Бета Малого Льва - Елена Федина

— Я знаю, Леций, — смиренно сказала Зела.

— Подойди же ко мне.

Ольгерд увидел сцену встречи. Они обнялись, они сомкнулись как две разломанные половинки. Этот тип даже позволил себе запустить руки в ее пышные волосы. Они что-то сказали друг другу по-аппирски.

— Садись, — улыбнулся Леций, — я сяду только после дамы.

Она медленно опустилась рядом с ним, подминая рукой пышные юбки. Тогда сел и он, по-царски возложив руки на подлокотники. Его слуги расторопно эти руки поцеловали, каждый со своей стороны.

— Брысь! — шутливо скомандовал им Леций, как любимым, но надоедливым собакам.

Может, он и был «растрепан», но настроение у него явно было хорошим. Чего нельзя было сказать о его гостях.

— Носильщиков не маловато? — спросил Ольгерд.

Хозяин посмотрел на него ясными синими глазами и почему-то засмеялся.

— Я им еще не то позволяю, — заявил он вполне дружелюбно.

Обаяния у него было не отнять. Отвратительной самоуверенности тоже. Ольгерд не привык иметь дело со средневековыми вельможами.

— Видишь ли, — пустился в рассуждения хозяин замка, — эти мелкие детали бросаются в глаза только землянину. Ты привыкнешь. Если, конечно, захочешь остаться.

— Леций, зачем ты оправдываешься? — вдруг резко спросила Зела, как будто он делал что-то недостойное его сана, и Ольгерд с досадой понял, что она целиком на стороне этого самодовольного феодала, коей чести тот явно не заслуживал.

— Я не оправдываюсь, — пожал он плечом, — я просто готовлю нашего друга к нашей жизни. Он строг! И категоричен. Это пройдет. Знаете, жизнь хороша тем, что все, в конце концов, становится на места.

Обед напоминал кроличье мясо с гарниром, рагу из овощей было острым и подозрительно пахло, зато вино оказалось вполне сносным. Хлеб был горячий и испечен в виде маленьких продолговатых лепешек, посыпанных дроблеными зернами. В вазах красовались своеобразные виды яблок, апельсинов, винограда и прочих фруктов. Своего часа ждали и пирожные с кренделями. Ольгерд ел без аппетита, но с любопытством.

Хозяин, постоянно улыбаясь, вел светскую беседу, не особо содержательную, но все-таки разряжающую обстановку. Он рассказал, какой замечательный у него повар, где для него выращивают эти самые апельсины, почему ему нравится в столовой эта картина со слонами на водопое, и прочую отвлекающую муть. Потом он отложил вилку с ножом, как будто изнемог от пользования этими предметами, и измученно откинулся на спинку своего хозяйского кресла.

— Ольгерд, завтра весь мой муравейник будет говорить на твоем языке, — заявил он великодушно, — но это еще не все аппиры. Тебе придется самому научиться понимать нас. Так будет гораздо удобнее.

Кто бы спорил!

— Я не умею изучать язык за сутки, — сказал Ольгерд.

— Это просто: компьютер, мозговой допинг, немного синей энергии и чуть-чуть практики. Языковой барьер мешает даже мне с тобой общаться. У нас есть вещи, на ваш язык не переводимые.

— Кое-что ясно без слов, — хмуро сказал Ольгерд.

Леций посмотрел на него внимательно и перестал улыбаться.

— Безусловно.

За широкими окнами, за белыми перекрытиями балкона, за каменным забором, стоял суровый хвойный лес, буро-зеленый и влажный, какой бывает ранней весной или поздней осенью.

Ричард вернулся с озера поздно ночью. Он наплавался вволю. Он дал успокоить себя теплому летнему вечеру и прохладной черной воде. Он им позволил. И они старались, как верные друзья. Но ничего не получалось. На душе было по-прежнему тревожно и скверно.

В гостиной горел свет. На диване сидела грустная Алина, рядом, переливаясь, лежал ее серебристый плащ.

— Не смогла тебе дозвониться, — объяснила она.

— И не надо было, — сказал он, отправляя в стирку полотенце.

— Что с тобой? — спросила она недовольно, — Ричард, я не понимаю, что с тобой происходит?

— Долго объяснять, — он устало сел рядом с ней на диван и закрыл глаза.

— Раньше ты мне рассказывал! — в ее голосе появились возмущенные нотки.

— Это наши семейные дела, — сказал он терпеливо.

— Понятно, — усмехнулась Алина, — она уже — твоя семья, — а меня, значит, это не касается.

Ему не хотелось с ней ссориться, тем более не хотелось ее обижать. Хотелось спать. И чтобы все оставили его в покое.

— Понимай, как хочешь, — равнодушно ответил он, — по-моему, я еще днем тебе все сказал.

— Не все, — усмехнулась Алина, — ты не сказал, почему.

— Это нужно?

— Женщина имеет право знать, за что ее бросают!

— Я тебя не бросаю. Я просто ухожу в тину, как старый, дохлый карась. Так понятнее?

Она вскочила, посмотрела на него сверху вниз с чувством бесконечного превосходства.

— Понятнее! Ты просто влюбился в эту свою медузу как последний идиот! — заявила она презрительно, этот тон был ей более привычен и ему в разговоре с ней — тоже, — Господи! Неужели у мужчин все мозги в одном месте?! Ну, прошвырнулся с ней по побережью, ну дорвался до чужой подстилки, может, хватит? Ничего нового уже не будет. Никакой космической любви! Где она сейчас, твоя пассия? В замке с Ольгердом?

— Лина, помолчи.

— Не переживай, он ей тоже не нужен, — не на шутку распалилась Алина, — просто этой сучке все равно, с кем из Оорлов спать!

У него не было сил даже на нее разозлиться, просто хотелось, чтоб она ушла.

— Это ты успокойся, — посоветовал он хмуро, — и выбирай выражения.

— Я приличных выражений такого рода не знаю.

— Она любит Ольгерда — вот как это звучит на самом деле.

— Да? — Алина посмотрела с какой-то издевательской насмешкой, — любит Ольгерда, а трахается, как выдра, с тобой?

Ему показалось, что миром этот разговор все-таки не кончится.

— Кто тебе такое сказал? — спросил он, начиная выходить из себя.

— Перестань, Оорл, — заявила она все в том же издевательском тоне, — не делай из меня дурочку… я сама видела ваши смятые подушки. Это Силину можешь рассказать, что полетел на побережье по делу. Может, он тебе и поверит!

— Ты что, была в гостинице?

— Разумеется!

Ричард посмотрел на нее изумленно, что-то нехорошо заныло у него под ложечкой.