Ночь для двоих - Томас Шерри

— У меня есть с собой хлороформ, — ответил маркиз.

На этого мужчину в трудной ситуации можно было положиться.

— Не спеши, дорогая, — сказал Дуглас. — Я хочу предложить тебе сделку. Позволь мне уйти с ожерельем, и никто из вас больше никогда обо мне не услышит.

Элиссанда нервно расхохоталась:

— Странные сделки вы предлагаете, сэр. Позвольте мне напомнить, что после того, как вас вздернут на виселице, мы уж точно никогда больше о вас не услышим. И сохраним ожерелье.

Дуглас фыркнул:

— Может быть, ты прислушаешься к совету тети? Миссис Дуглас, как вы считаете, не лучше ли нашей обожаемой племяннице купить мое молчание?

Тетя Рейчел сидела, молча уставившись в пол.

— Рейчел!— Дуглас возвысил голос.

Тетя Рейчел вздрогнула и неохотно повернула голову к нему.

— Не объяснишь ли ты нашей племяннице, что некоторые секреты лучше оставлять... глубоко погребенными?

Миссис Дуглас отшатнулась.

Элиссанде надоела эта игра кошки с мышкой.

— Дайте, пожалуйста, хлороформ, милорд.

— Тогда я обнародую их здесь и сейчас, — заявил дядя, вероятно, считая, что он все еще хозяин Хайгейт-Корта и его слова что-то значат.

— Нет! — воскликнула тетя Рейчел. — Нет, Элли, он прав. Пусть идет.

— Ни за что! — воскликнула Элиссанда. Ну что же за человек ее тетя Рейчел, если ею может так легко манипулировать мерзавец, связанный по рукам и ногам! — Ему нельзя доверять. Мы отпустим его сегодня, а через полгода он вернется. Подумай о тех, кого он убил. Неужели они не заслуживают правосудия?

— Настоящий Эдмунд Дуглас был удивительно жесток с аборигенами, — сказал дядя. — Так что не думай, что мстишь за невинного человека.

— Это не имеет значения. Я заставлю тебя молчать. А потом отправлюсь в полицию и сдам тебя им на руки. А потом еще найму частных охранников, чтобы ты больше не смог сбежать.

Дядя вздохнул:

— Ты только послушай ее, Рейчел. Ты не думаешь, что мне следовало больше интересоваться девочкой? Решительность, безжалостность, готовность преодолеть все препятствия на пути. Она похожа на меня в этом возрасте.

— Не смей нас сравнивать! — выкрикнула Элиссанда.

— Но почему? Ты же моя плоть и кровь. Почему я не должен нас сравнивать?

Элиссанда похолодела от ужасного предчувствия, но она отмахнулась от него:

— Твоя дочь умерла в младенчестве. Я, слава Богу, не являюсь твоей кровной родственницей.

Дядя улыбнулся. Его улыбка была способна превратить Средиземное море в ледник.

— Нет, дитя мое. Умерла твоя кузина. Моя дочь осталась жива.

Лучше бы он ударил ее по голове ее же собственной сумкой.

— Ты лжешь! — выкрикнула она.

— Видишь ли, твоя мать все обо мне узнала, — спокойно сказал он.— Я рыдал и просил ее не уходить хотя бы ради нашего нерожденного ребенка. И она солгала мне — о, как прекрасно она умела лгать! Она поклялась, что будет со мной до своего смертного часа.

— Ты сказал, что убьешь меня, если я уйду, — едва слышно сказала тетя Рейчел.

Дуглас обернулся к жене.

— А ты что, ждала, что я так легко позволю тебе уйти? Что я откажусь от жены и ребенка? Я верил в твою ложь о преданной любви до тех самых пор, пока ты не плюнула мне в лицо, сказав, что это моя дочь умерла, а не твоя племянница. Ты предпочла, чтобы моя дочь выросла, думая, что ее мать шлюха, а отец неудачник. Ты сделала все, чтобы она чувствовала себя нищей сиротой. Мне следовало убить тебя еще тогда, но я тебя слишком сильно любил.

Элиссанда чувствовала головокружение, но была на удивление спокойна, словно ее окружали толстые стены замка, а шум и хаос за этими стенами — там был Чингисхан со своей армией — не имеют к ней никакого отношения. Да ее там и не было. Она находилась совсем в другом месте.

Муж погладил ее по спине и что-то пробормотал. Но она лишь требовательно протянула руку за хлороформом. Вир дал ей бутылку и носовой платок. Она намочила платок, твердым шагом подошла к дяде и прижала платок к его физиономии.

Глава 20

— Лорд Вир все уладит? — спросила тетя Рейчел, когда поезд тронулся.

Вир остался на платформе. Так и не сняв костюм кучера, он отвез Элиссанду и ее мать на станцию, чтобы они как можно быстрее покинули Эксетер.

«Миссис Дуглас будет намного лучше чувствовать себя дома, чем в полицейском участке» — сказал он.

Вот только его дом теперь не их дом, разве не так?

— Он все сделает как надо, — уверенно проговорила Элиссанда, не сводя глаз с супруга.

Он постепенно удалялся, и Элиссанда почувствовала внутри пустоту. Вскоре станция превратилась в светящуюся точку, а потом и вовсе скрылась из виду.

— Думаю... — неуверенно начата миссис Дуглас, — теперь ты захочешь узнать все?

Элиссанда всмотрелась в знакомое лицо, не такое изможденное, как прежде, но все же состарившееся не по годам.

— Только если ты чувствуешь в себе достаточно сил, мама.

— Полагаю, я справлюсь, — улыбнулась миссис Дуглас. — Но, честно говоря, я не знаю, с чего начать.

Элиссанда подумала о том, что ей рассказал муж.

— Я знаю, что дядя — отец — нарисовал тебя в образе прекрасного ангела задолго до вашей свадьбы. Ты не знала, кто он?

— Он сказал, что впервые увидел меня в Брайтоне, на Западном пирсе, и так влюбился, что подкупил владельца студии, у которого был наш семейный портрет, чтобы тот сообщил ему наш адрес. Мы дали ему адрес, чтобы он переслал картину. Еще он продал ему мою фотографию. Я ни разу не видела его до того, как он появился в нашем доме, назвавшись знакомым моего покойного отца. Ну и я ни в чем не усомнилась. Я жила в крайне стесненных обстоятельствах. Незадолго до этого Шарлотта сбежала из дома. Люди лгали, почему они больше не хотят меня принимать. Мне и в голову не приходило, что кто-то будет лгать, желая подобраться ко мне ближе.

У Элиссанды заныло сердце. Нежная доверчивая девушка, одна в целом свете, и такая уязвимая перед монстром вроде Дугласа.

— Когда ты узнала правду?

— Незадолго до твоего рождения. Я случайно нашла его старый дневник, когда искала что-то другое, уже не помню, что именно. Знай я, что дневник принадлежит ему, ни за что бы не открыла. Но на нем значились инициалы Дж. Ф. К., и мне стало любопытно. — Миссис Дуглас вздохнула: — Я была наивна, глупа и по уши влюблена в своего красивого, умного и богатого мужа. Даже его бешеную ревность я считала романтичной. Сообразив, что почерк Джорджа Фэрборна Каррадерза очень похож на почерк моего мужа, а некоторые эпизоды из жизни этого незнакомца идентичны тому, что Эдмунд рассказывал о себе, я спросила его, что все это значит. Он, должно быть, запаниковал. Имея возможность придумать какую-нибудь душещипательную историю, он тем не менее рассказал мне ужасные вещи. Тогда я впервые увидела, каков он на самом деле, — и впервые испугалась.