Полное собрание стихотворений - Александр Блок

20 июня 1910 (5 мая 1911)

«Когда-то гордый и надменный…»

Когда-то гордый и надменный,Теперь с цыганкой я в раю,И вот – прошу ее смиренно:«Спляши, цыганка, жизнь мою».

И долго длится пляс ужасный,И жизнь проходит предо мнойБезумной, сонной и прекраснойИ отвратительной мечтой...

То кружится, закинув руки,То поползет змеей, – и вдругВся замерла в истоме скуки,И бубен падает из рук...

О, как я был богат когда-то,Да всё – не стоит пятака:Вражда, любовь, молва и злато,А пуще – смертная тоска.

11 июля 1910 (4 декабря 1913)

«Русь моя, жизнь моя, вместе ль нам маяться?…»

Русь моя, жизнь моя, вместе ль нам маяться?Царь, да Сибирь, да Ермак, да тюрьма!Эх, не пора ль разлучиться, раскаяться.Вольному сердцу на что твоя тьма?

Знала ли что? Или в бога ты верила?Что там услышишь из песен твоих?Чудь начудила, да Меря намерилаГатей, дорог да столбов верстовых...

Лодки да грады по рекам рубила ты,Но до Царьградских святынь не дошла..Соколов, лебедей в степь распустила ты —Кинулась из степи черная мгла...

За море Черное, за море БелоеВ черные ночи и в белые дниДико глядится лицо онемелое,Очи татарские мечут огни...

Тихое, долгое, красное заревоКаждую ночь над становьем твоим...Что же маячишь ты, сонное марево?Вольным играешься духом моим?

19 июля 1910

«Где отдается в длинных залах…»

Где отдается в длинных залахБезумных троек тихий лет,Где вина теплятся в бокалах, —Там возникает хоровод.

Шурша, звеня, виясь, белея,Идут по медленным кругам;И скрипки, тая и слабея,Сдаются бешеным смычкам.

Одна выходит прочь из круга,Простерши руку в полумглу;Избрав назначенного друга,Цветок роняет на полу.

Не поднимай цветка: в нем сладостьЗабвенья всех прошедших дней,И вся неистовая радостьГрядущей гибели твоей!..

Там всё – игра огня и рока,И только в горький час обидИз невозвратного далекаПечальный ангел просквозит...

19 июля 1910

«Сегодня ты на тройке звонкой…»

Сегодня ты на тройке звонкойЛетишь, богач, гусар, поэт,И каждый, проходя сторонкой,Завистливо посмотрит вслед...

Но жизнь – проезжая дорога,Неладно, жутко на душе:Здесь всякой праздной голи многоОстаться хочет в барыше...

Ямщик – будь он в поддевке темнойС пером павлиньим напоказ,Будь он мечтой поэта скромной, —Не упускай его из глаз...

Задремлешь – и тебя в дремотеОн острым полоснет клинком,Иль на безлюдном поворотеК версте прикрутит кушаком,

И в час, когда изменит воля,Тебе мигнет издалекаВ кусте темнеющего поляЛишь бедный светик светляка..

6 августа 1910

«Я коротаю жизнь мою…»

Я коротаю жизнь мою,Мою безумную, глухую:Сегодня – трезво торжествую,А завтра – плачу и пою.

Но если гибель предстоит?Но если за моей спиноюТот – необъятною рукоюПокрывший зеркало – стоит?..

Блеснет в глаза зеркальный светИ в ужасе, зажмуря очи,Я отступлю в ту область ночи,Откуда возвращенья нет...

27 сентября 1910

«Там неба осветленный край…»

Там неба осветленный крайСредь дымных пятен.Там разговор гусиных стайТак внятен.

Свободен, весел и силен,В дали любимойЯ слышу непомерный звонНеуследимый.

Там осень сумрачным перомШироко реет,Там старый лес под топоромРедеет.

Сентябрь 1910 (5 мая 1911)

Юрию Верховскому

(При получении «Идиллий и элегий…»)

Дождь мелкий, разговор неспешный,Из-под цилиндра прядь волос,Смех легкий и немножко грешный —Ведь так при встречах повелось?

Но вот – какой-то светлый генийС туманным факелом в рукеЗанес ваш дар в мой дом осенний,Где я – в тревоге и в тоске.

И в шуме осени суровомЯ вспомнил вас, люблю ужеЗа каждый ваш намек о новомВ старинном, грустном чертеже.

Мы посмеялись, пошутили,И всем придется, может быть,Сквозь резвость томную идиллийВ ночь скорбную элегий плыть.

Сентябрь 1910 (5 мая 1911)

Посещение

Голос

То не ели, не тонкие елиНа закате подъемлют кресты,То в дали снеговой заалелиМои нежные, милый, персты.Унесенная белой метельюВ глубину, в бездыханность мою, —Вот я вновь над твоею постельюНаклонилась, дышу, узнаю...Я сквозь ночи, сквозь долгие ночи,Я сквозь темные ночи – в венце.Вот они – еще синие очиНа моем постаревшем лице!В твоем голосе – возгласы моря,На лице твоем – жала огня,Но читаю в испуганном взоре,Что ты помнишь и любишь меня.

