Меж двух орлов (СИ) - Зиентек Оксана

Пока Скирмут метался по погребу, словно посаженный в клетку медведь, Борута вместе со старой Миной решал, как получше вывести «рукодельницу» на чистую воду. Постановили, что знахарка соберет у себя побольше уважаемых женщин, а Борута и Сколоменд позаботятся, чтобы кто-нибудь из старейшин и уважаемых воинов «случайно» оказались поблизости. Предстояло судить настоящий суд.

Попытка решить дело тихо обернулась бы бедой, в первую очередь, для самого Скирмута. После недавней свары по поселению и так уже ходили слухи, один дивнее другого.  Поговаривали, что то ли Борута застал Скирмута с Миросей, то ли, наоборот, Скирмут Боруту – с Неттой. То ли их обеих – со Сколомендом… а то и вовсе, с домовым. Тольком никто нчиего не знал, но все видели, как Борута вытаскивал брата из дома за шкирку. И то, что Скирмута велено до утра продержать в подвале, тоже все уже знали.

Взбудораженные сплетнями женщины собрались быстро. Мужчины собирались медленнее. Лениво, словно нехотя. Ну, право же, разве подобает достойному мужу первым бежать узнавать сплетни?

– А что случилось-то Мино? – Не вытерпела одна из женщин, выглядевшая, самое меньшее, ровесницей знахарки. – Зачем звала?

– Подожди, Язельда, не все еще собрались. – С хитрым прищуром отвечала Мина.

Подождав еще немножко, она пристально оглядела собравшихся и покачала головой.

– Ай, лентяйки-нехозяйки! Сорались, значит. Все языками чесать? Никто про рукоделие и не подумал? А разговор долгий будет. Ну да ладно, и так посидите, некогда туда-сюда бегать. А ты, – она кивнула на Нетту, – бери в доме короб с мужниными рубашками. Хватит ему в абы-как заштопанном ходить.

Смущенная пристальным вниманием Нетта вытащила из дома короб с которым, как она помнила, Борута уходил в бабке Мине. Рубашки были там. Пропахшие горьковатым травяным духом, видно, что-то там знахарка над ними чаровала.

– Ну что, расскажу я вам сегодня сказу…

Бабка Мина начала неспешно, словно собрала народ на привычные вечерние посиделки. Несколько старейшин удивленно посмотрели на Боруту, на что тот только беспомощно развел руками. Кое-кто нахмурился, кое-кто – понятливо кивнул. Характер бабки Мины знали все, как и то, что если уж она себе что надумала, все сделает в свой черед. Торопить ее – себе дороже.

Женщины, переглянувшись, тоже расселись на колодах поудобнее. В конце концов, кому ж не охота немножко отдохнуть, да еще и под благовидным предлогом? А если еще и интересное расскажут…

Мирослава сидела между Неттой и Голдой, которая прибежала, несмотря на то, что тетка Гривда сердито хмурила брови.

– Ну, мамо, как же я Неттку с Мироськой одних брошу? – Оправдывалась для виду она.

– А их, без тебя, и защитить некому? – Тоже, наверное, больше для виду ворчала тетка Гривда.  – Ну, иди сюда, защитница. – И она, оглянувшись, быстро навесила на беременную невестку еще один  – свой – амулет.

– Вот. Сиди и рта лишний раз не открывай. – Строго-настрого приказала она. И пожаловалась соседке. – Вот же ж, молодежь шустрая пошла. Сил моих нет! Хоть бы Небрушка скорее женился, что ли. Тогда хоть одна невестка за другой присматривала бы…

– Ой, не говорите, пани Гривдо. – Отозвалась соседка. – Совсем с ними сладу нет. Наш-то Небрушка женился. Я уж думала, нарадуюсь на невестку на старости лет… Так он взял Вигрусю и выбрался на новый хутор. Переживай теперь за них, как они там сами.

Хотя, даже и не знаю, горевтаь ли.  Пьестиловой Рутки мать недавно к свахе заходила, хвалила его. Говорит, пока Борута не выбрался, мой сыночек там чуть-ли не за старейшину.

Из дальнейших перешептываний Мирося поняла, что вокруг них ненавязчиво расселся кружок из «своих». Мать Зубровича с Голдой, мать Небра, мать Пьестилы и его замужняя старшая сестра. Остальных Мирослава знала только в лицо, но не сомневалась, что недоброжелательниц эти почтенные женщины подпустили близко.

