Радио Судьбы - Дмитрий Сафонов

Дмитрий Сафонов

Радио Судьбы

– Пап, ну скоро мы приедем?

Мужчина, сидевший за рулем длинной «Нивы», поморщился как от зубной боли. Они проехали чуть больше половины пути, а сын уже весь изнылся. «Скоро? Скоро?» Это началось, едва они съехали с МКАД и взяли курс на Тулу. Семьдесят километров до Серпухова, там – в сторону от Симферопольского шоссе, через город, затем, минуя Тарусу, – на второстепенное пустынное шоссе, ведущее в Калугу, и по нему – еще километров сорок. Итого – двести пятьдесят километров от дома до дачи.

Местечко, где стояла их дача, было тихое и живописное. Никаких соседей в радиусе километра. Рядом речка – к счастью, недостаточно глубокая для того, чтобы постоянно беспокоиться за восьмилетнего сорванца: «А не утащили ли тебя на дно русалки, сынок?» Скорее не речка, а ручей, чистый и всегда холодный. На большом участке – десять огромных лип с черными корявыми стволами и густыми кронами. Даже в самые жаркие дни половина участка была укрыта прохладной тенью. А если хочешь позагорать – пожалуйста: ставь топчан на открытом месте и поджаривайся сколько душе угодно. Единственный недостаток – ездить на дачу далеко. Туда-обратно набегало полтысячи верст. А сколько бензина жрет это четырехколесное чудовище, лучше и не вспоминать. Но сейчас они ехали надолго – впереди законные две недели отпуска. Машина была забита под завязку. На переднем сиденье устроилась жена. Она нервно обмахивалась каким-то проспектом, взятым из «Рамстора», куда они заезжали, чтобы купить все необходимое

Все необходимое в понимании мужчины – это вдоволь пива и мягкая нежная телятина на шашлык. Четыре килограмма. И несколько пачек майонеза. Он порежет телятину мелкими, в половину спичечного коробка, кусочками, добавит нарезанный кольцами лук и зальет майонезом. И все. Никаких специй, уксуса, минеральной воды, кефира или сухого вина. Телятина, лук и майонез – вот рецепт настоящего шашлыка. Все остальное – ерунда.

Мужчина глянул в зеркало заднего вида. Неизвестно, придется ли ему СЕГОДНЯ вечером снимать с шампура сочное дымящееся мясо и запивать его холодным пивом. Скорее всего, нет. Наверняка теща замучает различными мелкими поручениями. «Сделай то да сделай это...» Он бросил еще один быстрый взгляд в зеркало. На заднем сиденье, в дурацкой панаме, разукрашенной узором «весна в джунглях», восседала теща, дородная дама лет пятидесяти пяти, с обрюзгшим лицом и красной морщинистой кожей на груди. Одной рукой она опиралась на свою сумку, набитую непонятно чем, а другую положила внуку на плечо.

Мальчишка ерзал и так и этак, пытаясь избавиться от тяжелой ладони, которая жгла небось почище раскаленной сковородки, но почему-то не мог просто взять и скинуть бабушкину руку. Знал, что с ней лучше не спорить.

«Вся семейка такая: что мамаша, что дочка... Если уж откроют рот – хоть святых выноси!» Внезапно мысль о предстоящих двух неделях отдыха показалась мужчине не столь уж заманчивой. Жена давно настаивала на том, чтобы поехать к морю, но у него была спасительная отговорка: отпуска не совпадают. Вот так, любимая! Извини! Очень жаль, но...

Он уже потирал руки и блаженствовал, предвкушая долгое валяние в кровати по утрам и вечернюю рыбалку на Оке в четырех километрах от дачи по разбитой грунтовой дороге, для этого и была куплена именно «Нива», хотя она тряслась и гудела на трассе, как электромясорубка, и отличалась весьма неумеренным аппетитом), но начальник жены вдруг смилостивился («Козел! Не мог отказать, ссылаясь на служебную необходимость. По-моему, она с ним спит. Я давно подозре вал...») и подписал заявление об отпуске в середине июля.

Нет, на море они не поехали. Деньги, которые понемножку откладывали весь год на отпуск, пошли на ремонт. Не на какой-нибудь шикарный евроремонт – самый обычный. Жена сама сторговалась с бригадой бойких молдаван (единственное их достоинство, что берут дешевле), купила на строительном рынке все, что они сказали, и оставила в московской квартире тестя – наблюдать за порядком. Тесть, бессловесный худой мужик с вечно слезящимися красными глазами, словно он постоянно оплакивал чудовищную ошибку, совершенную в молодости, как нельзя лучше подходил для этой роли. Маленький, забитый, с половиной желудка (вторую вырезали вместе с какой-то противной опухолью), непьющий и смирный. «Ну не дышать же нам все лето краской!» – сказала жена. Да уж конечно, чего ею дышать? Пусть тесть дышит. С легкими-то у него пока все в порядке. Легкие – это не желудок.

Мужчина поймал себя на мысли, что как-то легко называл тестя «отцом», а вот тещу – только по имени-отчеству. Почему-то ему ни разу не пришло в голову назвать «мамой» эту огромную, вечно красную и потную женщину. Собственно, он и женщиной ее не считал – только тещей.

