Радио Судьбы - Дмитрий Сафонов

Джордж вскрикнул и покачнулся, альбом выпал из его рук, добавив свое содержимое к рассыпанным на полу снимкам.

Он тяжело захрипел и вдруг понял... что если он сейчас же не уберется отсюда, то сойдет с ума. Прямо здесь.

Неверными спотыкающимися шагами он побрел обратно, в ту комнату, где была печка. В дальнем углу зала была еще одна дверь, ведущая, судя по разбросанным на полу игрушкам, в детскую, и он бросил туда один неосторожный взгляд, но тут же крепко зажмурился и отвел глаза.

Потому что... На это нельзя было смотреть. На это невозможно было смотреть.

А ему еще предстояло пройти мимо закрытого люка. Ему предстояло это ПЕРЕЖИТЬ.

Джордж почувствовал, как волосы на голове встали дыбом. То, что он всегда считал преувеличением, вымыслом, на деле оказалось реальным – волосы действительно стояли дыбом, словно он их хорошенько потер куском эбонита.

Ноги превратились в куски не застывшего желе, они дергались и двигались, как хотели, но они все-таки несли его прочь отсюда.

Джордж будто плыл в собственном поту, ощущая, как что-то хлюпает в сапогах. Ему приходилось пробираться сквозь неожиданно сгустившийся воздух, проталкивать вперед свое тело, преодолевать пространство с огромным трудом, но это был единственный путь к спасению.

С необыкновенной ясностью он почувствовал, что если сейчас он услышит хотя бы один звук, доносящийся из погреба, то мгновенно умрет. Голова его лопнет тугим фонтаном алых брызг, и, пожалуй, он станет похожим на ту собаку рядом с конурой. Собаку, одетую в пятикарманные ливайсы и кожаную куртку.

Он на мгновение замер на пороге... и шагнул вперед.

Он прижался к печке, чтобы быть как можно дальше от этого ужасного погреба, он терся об нее плечом, срывая побелку, и глаза, вывалившиеся из орбит, бешено крутились. Ему показалось, что он ЧУВСТВУЕТ этот стон, медленно поднимающийся из черных глубин подвала. Он еще не достиг его ушей, но уже родился и тек, перебирая щупальцами, пытался пробиться сквозь узкую щель, просочиться между половицами, чтобы настичь его. Этот неслышный стон был подобен веселому огоньку, пляшущему на самом кончике бикфордова шнура, а голова Джорджа была до отказа набита динамитными шашками, и не надо быть ясновидящим, чтобы понять, что случится, когда они встретятся.

Он старался, как мог, ускорить шаги, но чувствовал себя водолазом в тяжелом скафандре, пробирающимся сквозь толщу воды. И давление в шлеме становилось все сильнее и сильнее...

Последние шаги... Джордж повернул за печку, добрался до двери на веранду и шагнул прямо на нее. Он не смог открыть ее или распахнуть ногой – он просто упал на дверь всем телом, больно ударившись левым плечом. Но... Он даже обрадовался этой боли, словно старому знакомому после долгой разлуки, потому что... Он возвращался.

Джордж переносил ногу через порог, и тут звук настиг его. Бикфордов шнур рассыпался в труху, в серую пыль пепла, смертоносный огонек ударился в бледно-коричневый цилиндр динамитной шашки, дернулся, зашипел и... затих.

К счастью, это был не стон. Бой. Часы, висевшие на стене, отбивали удары, из маленького круглого окошка вылетала обезумевшая кукушка и хрипло кричала:

– Ку-ку! Джорджик! Как тебе нравится то, что ты видишь? А? Ку-ку! Ты ведь уже догадался, как он это сделал? Ку-ку! Он застрелил собаку, первым делом собаку, потому что она могла помешать! Ку-ку! А затем он взялся за жену! Эта дура так ничего и не поняла! Ку-ку! Она даже хотела убежать и выскочила за калитку! Ку-ку! Джорджик! Это было чертовски весело! Видел бы ты, как она визжала и хваталась за почтовый ящик! Ку-ку! Ну а когда он добрался до девчонок, началась настоящая потеха! Ты бы животик надорвал со смеху! Ку-ку!

Перед глазами все прыгало и кривлялось. Ему казалось, что земля сотрясается от его шагов, стоит только ступить, и она начинает дрожать, метаться, ускользать... Но ведь нельзя было не бежать отсюда!

Спотыкаясь и падая, он побежал вперед. Калитка сузилась до размеров булавочного ушка, и Джордж не сразу смог в нее попасть.

Наконец ему это удалось. Он вывалился за ограду и, пробежав несколько шагов, упал в траву. Ружье, словно живое существо, вырвалось у него из подмышки и, пару раз перевернувшись в воздухе, отскочило в сторону.

И... Словно все стихло. Трава была по-прежнему зеленой, ветерок – прохладным, а день – солнечным.

