар. — Но когда мы победим армию Верховного Зара, я вернусь к тебе.

— Ты действительно веришь, что вы способны победить его?

— Да, верю, — солгал Каспар.

Ложь далась ему тяжело, но по глазам женщины он видел, что ей нужна надежда, так что посол пошел наперекор своим убеждениям и произнес неправду, чтобы не омрачать мгновения расставания.

Софья кивнула с облегчением, и Каспару захотелось заплакать. Она подняла руки, расстегнула цепочку подвески, сняла ее и вложила в ладонь Каспара.

Женщина надевала этот кулон на званый ужин царицы — гладкий голубой камешек в серебряной паутинке, и Каспар был тронут: столько чувств заключалось в этом простом жесте.