У каждого своя война - Володарский Эдуард Яковлевич

И, справедливо полагая, что в квартире, когда явится с работы Игорь Васильевич, разыграется нешуточная битва, управдом предпочел заблаговременно смыться, хотя ошалевший от радости Сергей Андреевич предлагал ему распить бутылочку по поводу новоселья. Нет уж, как говорится, кто вовремя уходит, тот спокойнее живет.

И управдом ушел.

А Сергей Андреич зазвал в комнату Степана Егорыча и Егора Петровича (этот всегда готов к труду и обороне) и распивал с ними водку, говорил, что теперь не будет вечных скандалов из-за того, что он жжет общественную электроэнергию, что теперь-то уж он точно закончит свой роман, что у него будет место, где хранить всякие медпрепараты для обходов по участку. А то каждый раз приходится бежать в поликлинику и прочее, прочее.

- Щас Игорь Васильевич явится, — закусывая, проговорил Егор Петрович. — Будет Сталинградская битва.

- Да уж, Сергей Андреич, ты держись, — добродушно посмеялся Степан Егорыч. — Как боец дивизии Родимцева.

- А как же это у вас вышло-то, а? Как же у вас так ловко получилось? — удивляясь и не забывая разливать, говорил Егор Петрович. — Этот месяцами бегал, справки собирал, пороги обивал, хвастался, а вы молчком — раз — и в дамки! Ну, Семен Григорьевич, ну, тихушник! И вот пришел Игорь Васильевич, Нина Аркадьевна ему все изложила в цветах и красках, Игорь Васильевич вылетел из своей комнаты на кухню, полыхая огнем и яростью. И началось!

Когда появился Робка, вся квартира толпилась на кухне. Крик стоял такой, что дрожали стекла и дергалось пламя газовых конфорок, грозя погаснуть.

- Аферисты! Я этого так не оставлю! Я — в МК партии! Я — в ЦК! Это подлая гнусность! — метался в центре кухни Игорь Васильевич. — Покажите ордер! Я требую! Покажите ордер!

- Сережа, не показывай! — испуганно предупредила Люся, видя, как Сергей Андреич достает ордер из кармана.

- Рвать нельзя, — пьяноватым голосом произнес Егор Петрович. — Государственный документ! За неуважение к власти можно схлопотать.

- Нет, я требую показать мне ордер!

- Пожалуйста, Игорь Васильевич, — Сергей Андреич протянул ему бумажку с лиловыми печатями.

Игорь Васильевич жадно схватил ее, трясущимися руками надел очки, которые достал из нагрудного кармана пижамной куртки, стал тщательно читать, осматривать, даже понюхал, затем изрек трагическим голосом:

- Это фальшивка! Чистой воды подделка! А где этот... бухгалтер? Где его ордер? Пусть немедленно покажет всему коллективу!

- Да они явные аферисты, Игорь! — сказала Нина Аркадьевна.

Семена Григорьевича на кухне не было. Игорь Васильевич ринулся по коридору и с силой забарабанил в дверь комнаты, которой он так мечтал завладеть, заорал:

- Немедленно откройте! Эй, как вас там! Откройте, вам говорят! Коллектив квартиры требует!

Мало-помалу в коридор перетекали остальные жители квартиры. Семен Григорьевич до сей поры никогда ни в каких скандалах участия не принимал, и теперь всех интересовало, как он себя поведет в первый раз. Вообще, всех интересовало, каким же все-таки образом бухгалтеру удалось заполучить вожделенный ордер. Среди всех был и Робка с Богданом. Богдан уже успел рассказать, из-за чего разгорелся сыр-бор.

- Эй, как вас там! — барабанил в дверь Игорь Васильевич. — Немедленно откройте! Мы требуем!

- Ты требуешь, Игорь Васильич, — вежливо поправил его Степан Егорыч.

- Эй, как…

Докричать Игорь Васильевич не успел, потому что дверь отворилась и на пороге появился Семен Григорьевич. Спокойно, без всякого выражения, он произнес:

- Меня зовут Семен Григорьевич.

