Александр Македонский. Гениальный каприз судьбы - Геннадий Левицкий

Однако упомянутый евнух Багой в то время считался фаворитом Александра, и Орсин своим пренебрежительным отношением к нему нажил смертельного и могущественного врага. Впрочем, евнух имел на Александра не слишком большое влияние, какое мог иметь любовник. Он расправился с обидчиком не путем прямой просьбы, а с помощью ложных доносов и лжесвидетелей.

Персидского вельможу обвинили в том, что он грабил храмы и гробницы, в том числе разорил усыпальницу царя Кира. Убедить же Александра, что Орсин враг, труда не составило, так как любой тиран считает, что его окружают скрытые враги, и надо только успеть убрать их первым.

Прежде чем у Орсина возникло подозрение, что его в чем-то обвиняют, он был взят в оковы. Не довольствуясь казнью невинного, евнух убил его собственной рукой. При этом Орсин воскликнул:

— Слыхал я, что когда-то Азией управляли женщины, но что ею управляет кастрат — это неслыханное дело.

Таков был конец одного из знатнейших персов, не только невинного, но в высшей степени преданного царю Александру. В то же время был казнен и Фрадат по подозрению в притязаниях на царскую власть. Александр начал проявлять склонность к казням и доверчивость к наихудшим наветам. Так изменяют характер человека постоянные удачи, и редко кто проявляет осторожность при собственном счастье.

Затем Александр, как всегда радикально, разобрался со своим македонским войском. Он, «отпустив на родину наиболее старых солдат, велел отобрать 13 тысяч пехоты и 2 тысячи конницы, чтобы оставить их в Азии». Но и те немногие, которым предстояло остаться с Александром, взбунтовались. Они предполагали, что царь возвратится в Македонию, а он и не собирался этого делать. Уход ветеранов еще больше разозлил македонян: ведь они, независимо от возраста, участвовали во всех походах Александра и долгие годы не видели родного дома и семьи. Были и другие причины для возмущения.

Арриан рассказывает:

Во всем войске вообще было много недовольных: македонцев раздражала и персидская одежда царя, и наряд варваров-эпигонов, придавший им обличье македонцев, и зачисление иноплеменных всадников в отряды «друзей». Солдаты не выдержали и закричали — пусть он уволит всех и воюет вместе со своим отцом: это был насмешливый намек на Амона. Александр, услышав это (стал он в то время уже раздражительнее и, привыкнув к варварской угодливости, относился к македонцам не с прежним благодушием), соскочил с трибуны вместе с другими военачальниками, приказал схватить явных смутьянов и подстрекателей, своей рукой указав, кого надо взять.

Царь к этому времени прекрасно знал, как нужно управлять мятежной толпой: 13 македонцев он приказал казнить. Желаемый результат не заставил себя ждать. Курций Руф удивляется:

Кто бы мог поверить, что такое бурное собрание сразу успокоилось под действием внезапного страха, когда увидели, как повели на казнь людей, виновных не более, чем все остальные. Так сильно подействовало на них либо само имя царя, которому у всех народов, пребывающих под царской властью, воздается почет наравне с богами, либо внушаемое лично им уважение, либо доверие к человеку, осуществляющему свою власть с такой силой. Они, конечно, показали необычный пример покорности и нисколько даже не были раздражены казнью своих соратников, когда стало известно, что их убили с наступлением ночи; наоборот, каждый в отдельности старался не упустить случая проявить в чем-нибудь свою покорность и послушание. В самом деле, когда на следующий день царь их не принял и допустил к себе только солдат-азиатов, они подняли жалобные стоны на весь лагерь и кричали, что они сейчас же умрут, если царь будет продолжать гневаться.

Царь понимал, что покорность македонян временная, ибо он выбрал столицу своего государства, и находилась она отнюдь не в Македонии. Этот выбор помог ему сделать индийский философ — единственное ценное приобретение, привезенное Александром из похода в Индию. Послушаем Плутарха.

Рассказывают, что Калан воочию показал Александру, что представляет собой его царство. Бросив на землю высохшую и затвердевшую шкуру, Калан наступил на ее край, и вся она поднялась вверх. Обходя вокруг шкуры, Калан наступал на нее с краю в разных местах, и всякий раз повторялось то же самое. Когда же он встал на середину и крепко прижал ее к земле, вся шкура осталась неподвижной. Этим Калан хотел сказать, что Александр должен утвердиться в середине своего царства и не слишком от нее удаляться.

Александр не мог полагаться на македонян; но и среди персов он был чужим. И царь решился на невероятный по масштабам и замыслам эксперимент: целью его было создание нового народа, он захотел объединить побежденных и победителей. С этих позиций и следует рассматривать самую грандиозную в мировой истории свадьбу, состоявшуюся в Сузах.

Александр взял в жены старшую дочь Дария — Статиру, а, согласно Арриану, еще и младшую из дочерей Оха — Парисатиду. Иметь несколько жен вполне соответствовало как традиции македонских царей, так и персидских. Удивительнее другое: вместе с царем семейными узами связали себя 80 влиятельнейших македонян. Больше всего повезло царскому любимцу Гефестиону — ему досталась одна из дочерей Дария. Остальные друзья получили дочерей и родственниц персидских вельмож.

«Браки совершены были по персидскому обычаю», — Александр после неудачи с коленопреклоненным приветствием царя использовал любую возможность, чтобы сломить македонскую гордыню.

Арриан рассказывает:

Для женихов поставлены были в один ряд кресла; вкусив напитка, невесты подошли и сели, каждая возле своего нареченного; те обняли и поцеловали их. Царь подал пример; браки всех совершены были одновременно. Мужья, каждый со своей женой, ушли к себе. Приданное всем дал Александр. Были и другие македонцы, женившиеся на азийских женщинах; Александр велел составить их поименные списки (оказалось их больше 10 000), и все они получили от него свадебные подарки.

Интересно мнение Ф. Шахермайра об этом конвейерном способе создания новых семей:

Легко понять стремление Александра связать свой род с династией Ахеменидов: такие поступки характерны для многих завоевателей, находившихся в подобном положении. Не нуждается в оправдании и покровительство брачным союзам между представителями македонской и иранской аристократии. Однако нас не может не ужасать холодная рассудочность царя, принуждение, вторгшееся в самую интимную сферу человеческой жизни, пренебрежение к личным чувствам и, наконец, то, что Александр задумал для осуществления своей воли некую всеобщую церемонию. Все это напоминало действия селекционера, скрещивающего жеребца и кобыл разных кровей, во всем был холодный расчет, не принимавший во внимание движения человеческих сердец; здесь не было и намека на свободный выбор. Конечно, во все времена бывали случаи, когда политические соображения играли решающую роль при заключении браков. Но это были отдельные случаи, единичные судьбы, приносимые в жертву идее государственности. Здесь же приближенные Александра, повинуясь высшим государственным интересам, превратились в стадо, которое гонят на случку.