А бабка Мина, тем временем, завела сказку. Сказка была о том, как дочка старейшины полюбила прекрасного воина, да только не было ему дела до нее. Другая жила в его сердце. Как не могла смириться гордая красавица, что простой воин не соблазнился ни красотой девичьей, ни золотом отцовским, ни почетом. Как ворожила темной ночью на любимого. Да только когда в сердце живет настоящая любовь, простым приворотом не обойдешься…

Знахарка рассказывала интересно, так, что Мирослава даже заслушалась и не сразу заметила, как хмурится старая Мина. А та все поглядывала то на старинную костяную иглу, которую дала Нетте, чтобы сподручнее было пороть, то на Ханчу, что сидела тут же, возле матери. Ханча сидела и слушала, временами только качая головой. А Мина все больше хмурилась, словно что-то шло не так, а что – она и сама не знала.

Сказка сказывалась, старейшины поотдаль все больше хмурились. Казалось, так и разойдутся все, не узнав, зачем бабка Мина их собирала, когда с другой стороны площади, где улица убегала на дальнюю сторону села, раздался отчаянный детский крик.

– Тётко Зельдо! Тё-о-отко Зе-едльдо-о! Скоре-ее!

Мать Ханчи подхватилась с колоды, встревоженно вглядываясь в бегущих. Девочка-подросток бежала изо всех ног, светлые косицы мотались из стороны в сторону.

– Тетко Зельдо! Скорее! Там вашей Нецке плохо!

– Как  – плохо? – Ахнула женщина. Остальные тоже поподнимались со своих мест, ожидая, что же будет дальше.

– Упала в огороде! За сердце схватилась и упала… – Девочка изо всех сил пыталась отдышаться. – Скорее, тетко Зельдо!

Ханча, не дожидась дальнейшего, уже бежала по улице, сверкая стройными икрами. А ее мать, заламывая руки. Кинулась к знахарке.

– Бабо Мино, не откажи!

– Не откажу. – Мина, все так же хмурясь, стала со своего места и поспешила в дом, спешно кидая в полотняную сумку какие-то снадобья.

– Гривдо, иди вперед. Мало ли … – Скомандовала она прямо из дома, все еще копошась с травами.

Пани Гривда кивнула и побежала вслед за Ханчей. Мирося про себя отметила, что выходило ничуть не хуже, даром что дети у пани Гривды уже в летах. Следом за ней кинулась и встревоженная мать. А сама Мина вышла из дома и, бросив дверь на распашку, спешным старушечьим шагом поковыляла за ними. Отойдя на пару шагов, она обернулась к остальным.

– А вы чего ждете?

Неттко, тащи свой короб, там рукодельничать будешь! Боруто, Слин, чего стоите? Кажись, нашлась пропажа.

Вскоре уже вся толпа потянулась по улице туда, где резной конек поднимался над добротной крышей старейшины Комата.

Болящей оказалась молодая девушка, на вид чуть старше Мирославы. Лицом и фигурой похожа на Ханчу, только волосы светлее. Пока прибежали остальные, соседи уже помогли ей дойти с огорода во двор и усадили на крыльцо. Какая-то бабулька, причитая, отпаивала ее водой с медом. Было похоже, что помогало, потому что бледность потихоньку уходила с лица девушки и на щеки снова возвращался здоровый румянец.

При виде бабки Мины соседи почтительно раскланялись, пропуская знахарку к болящей. И только сама девушка на миг скривилась, словно надкусила незрелое яблоко, но тут же взяла себя в руки.

– Мамо? Бабцю Мино? А зачем столько людей? – Слабым голосом спросила она.

– Так переполошились мы за тебя, деточко. – Мать увивалась вокруг младшенькой, с тревогой ожидая, что скажет знахарка. Остальные женщины закивали головами, наперебой рассказывая, как они волновались, и желая болящей всяческого здоровья.

Вот только Мирославу не оставляло чувству, что что-то тут не так. Может, слова бабки Мину про найденную пропажу (отгадку?) засели в голове. Может, поведение Ханчи, которая, стоило сестре открыть рот, одними губами проговорила: «… дура!‥». И тут же осеклась, заметив интерес Мирославы. Темные глаза сверкнули злобой и Ханчя сразу отвернулась.

Почему-то сразу вспомнился брат Гжегож, который учил маленькую Миросю различать в лесу следы зверей. «Надо знать, что ищещь,» – говорил он, – «Тогда находишь гораздо быстрее.»

– Ну что, Зельдо, жива твоя дивчина. Ничего ей не сталось. – бабка Мина закончила осмотр.