- Вы, Семен Григорьевич, захватили самовольно комнату! — задыхаясь от гнева, заорал Игорь Васильевич. — Я требую предъявить ордер! Вот все жильцы требуют!

- Все не требуют, — вновь вежливо заметил Степан Егорыч.

- Пожалуйста, — Семен Григорьевич достал ордер и протянул его Игорю Васильевичу. Тот выхватил ордер, но, так как в коридоре было темновато, он, расталкивая жильцов, ринулся обратно на кухню и вновь стал тщательно изучать сей документ. Жильцы тоже потянулись обратно на кухню. Пришлось пойти и Семену Григорьевичу.

- И это фальшивка! — торжествующим голосом возопил Игорь Васильевич, размахивая ордером. — Они сговорились! Это два афериста! Захватили не принадлежащую им жилплощадь! Я столько времени потратил, собирая справки! Писал заявления! Ходатайства! Был на приеме у третьего секретаря горкома партии! А эти... жулики!

- У Николая Афанасьевича вы не были, — негромко, но внятно проговорил Семен Григорьевич.

- У какого Николая Афанасьевича? — опешил Игорь Васильевич.

- У третьего секретаря горкома партии, о котором вы только сейчас упомянули, — бесстрастно, нисколько не обижаясь на оскорбления, сказал Семен Григорьевич.

- Я... вы... я там был... я могу доказать... — Почва уходила из-под ног Игоря Васильевича, он стал задыхаться, в лице появилась синева.

- Игорь, выпей валерьянки! Игорь! — заволновалась Нина Аркадьевна.

- Ордера нам выдали по распоряжению Николая Афанасьевича, — добавил Семен Григорьевич, и наступила звенящая тишина.

- Извиняюсь, гм-гм... — влез в поединок поддатый Егор Петрович. — А почему он именно... то есть… распорядился... вам выдать?

- Я был у него на приеме.

- Дружочки, стало быть? — хмыкнул Степан

Егорыч.

- Вы его знаете лично? — спросила Люба.

- Да. Мы воевали вместе, — также без всякого выражения ответил Семен Григорьевич. — Позвольте ордер, пожалуйста. — Он взял из ослабевшей руки Игоря Васильевича бумажку с лиловыми печатями и не спеша вышел из кухни. По коридору прочеканили неторопливые шаги, потом закрылась дверь, и послышался лязг повернувшегося ключа.

Игорь Васильевич стоял, остекленевшими глазами тупо глядя в пол и левой рукой держась за сердце.

- Противник бежал под подавляющим превосходством п-противника, — произнес идиотскую фразу Егор Петрович. — P-разгром п-полный…

- Пойдем, Игорь, пойдем, дорогой, и не волнуйся, а то плохо будет с сердцем, — скороговоркой бормотала Нина Аркадьевна, обняв мужа за плечи.

Люба первая пошла с кухни. Увидев Робку, она на ходу отвесила ему оглушительную затрещину, рявкнула:

- Жрать иди, беспризорник!

Зинаида дернула Егора Петровича за рукав, глазами указала на коридор, дескать, пошли, насмотрелись.

Но Егор Петрович, предвкушая продолжение выпивки, прошептал:

- Иди, иди, я щас…

Зинаида пошла с кухни и так же, как Люба, отвесила затрещину Богдану, прошипела:

- А ну, спать, паразит чертов! Скотина безмозглая! Сергей Андреич глянул на Степана Егорыча, потом — на Егора Петровича и чуть качнул головой, приглашая их следовать за собой. Егор Петрович ответил понимающим кивком и последовал за Сергеем Андреевичем. За ними двинулся и Степан Егорыч, сказав на ходу:

- Не переживай ты так сильно, Игорь Васильич.

Тут вишь, какое дело, — прав тот, у кого больше прав.

- Во-во! — хмыкнул Егор Петрович. — У нас права качаловские! Кто больше накачает, тот больше получает!

И вот остались они на кухне одни, униженные и оскорбленные. Нина Аркадьевна так остро это чувствовала и в эти секунды так сильно ненавидела Сергея Андреича, что в ней вдруг взметнулась жалость и даже любовь к мужу, желание утешить его, помочь ему в его горе, а для Игоря Васильевича случившееся было настоящим страшным горем, крушением надежд.

