Кошка Белого Графа - Кира Калинина

– Не нужны мне от него никакие подарки, – хмуро отозвалась Агда. – Скажи, пусть назад отошлют.

– Еще чего! – старуха вмиг проснулась. – От подарков отказываться дело глупое. Что дают, надо брать. Неси сюда, – велела она служанке, – поглядим. А сама поди прочь.

В коробочке оказалась лаковая шкатулка с серебряными уголками и затейливым замочком. К замочку прилагался ключик на цепочке. Госпожа Хьяри покачала его в воздухе, ловя солнечные блики, затем сунула под нос Агде, словно погремушку младенцу.

– Смотри, какое диво, – старуха вложила ключик в ее вялую руку. – Давай, открывай!

Агда с неохотой подчинилась. Шкатулка курлыкнула, как горлица, крышка приподнялась, явив нутро, выстланное черным бархатом. На бархате что-то поблескивало.

– Ай, красота-то какая! – преувеличенно восхитилась старая ведьма. – Ты только глянь!

Агда глянула и загляделась. Взяла вещицу в руки, любуясь сверканием драгоценных камней.

– Ты примерь, примерь, – подзуживала госпожа Хьяри.

А вот это она зря. Ободок с золотыми листочками и рубиновыми ягодками, обхвативший девичье запястье, даже мне напомнил о венчальных браслетах, а барышня взглянула, и по ее щекам побежали слезы.

– Что ж ты опять ревешь-то!

Старуха вскочила, заперла дверь, потом силой пересадила Агду со стула на большой диван с цветочной обивкой. Несмотря на почтенные года, двигалась она со звериной ловкостью – совсем не так, как смиренная травница, которая заискивала перед королевой-бабушкой.

– Он ей тоже, небось, подарки дарит, – плаксиво сказала Агда. – Я видела их: он шел такой красивый, улыбался ей, а на меня даже не взглянул…

– Сколько раз говорю: нельзя ему сейчас на тебя глядеть! – старуха обнимала барышню как тогда, в доме Снульва, только сейчас я отчетливо слышала каждое слово. – Папаша ее разобидится, войну, чего доброго, затеет. Ты же не хочешь, чтобы из-за тебя война началась?

Агда всхлипнула, а я зажмурилась, пытаясь уложить услышанное в голове.

– Вот понесет она, он, заботы ради, отошлет ее в тихое место, и ты вернешься в его постель. А там… мало ли что с женщиной в тягости стрястись может?

– Как это?

– Да вот так, – старуха усмехнулась. – Принцессы создания нежные, здоровье у них слабенькое. Сквознячком продует или вдруг еще какая напасть…

– А ребенок? – Агда повернула к ней голову.

– И ребенок туда же…

– Матушка Гиннаш! – барышня вырвалась из обнимающих ее рук. – Вы с ума сошли!

– Чего всполошилась? Шучу я, шучу, – ведьма вновь притянула Агду к себе. – Ты о дурном не думай, ты о свадьбе думай.

Барышна запротестовала опять, но старуха пригнула ее голову к своему плечу.

– Дура ты, Эмка! Он король, ему жениться по чину положено.

Эмка?

Имя упало как обух на темя.

Эмка. Эми. Эмелона Болли.

О ней и правда писали в «Вестях со всего света» и в других столичных газетах, которые мы изредка покупали. Писали очень сдержанно, но в свое время этого хватило, чтобы породить волну пересудов. Каждая заказчица, едва переступив порог нашего ателье, начинала с возбужденного: «А вы слышали?..»

Вот почему Льет взял себе и дочери другие имена – чтобы никто не узнал в ней королевскую любовницу!

А старуха между тем говорила такие вещи, от которых у меня не только на загривке – по всему хребту шерсть поднималась:

– Ты для всех как была купеческая дочь, так и есть, хоть и дали вам дворянство. Да и дворян простых нынче, что уличных собак. Другое дело – выйдешь замуж за важного вельможу, станешь знатной особой. Графиней! А от графини и до королевы недалеко…

Тут картина у меня в голове наконец сложилась, кусочки мозаики встали на свои места.

После женитьбы Альрик не сможет оставить при себе безродную девицу Болли. Но, если девица превратится в графиню Скадлик, замужнюю даму, имеющую полное право бывать при дворе, король Бертольд может закрыть глаза на измену зятя, ведь формальные приличия соблюдены.

– Королевой будет вайнорская вобла! – взвилась Агда-Эмелона.

– Так я о чем и толкую, – матушка Гиннаш улыбнулась ласковой улыбкой гиены. – Ты не тревожься понапрасну. В жизни чего только не случается. Сегодня королева есть, завтра нет. А король погорюет чуток да возьмет и женится на графине. Само собой, после того как графиня станет свободна…

Эмелона затихла, и старуха погладила ее по голове.

– Вот и молодец, вот и умничка.

Она не видела, что лицо барышни бело, как простокваша, а широко раскрытые глаза черны от ужаса.

Однако Скадлик-то хорош! Готов не только подбирать крошки за королем, но и делиться с ним женой, лишь бы самому добраться до молоденькой. Небось, еще и на королевские милости расчет имеет. Не подозревая, что ему готовят ловушку…

Раздались твердые шаги, и в комнату вошел сам кавалер Льет. Вернее, кавалер Болли – до чего нелепо звучит! Разодет, будто придворный щеголь.

Эмелона бросилась ему на шею:

– Батюшка!

Не знаю, было это проявлением дочерней любви или барышня просто увидела повод вырваться из клешней ведьмы Гиннаш.

Кавалер отстранил ее, посмотрел в лицо:

– Опять ревела?

– Все уже хорошо, – уверила его старуха. – Я ей сейчас чайку налью с мятой и конфеток дам. Любимых твоих, – она повернулась к Эмелоне, – с нугой.

– И мне чайку, матушка, – попросил Болли, бросив на диван свою неизменную трость с оскаленной мордой. Ослабил шейный платок, обернулся…

Дурное предчувствие заставило меня попятиться за мгновение до того, как его взгляд уперся точно в то место, где находилось мое тайное окошко.

Нет, на этот раз я в ловушку не попадусь!

Задом, задом – до угла; там кое-как развернулась и поспешила к выходу. Надо рассказать Рауду, что я узнала.

Глава 19,

в которой меня посвящают в страшную тайну

Граф Рауд Даниш-Фрост отнесся к моим известиям спокойно. Кивнул, будто констатируя очевидное, и я не сдержала обиды: «Вы опять все знали!» Пусть никакого права обижаться у меня не было. Разве я ему друг или ровня, чтобы делиться со мной такими секретами? Даром что из-за этих секретов у меня лапы вместо рук.

– Не знал, – ответил Даниш. – Догадывался – кое о чем. Хотя планы в отношении жениха барышни Эмелоны для меня сюрприз.

Он предупредил Камелию, что заберет меня на полдня, и теперь мы катили по столичным улицам, как не столь давно по лесам близ Свеянска – в той же самой санной карете, блестящей черным лаком и серебром.

Альгота слывет одним из красивейших городов Оссидены, но сколько я ни глядела, за окном был лишь снег, снег, снег. За сугробами и наносами терялись и фасады дворцов, и вывески богатых магазинов, и древние башни, и театры, и ресторации,