Девичья фамилия - Аврора Тамиджо

– Подожди, куда ты идешь? Твоя подруга внизу.

– Внизу?

– Я видел, как она ушла вниз с Умберто. Видно, что она ему понравилась и он захотел побыть с ней наедине.

Теперь Маринелла жаждала врезать прямо по красивому лицу Эдуардо. Какого обращения заслуживает лицо Умберто Каварретты, она еще не решила.

– Тогда идем вниз. Давай, веди.

Если с Розарией что-нибудь случится, Вивиана Петраццола с нее кожу снимет, но прежде Маринелла собственными руками разорвет Умберто Каварретту на части.

Эдуардо указал Маринелле на лестницу, которая вела с террасы вниз, в квартиру. В другой момент она бы обратила внимание на большой книжный шкаф, уставленный томами, и проигрыватель для пластинок рядом с бархатным диваном. Сейчас она думала только о том, что сюда спускаются те, кто хочет остаться наедине.

– Куда идти? – спросила она Эдуардо.

– Туда, по коридору.

В поисках Розарии Маринелла заглядывала в каждую комнату, а если двери были закрыты, стучала. Эдуардо трижды говорил ей:

– Не надо, она не здесь. – Наконец он остановился перед одной из комнат. – Она здесь.

Маринелла без раздумий ворвалась внутрь. В комнате висели плакаты футболистов, из которых она никого не знала, на полках стояли спортивные трофеи, у самой длинной стены – закрытый шкаф и письменный стол, на котором лежали словарь английского языка и тетради. Кровать была идеально заправлена.

– Здесь никого нет.

Эдуардо закрыл за собой дверь.

– Что значит «никого»? Здесь ты и я.

– Розарии здесь нет.

– По-твоему, я привел тебя в свою комнату, чтобы ты тут поискала свою подругу? – Эдуардо рассмеялся. – Маравилья, я тебя раскусил: своими глазищами ты видишь дальше, чем другие девушки. – Он отклеился от двери. – «Не люблю вечеринки». «Сделай мне сигарету». «Пойдем поищем мою подругу». Мне нравится, что ты говоришь «нет», чтобы сказать «да», раньше со мной такого не случалось.

У Маринеллы всегда был готов ответ на любой вопрос, но в этот момент она не могла и слова вымолвить. Только внимательно следила за движениями Эдуардо, как будто очутилась в клетке со львом на вилле Джулия.

– У тебя на щеке не осталось и следа от мяча.

– Убери руку, не трогай меня.

Он внимательно ее разглядывал. Особенно что-то на уровне груди.

– Ну же, покажи мне их.

– Что?

– Что, что. Мы пришли сюда? Ты пришла на вечеринку? Давай, вываливай.

Эдуардо протянул свои красивые руки к Маринелле, и она замахала своими, не замечая, во что попадает.

– Отпусти меня, что ты делаешь?

– Что значит «отпусти»? У нас есть дельце на сегодня.

Маринелла так до конца и не поняла, что произошло дальше, и приложила все силы, чтобы забыть об этом. Настолько, что с годами начала сомневаться – уж не приснилось ли ей это. Не в последнюю очередь потому, что у нее кружилась голова, а в горле все еще ощущался сладковатый привкус странной сигареты Эдуардо. Казалось, у него десять рук и сто глаз: когда она опускала подол, он пытался залезть в ворот ее платья; когда Маринелла хваталась за молнию, он пытался протиснуться между ее ног. Он тряс головой, как разъяренный пес, лаял и скалил зубы. Как будто не слышал, что Маринелла без остановки твердила: «Отпусти меня». В какой-то момент он схватил ее руку и засунул себе в трусы.

– Давай, шевелись. Сделай что-нибудь.

Почувствовав в ладони нечто странное, бугристое и влажное, Маринелла застыла, будто мраморная статуя.

– Сделай что-нибудь, или я порву на тебе это чертово платье!

И Маринелла что-то сделала, хотя не смогла бы объяснить, что именно. Похоже, это сработало. Эдуардо начал размякать, его скрюченные пальцы ослабили хватку; теперь он кивал и давал ей указания, словно Ада на уроках вождения, когда приходило время парковаться. Направо. Осторожно, впереди. Полегче со сцеплением. Наконец потекла вязкая струйка, и она поняла, что все закончилось. Эдуардо отвлекся, рассматривая свои трусы так, словно видел их впервые в жизни, и Маринелла, воспользовавшись моментом, проскользнула мимо и выскочила за дверь.