- Та-а-ак... — он покачал головой, чувствуя, как боль сдавливает сердце. — Хорошо-о-о... я этого так не оставлю…

- Пойдем, Игорь, пойдем, миленький... — Нина Аркадьевна повела его с кухни, обняв за плечи.

В комнате Нина Аркадьевна уложила мужа на кровать, заставив перед этим выпить лекарство. Он был бледен, сочно-красные губы сделались бескровными, безжизненные глаза смотрели в потолок. Никогда и никто прежде так страшно не сокрушал его надежды, не попирал его идеалы. Он сказал: «Я этого так не оставлю», а что, собственно, он может сделать? С кем он собрался тягаться? С самим Николаем Афанасьевичем? Во-от каково истинное лицо этой поганой власти! Вот вам и равенство, и справедливость! Кругом сплошное лицемерие и кумовство! Кругом все «по знакомству». Верно в народе говорят: «Не имей сто рублей, а женись, как Аджубей»! И кто же мог предположить, что этот зачуханный бухгалтер знаком с самим Николаем, что он воевал с ним! А воевал ли? Знаком ли на самом деле? Может, сунул кому-нибудь на лапу и пролез на прием? Да нет, откуда у этого оборванца деньги, чтобы на лапу дать? Сколько он, Игорь Васильевич, раздал на лапу, и подумать страшно! А проку? Опозорили, унизили, растоптали... Что же получается, ничего нельзя сделать? Никак нельзя отомстить? А этот сукин кот, врач паршивый! На него и в поликлинике смотрят как на городского дурачка. Роман он пишет — курам на смех! Надо бы еще поинтересоваться, что этот прохиндей там марает. Какую такую правду про войну? Да кто он такой, чтобы правду писать? Член Политбюро? Он этой правды не знает и знать никогда не будет... Ишь ты, правдоискатель, а комнатенку-то оттягал! Все вы такие, правдолюбцы, — мимо рта и муха не пролетит, проглотите! Господи, за что же ему такое унижение? Чем прогневил? Чем не заслужил? Всю-то жизнь только и делал, что из нужды старался выбиться, и не на чужом горбу, а своим кровавым трудом. Господи, где он только не играл! На похоронах и на свадьбах, на торжественных вечерах и концертах, на начальственных дачах, в богатых домах, на «Казахфиль-юме», где в эвакуации собрался весь цвет советской кинорежиссуры... Господи, перед кем он только не унижался... собирал чаевые в ресторанах, торговал скрипками и флейтами, трубами и контрабасами. Скупал за бесценок вещи у спившихся голодных музыкантов, продавал в комиссионки и знатокам-ценителям. И все для чего? Чтобы был кусок хлеба на старость, чтобы Нина ни в чем себе не отказывала, чтобы Ленка пошла в самостоятельную жизнь не замызганной Золушкой, а девушкой с хорошим приданым! И за эту проклятую комнату он боролся, чтобы отдать ее Ленке. Приведет жениха — нате, пожалуйста, живите в своей, отдельной комнате! Жаль, война кончилась... Только он начал по-хорошему разворачиваться, стал ездить по аулам вокруг Алма-Аты за мясом, покупал по дешевке у чабанов в степи, в горах, а продавал в десять-пятнадцать раз дороже в столовые, рестораны, буфеты для начальников. Даже четверых работников нанял — троих казахов и одного русского. Навар был сказочный — город переполнен эвакуированными, еды не хватало, и мясо шло нарасхват. И тут — война кончилась, эвакуированные стали постепенно разъезжаться... Сердце снова сдавило и пронизало острой болью, Игорь Васильевич негромко застонал сквозь зубы. Как теперь жить? Как выходить на кухню с оплеванной мордой? Встречаться каждый день с этими негодяями, которые обвели его вокруг пальца и будут глазеть на него с торжествующими ухмылками! Что за проклятая несправедливая жизнь! Кто ее придумал, такую?!