Меж двух орлов (СИ) - Зиентек Оксана

– Ну, допустим, с воротами все понятно. Кто ж знал, что старый храмовник с наших окраин окажется младшим братом старого князя?! Так что, думаю, он ничего иного от стражи на воротах и не ждал, когда свои печати показывал.

– А князь? Ну, посуди сам: сидишь ты у себя в замке, а тут приходит старший родич с кучей какого-то народа. Родич просит, отчего же не попросить. А князю с этого какая выгода?

– А князь, как я понял, рассуждает так же, как мой дорогой тесть. – Борута улыбнулся, понимая вдруг. Кого все время напоминал ему этот храмовник. Ну точно, как пан Януш: крутит, вертит, по-своему выворачивает… Но камня за пазухой не держит и без нужды в склоку не лезет.

– Прусов, считай, уже почти не осталось. Кого побили, кто под Орденом ходит. Сейчас орденцы заняты нами и литвинами. И мы для князя, вроде щита.

– А что будет, если замирится князь с Орденцами?

– Ну ты сам-то веришь, что с ними можно надолго замириться?

– Мало ли, Боруто, во что верю я. Главное, во что верит князь.

– Не знаю я. – Борута надолго задумался. Тут с отцом бы посоветоваться, но до дома и Сколоменда еще ехать и ехать.

Позже, на привале, Боруте все-таки удалось придумать ответ. Он подошел к другу, который сидел на колоде, наслаждаясь осенним солнышком. Подошвой сапога раскидал лежащий на земле сор и солому и, взяв тонкую веточку, начал чертить.

– Смотри, Зубрович, тут – мы. Тут – он показал на север от ядзвинских земель – Орден. И их герб – черный орел. А вот тут – палочка указала на юго-запад – князь со своим белым орлом. Тесно орлам в своих землях, вот они крылами и машут. У черного орла мы уже прямо под клювом. А белый, пока, вроде как под крыло берет. Так лучше быть под крылом, чем в когтях.

– Мудришь ты, Боруто. – Зубрович лениво отмахнулся от Борутиных художеств.  – ты лучше скажи, почему погони не было? Не выйдет ли так, что нас, как баранов, псом напугали, чтобы к овчару в загон побыстрее загнать.

– А кто ж его знает… Домой приедем, надо будет проверить, была ли погоня и что с нею сталось. – Борута встал, резким движением сапога стирая рисунок. Отдохнули, пора и честь знать. Домой хотелось всем.

Старейшина Комат нашелся только на третьи сутки. Оголодавший старик с репьями в бороде и волосах мало напоминал того Комата, которого привыкли видеть в Ятвеже.

История с дочками поубавила ему влияния, но не гонору. Говорят, Комат здорово повздорил со Сколомендом, когда тот передавал посох старейшине Слину. Долго ругался, грозил и обещал, что просто так этого не оставит. Дескать, пора напомнить Сколоменду, что он – не пущанский шляхтыч на своем, а ядзвины – не холопы…. Как и что он собирался делать, никто не понял. Но в тот же вечер старейшина просто исчез.

Пани Зельда встревожилась с утра, когда оказалось, что из святилища муж так и не возвращался. Парни со сторожи сказали, что Комат велел ночью приоткрыть калитку и ушел в сторону леса. Спрашивать, куда и зачем, понятное дело, у старейшины не стали. Потом сторожа сменилась, и если бы поутру не поднялся шум, никто бы об этом случае и не вспомнил.

Когда Комат и на третий вечер не вернулся домой, Сколоменд взял старый посох и пошел в лес. Как ни пытался старейшина Слин отговорить бывшего вождя, тот уперся намертво. Я, говорит, ему посох вручал, с меня и спрос. Правда, Сколоменд вернулся довольно скоро, еще даже совсем стемнеть не успело. Вышел из ближней дубравы, едва волоча ногу, и сел на опушке. Домой его уже заводили под руки.

Нетта и Мирослава, плача, принялись хлопотать над свекром.

– Отче, ой, отче… – Причитала Нетта, приподнимая старика под спину, чтобы напоить горячим молоком с медом. Мирослава же посмотрела на Сколоменда (с недавних пор у нее начало получаться смотреть так, как это делали тетка Гривда и Борута), ахнула: «Ой, та-аточку!» – и опрометью кинулась за бабкой Миной.

