Наездник - Радик Соколов

Как можно творить такое безумство? Что случилось с людьми? Что можно сделать? Множество страшных видений, страданий далеких и близких, мучений разных эпох и народов внезапно встало перед его внутренним взором. От безысходности у Шатова заболела голова и он решил просто полежать и попытаться ни о чем не думать. Расслабившись Шатов положил голову на подушку. Гонка последних дней так вымотала его, что он не заметил, как заснул.

Глава 3

— Беда — попасть в поганую компанию, — думала в этот момент Люба, смотревшая из соседнего окна — Затянет в нее и все, считай пропал. Девушка медленно отпила чай и скрестила ножки. В душе осталась щемящая неловкость и обида на все происходящее. Ведь за месяцы, проведенные в совместной работе с изгнанными докторами, она прониклась восхищением их неподдельной самоотверженностью и профессионализмом. Хоть было не принято делиться своими воспоминаниями, но она чувствовала какую непростую жизнь выдалось прожить этим людям и новая несправедливость. Хотелось выть от жестокости и бессмысленности происходящего. Ради чего? Зачем? Почему? От собственного бессилия она разревелась. Даже пожаловаться некому. Не так поймут. Объявят еще пособницей. Старшая была мастерицей перевернуть все с ног наголову. Девкам все равно. Дуры они тут все, бестолковые, не понимают ее тонкой душевной организации. От жалости к себе захотелось плакать еще сильнее. Скорее бы к маме.

Просыпался Шатов толчками. Поезд, погромыхивая на стыках и стрелках, неуверенно набирал ход. Под стук колес и покачивание вагона спать пока непривычно. Движение ровное, плавное изредка прерывалось неприятными вздрагиваниями. Давала себя знать особая конструкция кригеровского вагона, предназначенного для транспортировки тяжелых больных и скрадывающая мелкие стыки. Паша, находясь между сном и явью на секунду перестал понимать, чего он больше хочет. Чтобы события последних дней оказались выдуманными или реальными. Не было никакого страха, осталась только надежда, что все произошедшее с ним не плод воображения, а реальность. «Жить становится все интереснее» — убеждал он себя.

Определенность наступила только когда он открыл глаза и осмотрелся. Ни что не дрогнуло в его душе, видимо чересчур вымотался за последние дни, чтобы проявлять яркие эмоции. Ох хорошо. Насладиться покоем не удалось. Улыбка счастья вышла кривоватенькая, когда Павел заметил, что его окончательно разбудило.

Приближался обход. Возглавлял группу высокий, широкоплечий мужчина с изрытым оспинами лицом, одетый в плохо сидящий белый халат. Грубые, потрескавшиеся руки с больными ногтями сразу дали понять Шатову, что главным в обходе совсем не медик. Врач, человек интеллигентный и грамотный не допустит на рабочем месте такого состояния своего инструмента — кистей. Сопровождали «врача» Мымра, о которой Павел составил мнение, посмотрев немую сцену, и прелестная девушка, в которой мнимый больной с трудом узнал вчерашнего диспетчера.

Навострив уши, Шатов услышал, как Мымра начала докладывать перед началом обхода.

— Пациентов на данный момент трое. В вагоне следует одна медсестра. Санитары за ненадобностью переведены. Будем смотреть только ходячих?

— Не задавайте вопросов. Осмотрим и опросим всех. — Строго, игнорируя игривый тон, поставил всех на место мужик.

— Вот кстати… не угодно ли Вам будет взглянуть — сказала Мымра. — Павел Шатов шестнадцать лет, неправильно сросшийся трехлодыжечный перелом правого голеностопного сустава с подвывихом стопы. В анамнезе тяжелое сотрясение головного мозга. Направлен госпиталем для оперативного лечения в институт травматологии и ортопедии.

Вот и начинается то, чего так хотел избежать Шатов. Настоящая проверка. Пришло время премьеры. Если до сих пор он был «самим собой» — начитанным мальчиком из старорежимной интеллигентной семьи, войной заброшенным в другой город, то теперь, в соответствии с документами, он — воспитанник детского дома, в котором провел почти все время с начала войны. Слава богу, что у него был объект для подражания — весельчак с топором, старина Робин Гуд. Теперь следовало соблюдая специфический темпо-ритм речи продемонстрировать явно недостаточно наработанный навык поведения. Ведь, наверняка, в голове НКВДшника сидит двигательно-речевой штамп, присущий этой группе. Если Шатов выпадет из образа, все «финита ля комедия».

Дальше в разговор включился мужчина, совершенно не интересовавшийся медицинским аспектом пребывания больного на койке.

— Я тебя убедительно прошу четко отвечать на мои вопросы. — Сотрудник без интереса отбывал номер. — Откуда родом?

— Так это. — Бегающие глаза Павлика никак не желали останавливаться на строгом лице сотрудника. — Мамка родила. В столице, стало быть. Вот.

— Свой домашний адрес помнишь? — в его голосе явственно присутствовали скучающие нотки, звучавшие лучше любой похвалы.

— Как не помнить. Затвердил, не выбьешь. Липовая дом 22 квартира 24. — Павел старался как можно сильнее вжаться в спинку и подальше отодвинуться от «доктора».

— Как оказался здесь? — Уже привычно, как на родной «контингент» грубо прикрикнул сотрудник, сам выпавший из образа «медика».

— Эвакуировали вместе с матерью. Когда она умерла, определили в детский дом. — Сделав вид, что хочет заплакать, Шатов потянулся кулаком к глазам, но остановившись сделал глупое лицо будто решив, что слезы будут неважно смотреться на его уже почти взрослом лице.

— Ты в каком конкретно доме жил, напомни, как он выглядит. — Необычайно сладким голосом, вспомнив, что он «добрый» поинтересовался чекист.

— Вот на этот вопрос Шатов не знал ответа, но без промедления произнес, — Семь этажей. — Показав предварительно вымазанными руками целую гору. — Серый.

— Да мы соседи. У меня дом на Звонкой, знаешь такую улицу. — Почти не слушая ответ, особист смотрел вперед.

— Знаю. — Буркнул под нос мальчишка. Не зря Шатов подробно изучал план столицы.

— Как повредил ногу? — Уже почти закругляя разговор, вовсе, отвернулся сотрудник.

— Неудачно спрыгнул с крыши, когда от сторожа тикали. — Шатов испуганно прикрыл рот рукой.

— Да мы тут много кто из столицы, — встряла в разговор наивная Любаша, но поймав строгий взгляд мымры, замолчала.

— Вижу вы поладите, закончил разговор «врач», и все трое двинулись дальше. Только сделав несколько шагов, НКВДшник резко обернулся и погрозил мелкому воришке пальцем.

Все «мероприятие» уложилось в четверть часа, зато потом начался настоящий кошмар. Вошедшие молодцы с автоматами заблокировали выходы, а бригада из трех сотрудников приступила к форменному обыску. Перерыли все постельное белье и багаж, вскрыли подозрительные места, даже по потолку как мухи ползали. Хорошо, что искали только оружие и взрывчатку. Был бы приказ, могли и тайник с деньгами и документами в чемодане обнаружить.