Второй голос

Старый дом мой пронизан метелью,И остыл одинокий очаг.Я привык, чтоб над этой постельюНаклонялся лишь пристальный врагИ душа для видений ослепла,Если вспомню, – лишь ветр налетит,Лишь рубин раскаленный из пеплаМой обугленный лик опалит!Я не смею взглянуть в твои очи,Всё, что было – далёко оно.Долгих лет нескончаемой ночиСтрашной памятью сердце полно.

Сентябрь 1910

Комета

Ты нам грозишь последним часом,Из синей вечности звезда!Но наши девы – по атласамВыводят шелком миру: да!Но будят ночь всё тем же гласом —Стальным и ровным – поезда!

Всю ночь льют свет в твои селеньяБерлин, и Лондон, и Париж,И мы не знаем удивленья,Следя твой путь сквозь стекла крыш,Бензол приносит исцеленья,До звезд разносится матчиш

Наш мир, раскинув хвост павлиний,Как ты, исполнен буйством грезЧерез Симплон, моря, пустыни,Сквозь алый вихрь небесных роз,Сквозь ночь, сквозь мглу – стремят отнынеПолет – стада стальных стрекоз!

Грозись, грозись над головою,Звезды ужасной красота!Смолкай сердито за спиною,Однообразный треск винта!Но гибель не страшна герою,Пока безумствует мечта!

Сентябрь-октябрь 1910 (1917)

«Идут часы, и дни, и годы…»

Идут часы, и дни, и годы.Хочу стряхнуть какой-то сон,Взглянуть в лицо людей, природыРассеять сумерки времен...

Там кто-то машет, дразнит светом(Так зимней ночью, на крыльцоТень чья-то глянет силуэтом,И быстро спрячется лицо).

Вот меч. Он – был. Но он – не нужен.Кто обессилил руку мне? —Я помню: мелкий ряд жемчужинОднажды ночью, при луне,

Больная, жалобная стужа,И моря снеговая гладь...Из-под ресниц сверкнувший ужас —Старинный ужас (дай понять)...

Слова? – Их не было. – Что ж было?Ни сон, ни явь. Вдали, вдалиЗвенело, гасло, уходилоИ отделялось от земли...

И умерло. А губы пели.Прошли часы, или года...(Лишь телеграфные звенелиНа черном небе провода...)

И вдруг (как памятно, знакомо!)Отчетливо, издалекаРаздался голос: Ессе homo![21]Меч выпал. Дрогнула рука...

И перевязан шелком душным(Чтоб кровь не шла из черных' жил),Я был веселым и послушным,Обезоруженный – служил.

Но час настал. Припоминая,Я вспомнил: Нет, я не слуга.Так падай, перевязь цветная!Хлынь, кровь, и обагри снега!

4 октября 1910

«Знаю я твое льстивое имя…»

Знаю я твое льстивое имя,Черный бархат и губы в огне,Но стоит за плечами твоимиИногда неизвестное мне.

И ложится упорная гневностьУ меня меж бровей на челе:Она жжет меня, черная ревностьПо твоей незнакомой земле.

И, готовый на новые муки,Вспоминаю те вьюги, снега,Твои дикие слабые руки,Бормотании твоих жемчуга.

18 ноября 1910

«В неуверенном, зыбком полете…»

В неуверенном, зыбком полетеТы над бездной взвился и повис.Что-то древнее есть в поворотеМертвых крыльев, подогнутых вниз.

Как ты можешь летать и кружитьсяБез любви, без души, без лица?О, стальная, бесстрастная птица,Чем ты можешь прославить творца?

В серых сферах летай и скитайся,Пусть оркестр на трибуне гремитНо под легкую музыку вальсаОстановится сердце – и винт.

Ноябрь 1910

Стихотворения 1911 года

«В огне и холоде тревог…»

В огне и холоде тревог —Так жизнь пройдет. Запомним оба,Что встретиться судил нам богВ час искупительный – у гроба.

Я верю: новый век взойдетСредь всех несчастных поколений.Недаром славит каждый родСмертельно оскорбленный гений.

И все, как он, оскорбленыВ своих сердцах, в своих певучих.И всем – священный меч войныСверкает в неизбежных тучах.

Пусть день далек – у нас всё те жЗаветы юношам и девам:Презренье созревает гневом,А зрелость гнева – есть мятеж.

Разыгрывайте жизнь, как фант.Сердца поэтов чутко внемлют,В их беспокойстве – воли дремлют,Так точно – черный бриллиант

Спит сном неведомым и странным,В очарованья бездыханном,Среди глубоких недр, – покаВ горах не запоет кирка.

Январь 1911 (6 февраля 1914)