– Где ж ты так наработался, старый ты дурню?! – накинулась на Сколоменда знахарка, выгнав молодиц и накрепко закрыв за ними двери. – Неужели опять к Хозяину на поклон ходил?

Она поворошила угли в очаге и начала быстро-быстро перебирать старческими руками, бросая в котелок то ту травку, то эту…

– Ну, ходил. – Не стал отпираться Сколоменд. Он откинулся на подушки, устало прикрыв глаза, и ждал, пока Мина приготовит свои зелья.

– И чего тебе в этот раз припекло? Скажи, оно хоть того стоило?

В ожидании, пока зелье вскипит, Мина присела на край широкой лавки, на которую невестки уложили старейшину. Осторожно взяв его ладонь в свои, она с тоской разглядывала старческие пятна и морщины. Пролетела молодость, оглянуться не успели. А ведь недавно еще казалось обоим, что силы – немеряно, хоть ковшом черпай…

– Стоило, Минко, стоило. – Старейшина Сколоменд отозвался, когда знахарка уже решила было, что он совсем уснул. – Я хозяина просил, если кто о деле нашем на сторону рассказать задумает, дороги ему заплести. Чтобы не дошла весточка, куда не надо.

– Думаешь, Комат? – Встрепенулась бабка Мина. В предательство еще одного старого друга верить не хотелось.

– Если к утру дорогу домой найдет… – Сколоменд не договорил, но все и так было понятно. – Только он пропал… Остальные – на месте. Я расспрашивал…

– А теперь чего тебя в лес понесло, старый ты пень?

– Так пень же. – Сколоменд слабо улыбнулся. – Там мне – самое место. Хозяина просил вернуть, кого замотал. Люди мы, Минко. Сами свои дела решать должны, по-людски.

– По-людски…

Утром напуганный и оголодавший старейшина Комат вышел прямо к воротам селения. Что с ним было и где его носило, вспомнить он так и не смог. Пани Зельда возилась с мужем, как с малым дитем. И, говорят, была надежда, что в скором времени дядька Комат встанет на ноги. Только вот, старейшина Слин, он ходил к нему и сидел там долго, говорит, что волховать Комат вряд ли когда-нибудь сможет.

Скирмут вернулся, когда Сколоменд уже потихоньку начал вставать с постели. Исхудавший, словно какой-то почерневший, он приехал к обеду. Попросил ребят из сторожи не посылать гонца. Сказал, хочет сам порадовать домашних. Вошел в дом, постоял немного, привалившись плечом к притолоке, глядя, как Нетта хлопочет у очага.

– Это ты, Миросю? – Отозвалась молодица, не оглядываясь.

– Я это, Неттко. – Отозвался хрипло. И замолчал, не зная, что еще сказать.

– Скирмут?! – Нетта всплеснула руками, кинулась было к мужу, но не добежала. Она словно запнулась, остановившись на месте. Поднятые для объятий руки опустились. Нетта обняла себя, словно не зная, куда девать эти руки, что помимо воли хозяйки кинулись обниматься. Только и вспросила: «Ты надолго?».

И тогда Скирмут не выдержал. Сделал шаг, потом другой, подхватил жену на руки и закружил по дому, прижимая к себе и вдыхая ее тако родной, такой домашний запах.

– Насовсем, Неттко. Насовсем.

– Вернулся, значит. – Из своего угла выбрался Сколоменд. – Ну, набрался ума, или все так же дурью маешься?

– Простите, отче! – Скирмут поставил Нетту на пол и низко поклонился Сколоменду. – Думаю, набрался.

– Неттко, пошли пахолков, пусть растопят баню погорячее. – Попросил Сколоменд, невзначай напоминая сыну, что радость радостью, а обычай забывать не след. Но сам же, не утерпел, начав расспросы.

– Что там, на границе? Как Анкад?

– Нету Анкада, отче. – Скирмут понурился. – Я велел пока жене его не говорить, сам скажу.

– А кто теперь в поселении за старейшину?

– И поселения тоже нет. Он там, тату, с этой войной не лучше орденцев стали. Я такого насмотрелся…  – Скирмут замолчал. – Борута правду говорил, если бы богам были угодны людские жертвы, Анкад уже давно должен бы был победить.

Сколоменд молчал, только согласно кивал головой. Этот спор начался как бы еще не при его деде. Но, похоже, некоторым нужно дойти до ответов самим. А Скирмут, тем временем, рассказывал.

– Кто не захотел так жить, я забрал с собой. Давно ведь Анкаду обещали.