В месте здесь - Александр Михайлович Уланов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, они свет едят. И живут только в Китае, где фонарики.
– Фотомастерская не стала печатать озёрные фото и харбинские дворы – они же без людей, то есть бесполезные с китайской точки зрения.
– Такое и здесь бывает. Мне долго не хотели печатать ночь в Америке, говорят, – ну возьмите просто засвеченный кадр и всё. Я им долго объясняла, что засвеченный кадр – это не ночь в Америке. Пришлось на конверте писать, чтобы обязательно напечатали определённые кадры.
– На меня в офисе напала моль.
– Неужели ты такой замшелый и шерстяной, что интересен только для моли? Ты, например, пользуешься случаем, что не работает интернет, и пишешь мне ужасно красивые и нежные записки.
– Спасибо! И поздравляю тебе с днём-бабочкой, днем-листиком-ивы, днем-летящем-в-ветре.
– Если человек у тебя за спиной – можно переживать его нелокализованное присутствие – как воздух – и неожиданность его прикосновения, которое не проследить взглядом. Мы сейчас – за спиной друг у друга.
– Спасибо, это, наверное, действительно, так. Ты пишешь мне такие трепетные письма на телефон, что я просто теряюсь – за что мне это? У меня такое ощущение, что мы сейчас строим очень лёгкий и воздушный мост, который должен разрушиться от малейшего ветерка, но почему-то не рвётся. Мне хочется быть как можно осторожнее и бережнее, но куда-то деваются все слова, которыми это можно было бы сказать. Мне кажется, что я тебя действительно чувствую рядом постоянно и в то же время знаю, что это тебе не мешает. Пытаюсь быть плавной и извилистой. Сквозь меня можно пройти.
– Мост между нами всегда был, ты на него как-то просто внимания не обращала. Слов и мне не хватает, а истончаться до бесплотности и сквозной проходимости не надо, как я тебя обниму? Извилистость – это совсем другое. Вот кто-то стоит или лежит, а змея так вокруг него обвивается и проходит, что, с одной стороны, находится в том же самом месте (куда ещё ближе), с другой – этому стоянию или лежанию не мешает, с третьей – не теряет своего существования, не растворяясь в воздухе и не смешиваясь с тем, с кем она в-месте. (Подумал, если я эти извивы понимаю, может, я все-таки змея?)
– А как быть, если этот кто-то не стоит и не лежит на одном месте, а идёт, плывёт, летает, ползает? Играть в прятки и догонялки?
– Иногда да, иногда обвиться и плыть-лететь вместе. Тебе же даже прутик не нужен, как лягушке.
– Как ты представляешь себе змею, летящую на паутинке? Змея же толстая! Это тебе не паук какой-нибудь.
– Змея и паутинка длинные. Они обвиваются вокруг воздуха и так летят.
– Мне очень не хочется стирать в телефоне твои послания, но тогда я не смогу получить новых.
– Стирай, конечно! Всё продолжается.
– Фарфоровый слон охраняет английские словари, кошка – литературоведческие издания, обе мыши сидят возле искусства, одна из них хранит двойную память – память фотографий и память дискет и дисков, третья – молча беседует с модемом, возле серебряного века – свечка и часы, иностранная литература рядом с лотосом, краб перебирает ленты фильмов, змея всю ночь читает справочники и телефонные книги, бамбук притягивает к себе тонкие стрелы телевизорной антенны.
– Ночь золотоглазок. Ноябрь, на оконном стекле сотни две прозрачнокрылых бабочек – крупные капли холодного дождя. Утром в квартире, где один, кто-то тычет пальцем в позвоночник – как будит – это угол одеяла. Ветку держат корни – и крылья – иначе бы она ушла в землю. Кто держит спящего на поверхности сна?
– Каждый вечер, как только выключаешь свет, в комнате начинает что-то потрескивать и постукивать. И так как домового я всё же успешно приручила, думаю, это некие другие существа. Подозреваю, что это зелёные человечки с комнатных звёзд. Но ни о чём не просят, только чуть потрескивают. Вот – слышу, а как понять, что они хотят?
– За обоями живут острые плоские существа, которые там бегают, шуршат, подрезают обои со стороны стены. Видимо, они треугольные. Треугольные шорохи. Треугольники из шороха (хотя не всякий треугольник шуршит). А квадраты постукивают. У них просто своя жизнь, ты не будешь помогать рыбе плавать? Ты им сейчас меньше мешаешь наведением порядка, им свободнее.
– И кто может тебе сказать, где сейчас твой дом? Может, именно там, где ты сейчас блуждаешь.
– Дом все-таки там, куда возвращаются, а не где блуждают.
– Можешь считать, что я тебе три раза язык показала.
– Представь себе блуждающий язык.
– В Word есть функция «выбрать язык», может, посоветовать им включить новый вид языка – «высунутый».
– Выбрать язык – это почти как выбрать канат. Соответственно, травить язык.
– В фиалках я ползаю каждый день на своём подоконнике, в белых и розовых, постоянно расцветают новые. Теперь буду ползать, ощущая твои поглаживания по всей спине.
– Радость несуществования – я не могу точно объяснить, что это. Не растворение. Может быть, открытость, незаполненность мелочами. Или несвязанность прошедшим. У того, кого нет, нет дня рождения. Кому-то благодарен за то, что можешь с ним быть собой; кому-то – за то, что можешь с ним быть другим.
– Хожу мимо библиотеки, там куст с будущими жёлтыми цветами, которые тут появляются раньше всех, и раньше листьев, но что-то почки всё не раскрываются. Если его согреть – поможет?
– Если куст – девушка, то его теплом не обманешь. Никого теплом не обманешь, потому что оно не обязано быть всегда. Так что можешь класть руку.
– Вдруг она решит, что потеплело, и пора открывать цветы, а это только моя рука? Сейчас никакая рука не поможет – снег, жуткий ветер, я влез в зимнюю шапку, и завтра будет так же.
– Если куст – девушка, то кто ей сможет руку предложить, кроме тебя. Ведь больше об этом никто не знает. Да и возле девушки ты тоже не будешь сидеть постоянно и согревать её теплом своей руки. Вот пусть и куст привыкает к самостоятельности, но и знает, что кто-то может подойти и положить ладонь на голову. Твой куст – дикий и китайский, и, мне кажется, немного ласки ему не помешает.
– Там слишком много людей вокруг. Вот ночью может быть.
– «Беяше поле то все красно и светло вельми и муравно и цветно вельми часто» – древнерусское описание