Думая о ней, он всегда вспоминал пословицу американских колонизаторов: «Хороший индеец – мертвый индеец».

Правда, он боялся, что не дождется этого никогда. Хотя теща и носилась со своей гипертонией, как курица с яйцом (и при этом с удовольствием ела все жирное – масло, булочки, сало, пирожки), но здоровье у нее было железное.

Мужчина чуть повернул руль вправо, вкладывая машину в затяжной пологий поворот. Огромный зонтик – такие ставят в летних кафе – уткнулся ему в плечо. Мужчина снова поморщился. Этот дурацкий зонтик никак не хотел складываться, но и оставить его тоже было нельзя. «Как же я буду без зонта в такую жару? Солнечные ванны мне вредны. Не забывайте, что у меня – ГИПЕРТОНИЯ!»

Теща говорила это, обращаясь ко всем троим – зятю, дочери и внуку, – но при этом смотрела именно на него. Ведь он – единственный, кто мог набраться смелости возразить. «Только попробуй!» – прочитал он в ее глазах и покорно засунул этот идиотский зонт в машину. И теперь верхушка упиралась в заднее стекло, а ножка – в его плечо всякий раз, когда он поворачивал направо.

Мужчина нервно дернул плечом, как лошадь, смахивающая овода.

– Пап, ну скоро мы приедем?

– Терпи, сынок. – Жена обернулась к сыну и говорила этаким ласковым... ангельским голоском. – Видишь, у папы не хватило денежек, чтобы купить дачу поближе. Он просто мало учился и теперь не может толком обеспечить семью. Когда ты вырастешь, купишь маме большой дом совсем рядом с Москвой. Если будешь хорошо учиться... Правда? Чтобы пробиться в этой жизни, надо много учиться.

Сын кивнул.

«Мало учился... А что, этот твой Абдулла Сулейманович, которого ты постоянно ставишь мне в пример, много учился? Подозреваю, что он и восьми классов не закончил. Просто – фарт. И природная наглость». Мужчина снова поморщился. «А сама-то? Давно ли ты окончила заочный, подруга? Как же, она теперь бухгалтер! Была продавщицей в рыбном отделе – стала бухгалтером. Великий путь к сияющим вершинам! А кто тебя кормил, пока ты корпела над тетрадями? А до того, когда ты ходила с пузом, а потом была три года в отпуске по уходу за ребенком? Твой дурак муж. Который мало учился. Который дни и ночи стеклит эти гребаные балконы и лоджии, лишь бы не отстать от тебя в зарплате. Потому что тогда ты будешь попрекать меня каждым куском хлеба, который я сжую... Шалава!»

Он быстро оглянулся. Ему показалось, что последнее слово он произнес вслух. Но нет. Все тихо. Все молчат. Жена торжествующе улыбается, сын задумался над смыслом жизни (а скорее всего над тем, когда же бабушка уберет свою горячую потную ладонь с его плеча), а теща одобрительно кивает: «Правильно. Так его, пса безродного. Попинаем немножко, попи наем. Чтобы не забывал свое место».

Ему было что возразить, и немало. Например, что, каков бы он ни был, уж для своей-то супруги он самый что ни на есть распрекрасный принц. Хотя бы потому, что других не намечалось. Что неудивительно: с такими-то ногами... Да с такой физиономией... Да с такими толстыми и плоскими грудями... В общем, список можно продолжить.

А теще он бы обязательно припомнил салат и котлетки. И посмотрел бы, как ее морда становится из ярко-красной свекольно-фиолетовой. Когда они играли свадьбу, было решено нести расходы пополам. Он честно дал половину денег, а теща, в то время еще не вышедшая на пенсию и работавшая завпроизводством в заводской столовой, пообещала доложить продуктами. И доложила. Как наложила. Салат оливье оказался прокисшим, зато его было много – теща притащила два ведра. Дураку понятно, что нельзя заправлять салат майонезом заранее, иначе он непременно прокиснет. Вот он и прокис. Ну а котлеты... Они были не из мяса. Из чего, он так и не понял, но не из мяса, это точно. Перемолотые кости и жилы. Видимо, мясо досталось директору столовой пополам с директором завода. А заведующей производством – кости и жилы.

Тарелки с салатом стояли какие-то подозрительно полные. Даже его друзья, успевшие хорошенько набраться еще до того, как свадебный кортеж из одной потрепанной «Волги», двух «жигулей», «москвича» и «запорожца» подъехал к дому, – даже они с веселым ржанием говорили: «Спасибо, не надо!», когда теща предлагала им положить в тарелки салата. Она так и ходила, как дура, с большой ложкой в руке и пыталась каждого насильно накормить кислятиной. И когда Серега – простой малый, привыкший говорить то, что думает, – во всеуслышание заявил, что оливье-то того... немного воняет, вроде как его носки, если не сменить их к концу недели, теща вспыхнула, убежала на кухню, а молодая жена, больно ущипнув новоиспеченного мужа, бросилась ее успокаивать. И сам он тоже поплелся следом. И извинялся за Серегу. А теща, злобно сверкая глазами, выкрикивала: «Чтобы ноги его больше никогда не было в нашем доме!», хотя свадьбу играли не у нее, а у него в доме. Но он согласился. Вот оттуда все и началось. Вот с того момента из него и начали вить веревки и заплетать их в тугую косичку.