Джордж огляделся и увидел Риту, застывшую, как гипсовая статуя в городском парке. Она смотрела на него, не отрываясь, и в ее искаженных чертах, как в зеркале, Джордж прочитал все, что было написано на его лице.

«Боже! Неужели все НАСТОЛЬКО ужасно?» – подумал он, и в следующую секунду его вырвало.

У него не осталось никаких сомнений: натянутая струна, не выдержав, лопнула, и мир летел в смердящую черную пустоту. По сути дела, мира больше не было. Остались только УЖАС и СМЕРТЬ.

И еще – они. Неизвестно каким чудом двое выживших.

Джордж снял с себя черную куртку, украшенную яркими узорами красных помидоров и яичного желтка, размахнулся и закинул ее как можно дальше. Затем развязал шарф и тщательно вытер им рот. Скомканная шелковая тряпка полетела следом за курткой.

Потом... он бросился к Рите, упал в траву и уткнулся лицом в ее колени. А потом... Случилось и вовсе необъяснимое. По крайней мере, он так думал, – что объяснить это невозможно. Он заплакал.

Двенадцать часов две минуты. Окрестности Серпухова.

Вертолет подлетал к городу с северо-запада. Кресло и столик, за которым расположился Севастьянов, стояли по левому борту, поэтому он хорошо мог видеть все, что происходит внизу: в городе и ТАМ. За ним.

И... он не видел ничего. Только легкую сизую дымку, повисшую над дальним лесом.

Машины по-прежнему юрко сновали по шоссе, город жил своей жизнью, и никто из жителей не знал, что творится у них под боком.

Севастьянов знаком подозвал второго пилота и объяснил ему: он хочет, чтобы пилот облетел ЗОНУ по широкой дуге, ему надо было увидеть все своими глазами.

Второй кивнул, скрылся в кабине, а через несколько секунд появился вновь, сжимая в руке мощный бинокль.

Генерал взял бинокль и уткнулся в иллюминатор. Он уже набросал план первоочередных задач и отдал необходимые распоряжения. Кроме того, с высоты в полтора километра у него была возможность оценить, как они выполняются.

По лесной грунтовой дороге ползла длинная зеленая гусеница – колонна «Уралов». Ему показалось, что он даже смог разглядеть полевую кухню, прицепленную к одной из машин, и он сразу отметил это.

«Толковый командир. Дурак приказал бы гонять машину из столовой и обратно. От этого только сумятица и неразбериха. Опять же – техника всегда под рукой. К тому же пища из столовой сильно отдает домашними пирожками. В поле нужно есть кашу – жирную, с дымком. Надо бы сообразить, что это за часть, и потом вынести ему устную благодарность перед строем. Потом. Когда все будет закончено».

Это было что-то вроде приметы: Севастьянов всегда планировал заранее, что он должен сделать потом, после выполнения БОЕВОЙ ЗАДАЧИ. Так легче. Когда есть какие-то ориентиры в будущем (пусть даже – самые зыбкие и малозначащие), легче справляться с текущими делами.

Он раскрыл подробный план местности, сверился с тем, что он видел из вертолета, и поставил крестик. Часть ПВО в стороне от Серпухова и Тарусы. Отдельный ЗРП – зенитно-ракетный полк. Он помедлил секунду – нужная информация заняла свою полочку в банке памяти – и снова поднял бинокль.

Конечно, никакой особой заслуги в том, что командир сумел так быстро выдвинуться к месту дислокации, не было. Будний день, время – до обеда, весь личный состав занят на работах, офицеры находятся в своих подразделениях... Никого не пришлось поднимать ночью из постелей, ждать, пока все соберутся... Это так.

Но Севастьянов знал и другое. Это на бумаге – все очень гладко. А на деле... Хорошо, если из десяти машин уверенно заводятся хотя бы шесть. А то и пять. Запчастей нет, бензина нет, того нет, сего нет...

И ушастые солдаты-срочники смотрят на службу с одним и тем же чувством: поскорее бы все это кончилось.

Кто-кто, а Севастьянов хорошо знал, чего стоило Грачеву в октябре 93-го привести танки в Москву, на штурм Белого дома. Можно по-разному оценивать его действия – и с военной, и с человеческой точки зрения, но... Он знал, КАК и КТО заводил эти танки, кто вел их короткой лесной дорогой – через Головеньки – к столице. Офицеры и прапора. Ну, конечно, в экипажах были солдаты, которые потом попадали в камеры журналистов, но молодых лейтенантов, прапорщиков и сверхсрочников было куда больше.

Разумеется, бред. В 91-м этот самый Белый дом защищали, а в 93-м – штурмовали. А потом и вовсе: депутаты, как стая жадных ворон, поднялись с одной мусорной кучи и перелетели на другую – в здание на Охотном ряду.

Складывалось такое впечатление, что в этом и была суть– в переездах и ремонтах. Кто-то хорошо набил на этом карманы.