Быть Хокингом - Джейн Хокинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таким образом, единственным доступным мне утешением стала суровая философия Тельмы Тэтчер: думать о хорошем. Я связала себя обязательствами со Стивеном. Поступив так, я должна была сделать все от меня зависящее, чтобы обеспечить ему нормальную жизнь. Оказалось, что выполнение моего обета подразумевает создание фасада нормальности, какой бы ненормальной ни являлась наша жизнь фактически. У меня не было намерения отказываться от своего слова, но отдельные столкновения с жизнью других людей, подобные описанному мной случаю, только подчеркивали, а не облегчали мое растущее одиночество. Уже давно мы обнаружили, что не существует никакой организации, никакого медицинского учреждения, куда мы могли бы обратиться за профессиональным советом и помощью. Теперь же, не имея возможности получить психологическую поддержку, которая помогла бы мне найти собственный путь в лабиринте проблем, я решила доверять собственной интуиции, обходя стороной расстраивающих меня людей и ситуации, притворяясь, что у нас такая же семья, как и у других, и не вынося сор из избы.
12. Горизонты событий
Однажды темным ветреным вечером 14 февраля 1974 года я отвезла Стивена в Оксфорд на конференцию в Лабораторию Резерфорда[109] на базе Научно-исследовательского центра по атомной энергии в Харуэлле. Мы остановились в Эбингтоне в Козенерс-хаус – старинном деревенском доме на берегу Темзы, в ту зиму вышедшей из берегов. Дождь, который лил как из ведра из нависших над нами туч, ничуть не убавлял нашего энтузиазма: мы со Стивеном, а также группа его студентов томились в предвкушении грандиозного события. Стивен собирался поделиться новой теорией. Наконец-то он нашел решение для связи принципа действия черных дыр и законов термодинамики, не дававшее ему покоя со времен летней школы в Лез-Уш. Постоянная перепроверка теории превратилась у него в навязчивую идею после того, как один из принстонских студентов Джона Уилера поколебал его уверенность беспочвенными придирками: он был настолько поражен сходством между законами термодинамики и результатами Стивена 1971 года в отношении черных дыр, что заявил, что законы термодинамики и законы, управляющие черными дырами, – это одни и те же законы. По мнению Стивена, такое заявление было абсурдным, поскольку для того, чтобы подчиняться законам термодинамики, черные дыры должны были бы иметь конечную температуру и излучать энергию; иными словами, два типа законов должны были бы во всем, а не в чем-то одном соответствовать друг другу. Стивен собирался предложить беспрецедентно инновационное решение.
В те периоды интенсивной полной концентрации, которые наблюдали мы с детьми, Стивен пришел к выводу, что, вопреки всем предыдущим теориям черных дыр, они все-таки могут излучать энергию. По мере излучения энергии черной дырой она испаряется, теряя массу и энергию. Пропорционально этому увеличиваются ее температура и поверхностная гравитация в процессе ее сжатия до размеров ядра атома, но с сохранением веса от тысячи до ста миллионов тонн. Наконец при невообразимой температуре она исчезает, взрываясь. Таким образом, черные дыры оказывались не такими уж непроницаемо черными, а их активность можно было рассматривать в соответствии, а не в противоречии с законами термодинамики. Длительное вынашивание этого детища скрывалось под покровом тайны. Со своей стороны, я испытывала некий кровный интерес в том, чтобы засвидетельствовать его появление на свет: конкуренция с ним за внимание Стивена доставила мне множество неприятных минут. Бернард Карр должен был выступить кем-то вроде акушерки: он отвечал за вывод слайдов с конспектом лекции Стивена на экран проектора.
В день лекции я сидела в чайной комнате, расположенной вне зала заседаний, пролистывая газету и ожидая его доклада, который должен был начаться в 11 утра. Мое внимание отвлекло шумное поведение компании техничек, обслуживавших конференцию. Их ложки слишком громко стучали о стаканы, а дым от их сигарет заполнил всю комнату. Меня раздражала их болтовня; ее, как и дым, невозможно было игнорировать. Я почувствовала, что против своей воли начинаю прислушиваться к содержанию беседы: они сплетничали о конференции и ее участниках. Я насторожилась, когда одна из них заметила компаньонкам: «Среди них есть один молодой парень, который явно перехаживает свое». Я моментально поняла, о ком они говорят. «А, да, – согласилась ее собеседница. – Видно, что бедняжке нездоровится, вот-вот по швам разойдется, головку не держит». Она противно усмехнулась, довольная своим каламбуром. Мне их разговор напомнил о том, что сказал недавно седовласый семидесятилетний Фрэнк Хокинг в моем присутствии: что Стивен к этому времени уже должен был умереть. И тогда, и сейчас мое чувство безопасности было подорвано: люди выносили Стивену бесцеремонный приговор за его спиной, ни в грош не ставя наши планы, и это причиняло мне жгучую невысказанную боль.
Когда Стивен выкатился в инвалидном кресле из зала заседаний, чтобы выпить кофе перед началом своего доклада, я внимательно осмотрела его с ног до головы. Он, определенно, был жив и переполнен волнением в предвкушении битвы, но я заставила себя взглянуть на него более трезво: действительно ли он выглядит так, как будто уже отжил свое, и расползается ли по швам? Мне пришлось признать, что для стороннего наблюдателя, скорее всего, так и было – и эта уступка чужому восприятию меня огорчила. К счастью, это в последнюю очередь его беспокоило в тот момент. Крепко укорененный в мире физики и, подобно Дон-Кихоту, не осознающий недоброжелательного скептицизма в отношении его персоны и внешности, он был готов ринуться в бой в компании своего верного Санчо Пансы – Бернарда Карра. Все еще подавленная услышанным, я последовала за ним в зал заседаний. Я утешилась тем, что уборщицы видят лишь жалкую телесную оболочку, но не способны воспринять мощь интеллекта и силу духа, о которых так красноречиво свидетельствовал его величественный череп и проницательный, интеллигентный взгляд. Мое убеждение в том, что Стивен бессмертен, выдержало еще один удар.
С изысканной иронией Стивен в очередной раз подтвердил свое бессмертие знаменитым докладом, хотя в то время председатель и некоторые из присутствующих, кажется, подумали, что он лишился рассудка. Я сидела на краешке стула, подавшись вперед и впиваясь глазами в Стивена, который, сгорбившись в своем кресле при свете софитов, зачитывал текст доклада. Бернард выводил на проектор слайды, чтобы прояснить для всех суть ускользающего шепота Стивена. Фактически доклад воспроизводился дважды – в изложении Стивена и в содержании слайдов, так что в его значении сомнений быть не могло: черные дыры на самом деле не были такими уж черными.