Траурный кортеж - Василий Доконт

Дамы, можете идти, вы свободны, — король подождал, пока фрейлины вышли. — Что касается Вашей болезни, то способы её лечения мы завтра, вместе с госпожой Апсалой, обсудим во дворце — у палаток слишком тонкие стены… Вам надо время, чтобы обдумать мои слова: оно у Вас есть, но только до завтрашнего приёма… Да, Вы хотели меня видеть! Не по этому ли поводу, Ваше Величество? Извините, что не дал Вам высказаться первой…

— Я обдумаю Ваши слова, сир. Но сказать Вам я хотела вот что: король не имеет права незамеченным проникать в свою столицу, когда каждый житель с нетерпением ждёт его прихода. Король — символ власти, её живое воплощение, а честная власть не движется тайными тропами. Люди должны видеть, как их король входит в город, особенно после того, что случилось у Скиронских ворот. Там они ждали Вас, и там они были обмануты. Не обманывайте их ожиданий ещё раз, дайте им посмотреть на себя. Это их право, сир, за которое они заплатили своей кровью. Ведь они не требуют от Вас многого — всего лишь капельку внимания, проявленного ко всем вместе, и немного уважения к ним, ко всем. Вы для них — король-победитель, король, за которого они уже сражались, и для которого сберегли столицу. Вы — король, за которого они будут сражаться вновь…

— Простите, Ваше Величество, что перебиваю Вас… Вы очень убедительны, и Ваши слова только ещё раз доказали мне, что на троне Раттанара Вы — незаменимы. Уверяю Вас — я не собираюсь прятаться от жителей города, я всего лишь не хочу никому не нужных сейчас почестей, которых не удастся избежать, если проводить какую-либо церемонию встречи. Мне никогда не нравились всякие там церемонии, и завтрашнего приёма будет, на мой взгляд, вполне достаточно, чтобы показать жителям столицы, что я уже здесь…

— Что вы думаете, Апсала, о короле? — спросила Магда жрицу, когда Василий откланялся для встречи с военными: выслушивать их доклады. — Не слишком ли он прост и прямолинеен?

— Он не так прост, каким кажется, Ваше Величество, и мы убедимся в этом завтра, обсуждая Ваше здоровье. Я думаю, он знает Вашу тайну, и уже решил, как её сохранить. И он решил, что Вы останетесь на троне Раттанара, а решения он выполнять умеет…

От лагеря до Скиронских ворот было всего четыре часа ходу, и сани печального обоза достигли городских стен к часу дня. Убитых ввозили в Раттанар такими же, какими подобрали их на поле боя. Только лица обмыли от крови, да расчесали волосы. И въезжали по подъёмному мосту с левой новой цепью сани с телами в изрубленных кольчугах, с искажёнными смертью лицами.

На первых санях лежал Фирсофф, сжимая безжизненными руками, со сплющенными тяжёлой работой пальцами — пальцами каменщика, рукоять меча прекрасной гномьей работы, на котором не остаётся зазубрин. Ноги мёртвого короля были прикрыты богатым ковром по совету Василия:

— Пусть смотрят королю на лицо, а не на подошвы сапог: вид безжизненных ног вызывает у зрителя жалость к покойному, а мне нужна ненависть к врагу…

И ноги прикрыли всем павшим.

В изголовье Фирсоффа сидела на санях гордо выпрямившаяся Магда и смотрела полными болью глазами на стоящих вдоль дороги горожан. Руки заглянувших в её глаза людей искали у пояса рукояти мечей и кинжалов, и, находя, хватались за них до белизны в судорожно сжатых пальцах.

«— Ненависти и боли, сир — хоть мешками собирай. Ничего вокруг, кроме боли и ненависти. Я не слышу других эмоций, сир».

Василий шёл рядом с санями Фирсоффа, стараясь в движении своём не обгонять сидящую на санях Магду. Он был тем же простачком в гномьем костюме, с усталым невыразительным лицом, и казался совсем маленьким в сравнении с гордо выпрямившейся королевой. Его бы не узнавали, если бы не портреты с монет, но, и, узнавая, не сильно обращали внимание. Будучи на виду, он оставался почти не заметным, как того и хотел.

Дальше, через небольшой промежуток, шли сани мёртвой свиты мёртвого короля — последний выезд Фирсоффа, его траурный кортеж. Рядом с санями, не разрывая их длинного строя, шли сановники королевства и родственники, и друзья убитых. Кто был слаб, и не мог идти долгую дорогу по городу — до дворца, присаживался на сани к потерянным близким, скрывая их от молчаливых народных толп, и тогда не видели зрители лиц мёртвых, но видели горе на лицах живых. Куда его, это горе, спрячешь?

Ехала на санях дама Сайда, баронесса Лонтир, сидя у тела своего мужа-советника, рядом шла, держа её за руку, бледная от горя Сальва. С другой стороны саней тяжело шагала беременная, на последнем месяце, вдова Тараза, подсадив к телу отца двух сыновей: трёх и пяти лет. Возле следующих саней шёл, сцепивши от ненависти зубы, Яктук, командир роты Водяного. Он смотрел то на отца с пробитым стрелой виском, то на идущую впереди Сальву: держится ли, не нужна ли ей его помощь?

Шли родственники и друзья Морона, Сурата и барона Тандера. Шли родственники погибших стражей. Сотни и сотни людей шли в составе кортежа, тысячи смотрели на его молчаливое движение. Родственники выплакались, отголосили ночью, в лагере, и только редкими приглушенными всхлипами нарушали торжественную тишину торжественного шествия мёртвых…

Король Фирсофф возвратился в свою столицу.

Близился конец движения: сани с Фирсоффом уже въехали на Дворцовую площадь. Василий этому рад был несказанно — его по-прежнему ломило от непривычки к верховой езде, а после седла долгий путь пешком — вовсе не отдых.

«— Добрались, сир! — довольно щебетала Капа. — Вот он, дворец раттанарских королей. Мы — дома, сир!»

Но не всё так складывается, как мечтается.

— Я вызываю тебя, самозванец! — окрик был громкий, близкий и настолько неожиданный, что король вздрогнул. Над Дворцовой площадью, и без того примолкшей, сгустилась тревожная и глубокая, до звона в ушах, тишина.

— Не сейчас, — не оборачиваясь, бросил в толпу Василий, стараясь сохранить невозмутимый вид. — После похорон.

Рядом, за правым плечом короля, лязгнул тащимый из ножен меч, потом послышались женский всхлип «Не-е-ет!» и вязкий звук пронзаемого мечом тела.

«— Ну, что же ты, Капа! — упрекнул Василий. — Проморгала?»

«— Осторожно, сир! — не прокричала, скорее — дико взвизгнула, Капа. - Сзади!»

«— Сам слышу!» — король обернулся и успел подхватить на руки тело падающей женщины.

— Она закрыла Вас от удара мечом, Ваше Величество, — пояснили из толпы.

Кто-то из солдат расстелил на снегу свой плащ, и Василий бережно опустил на него раненую. Над ней тут же склонились Баямо и Бальсар. Сани траурного кортежа проползали мимо в распахнутые настежь ворота дворцового парка.