Эффект бабочки - Василий Сергеевич Панфилов

Поначалу из-за чистоплотности и ухоженности принимали за представителя сексуальных меньшинств, но это ещё до поступления в университет. Объясняться пришлось не раз, ныне всё благополучно, но картина кадрящего меня мужика засела в памяти и не желает убираться прочь.

Теперь, с проявившимся интересом дам, меня начали принимать за этакого бабника с повышенным либидо. Дескать, ну а зачем иначе так стараться?!

Либидо у меня вполне обычное для здорового молодого парня, ничего выдающегося. Да и в постель каждую встречную не стремлюсь затащить, но подыгрываю иногда, пусть…

– Команч! – Бегу трусцой в новый корпус, пожимать руку…

* * *

– Адская неделя начинается! – С пафосом объявил президент братства, подняв вверх руки, и братья отозвались торжествующим воем, не слишком умело имитируя волчий.

– С этого дня вы не можете выходить из дома, – подхватил старейшина, – вам нельзя спать, переодеваться и мыться.

В глазах братьев светились предвкушающие огоньки, а вот у нас энтузиазма не наблюдалось…

– Опоссум и… Жаба! – Выкрикнул один из братьев. Кандидатов усадили на стулья спинами друг к другу и начали шлёпать по голове – не сильно.

– Клятва настоящего джентльмена из устава братства, – объявил президент, – по слогам!

– Я, – начал Жаба.

– Кля… – подхватил Опоссум.

– … нусь…

Сбились они быстро и на ошибившегося Опоссума вылили ведро воды со льдом, после чего развлечение продолжилось. Помимо шлепков, кандидатов сбивали с толка выкриками и сигаретным дымом в лицо.

– Команч!

– Я!

– В каком году было основано наше братство!?

Отвечаю, отвечаю… но один из вопросов с подковыркой, за что мне приказывают съесть ложку кошачьего корма. Ситуация несколько раз повторяется, но братья разочарованны реакцией.

– Неужто вкусно? – Интересуется неверяще Альфред-Заноза, пробуя ложку, – буэ… тьфу, тьфу!

– А по мне нормально, – пожимаю плечами, облизывая ложку.

– Что за дрянь жрут в вашем Уругвае? – Поражается Альфред.

– Джунгли, – снова пожимаю плечами, – я с индейцами не раз неделями шатался, жрал то же, что и они.

– А они, по-моему, даже гусениц жрут, – с ужасом проговаривает Заноза.

– Ага, – на лицо выползает мечтательная улыбка. Вспоминаю не о гусеницах, понятное дело…

– Оо… парни, Команча мы этим не проймём, – подытоживает Заноза. Берти хохочет в сторонке, делясь выдуманными подробностями моих гастрономических привычек. Киваю с улыбкой – дескать, так и есть, я настоящий дикарь… Антуража ради добавляю гастрономических подробностей из выживальческих передач двадцать первого века. Парочка особо впечатлительных явственно зеленеет, один свешивается с балкона, второй удобряет кадку с фикусом.

– Да ну тебя! – Заноза вручает банку корма и я её доедаю. Не совсем по уставу, но развлечение братьям обеспечил – кто хохочет, кто смотрит с ужасом.

Меню кандидатов рацион всю адскую неделю состоит из одного продукта. В нашем случае это разваренная до лохмотьев треска, которую заливают то пивом, то майонезом. Не отравишься, но кошачий корм вкусней.

– Обалдеть, – Джереми, бывший в отъезде по семейным обстоятельствам и потому не принимавший участие в травле новичков, растерянно ходил вокруг нас в дорожной одежде, поставив чемоданы на пол, – Что-то парни в это раз перестарались.

Молчим, переглядываясь, не слишком-то доверяя Скунсу.

– Но ведь он почти не издевался над нами, – мелькает мыслишка, и похоже – не у меня одного.

– Не спать неделю – ладно, – продолжает тот, распаляясь всё больше, – испытание духа и всё такое… Полезный опыт, во всех братствах такое практикуется, да и в мистических обществах, как наши предки… Но это?!

Скунс потряс жестяной облупленной тарелочкой (ещё одно унижение-испытание), в которой плавала варёная треска, залитая на сей раз патокой с майонезом – для разнообразия. Еда получилась такой рвотной, что даже у меня не получилось затолкать её в себя.

– По-моему, братья перестарались, – подытожил Джереми, покачав головой, – Эх… не хотел, но ладно.

Открыв саквояж, он достал завёрнутый в бумагу домашний пирог с черникой и посудину с паштетом.

– Тётушка передала, – пояснил он, – ешьте! Хотел братьев угостить, ну… ладно уж, будущие братья. Только помалкивайте, хорошо?

Запах еды убрал тормоза и пирог с паштетом съели за пару минут, честно поделив на всех.

– Раз такое дело, – обвёл нас взглядом Скунс, – то я вроде как и не заезжал, ладно? Пирог с паштетом уже обещал парням, ну да бог с ними, поеду в ресторане закажу.

Брат удалился, а через пару минут Жаба сказал растерянно:

– Что-то брюхо крутит, – и убежал в туалет.

– Ой, – сказал я, заняв второй.

– Пусти! – Долбились в дверь кандидаты. Ответом были совсем немузыкальные звуки из кишечника.

– Скунс! Ну говорящее ведь прозвище! – Стонал я в голос, – надо же было так облажаться. Мне! Слышал ведь о таких подлянках, а попался, как последний поц!

Слабительное, да ещё и в совершенно слоновьих количествах, стало финальным аккордом нашего испытания. Двери туалетов мы сломали, да и то… не всегда и не все успевали добежать.

Наиболее находчивые использовали в качестве горшков добытые с боем кастрюли с кухни и кажется – какой-то кубок.

– Это вам последний урок, парни, – спокойно объяснил Скунс, стоящий рядом с президентом, покачиваясь на носках лакированных туфель, пока мы драили последствия нашего… забега, – доверять можно только своим. Вашим братьям.

Скунс жёстко усмехался и теперь было видно, что несмотря на невысокий рост и непрезентабельную внешность, парень… да какой там парень! Мужчина! Жёсткий мужчина, умный, кручёный жизнью.

– Пока вы не прошли испытания и вас не приняли в свой круг как равных, доверять нельзя, – говорил он, заложив руки за отвороты спортивного пиджака и прохаживаясь между нами, – иначе в последний момент ждите пирога со слабительным!

– В братстве мы научим вас, как распознать – приняли ли вас на равных или нет, – подхватил президент, выглядящий в этот момент как нельзя более величественным, – если конечно захотите. Ваши испытания окончены и те из вас, кто не передумает, придут в дом братства через неделю. А пока – по домам! Отсыпаться.

* * *

Как пассажир первого класса Аркадий Валерьевич благополучно избежал таможенного досмотра в порту Нью-Йорка. Отойдя от причала, вздохнул полной грудью морской воздух, в котором смешалась океанская свежесть и запахи многомиллионного города.

– Воздух свободы! – Пафосно произнёс он и закашлялся, отхаркиваясь и сплёвывая на бетон.

– Масса? – Нарисовался молоденький негритёнок, почтительно взирая на немолодого белого господина и его внушительные чемоданы, – если массе будет угодно, я вызову такси.

– Господи, как же хорошо! – Умилился бывший российский чиновник, вытирая платком рот, – масса… знают пока своё место, собаки чёрные! Не то что наши сиволапые… нет, зря крепостное право отменяли, зря! Вызывай… ниггер!

Если чернокожий и обиделся, то данный на чай доллар утешил его, а странноватый мигрант оказался забытым в тот же