Она нашла Розарию в углу террасы, примерно там же, где и оставила. Подруга болтала с Таней и еще одной девушкой, Умберто нигде не было видно. Маринелла вспыхнула, подумав, что Розария, вероятно, и не уходила никуда, а Эдуардо обвел ее вокруг пальца.

– Марине, где ты была?

– Я ухожу. Делай, что хочешь.

Розария посмотрела на нее в замешательстве:

– Уходишь? Но еще так рано. Почему?

В этот момент на террасу выскочил Эдуардо, все еще с расстегнутым ремнем.

– Мы могли бы повеселиться, Маравилья. А ты все обломала.

Всю дорогу до дома Розария молча шла рядом с Маринеллой, кусая губы и не решаясь открыть рот. Маринелла шагала, обхватив себя руками и стараясь не высказать вслух те гадости, о которых думала. В том, что она оказалась в такой ситуации, была виновата Розария: если бы она не заставила ее надеть купальник, прийти на пляж, пойти на эту вечеринку, ничего бы не случилось. Маринелле уже не хотелось проводить с ней ночь в одной кровати, но было поздно отправлять подругу домой. Они вернулись без чего-то десять, и Патриция удивилась, увидев их так рано и с такими мрачными лицами. Маринелла забросила платье Лавинии в дальний угол шкафа и приняла душ, а затем легла в постель.

– Спокойной ночи.

Долго они лежали молча – одна смотрела в пол, другая в потолок. Потом Розария набралась смелости:

– Марине. Ты спишь?

– Не сплю. Чего тебе?

– Я не смогу уснуть, если буду и дальше об этом думать. – Она шмыгнула носом. – Эдуардо тебе что-то сделал?

– Он повел себя по-свински. Как и все ему подобные.

Розария села.

– Он сделал тебе что-то малое, среднее или большое?

– Он ничего в меня не вставлял, если ты это хочешь знать. – Маринелла повернулась лицом к подруге. – Я говорила тебе, что они все такие, но ты никогда меня не слушаешь. Ты заставила меня пойти на эту вечеринку, и вот что получилось. Теперь ты довольна?

Розария заплакала, уткнувшись лбом в колени. Увидев, как она всхлипывает, Маринелла тут же пожалела, что рассердилась.

– Ну что ты плачешь, Роза?

– Ты даже не хотела идти на вечеринку.

– Ладно, не думай об этом сейчас. Ничего не случилось.

– Ты сердишься на меня?

– Не сержусь. Давай, ложись спать.

Розария поплакала еще немного, а потом смирилась и положила голову на подушку. Лицом к лицу с Маринеллой.

Со следующего понедельника все в школе стали называть Маринеллу Обломильей. Особенно старались мальчики и девочки из десятого класса, которым эту историю рассказал сам Эдуардо. Розария говорила, что прозвище скоро забудется, что такие вещи рано или поздно надоедают. Но вот десятиклассники сдали экзамены на аттестат зрелости, узнали оценки, Эдуардо Канчелларо переехал в Рим и стал футболистом, а может, и нет, но все вокруг по-прежнему называли ее Обломильей.

Таня рассказала, что ее брат Лучано всегда ищет на лето помощников в свой магазин пластинок. Когда Маринелла пришла туда, Лучано Вальо задал пару вопросов о том, какую музыку она слушает, уточнил, говорит ли она хоть немного по-английски и сможет ли работать до девяти часов вечера даже по субботам, а после взял на работу. Он платил ей сто тысяч лир в месяц, и Патриция сказала, что это совсем неплохо. Лучано был добр к Маринелле, и ей нравилась эта работа, поэтому она всегда старалась быть с ним вежливой. За несколько дней до начала занятий Маринелла сидела в магазине, заполняя заявление о переходе на девятый год обучения. Потом Таня с хохотом рассказала, как ее брат с изумлением признался, что всегда был уверен, что фамилия Маринеллы – Обломилья.

22

Путешествие «Зингера»

Донато Кваранта покинул этот мир так же, как пришел в него: без крика, без боли. Проснувшись ранним ноябрьским утром, он опустил ноги на холодную плитку, нащупывая тапочки, – и почувствовал головокружение, тяжесть в животе и покалывание, распространившееся от руки к противоположной стороне тела. Он подумал, что подхватил сезонный грипп, потому что в его комнате над ризницей холодно, – надо бы попросить подбавить тепла, хоть и придется доплатить за отопление из собственного кармана, – и, дрожа, залез обратно под одеяло. Разок можно позволить