Александр Македонский. Гениальный каприз судьбы - Геннадий Левицкий

В Экбатанах — столице Мидии, царь потерял самого преданного друга. Причина смерти Гефестиона банальна, но закономерна. Диодор пишет, что в царском дворце Александр, как обычно, «устраивал театральные представления и частые пирушки для друзей. От неумеренных выпивок Гефестион заболел и умер».

Смерть молодого человека можно было предотвратить или, по крайней мере, отсрочить. Врач точно поставил диагноз болезни и запретил употреблять напиток Диониса, но сила привычки оказалась сильнее разума.

Плутарх рассказывает:

Человек молодой и воин, он не мог подчиниться строгим предписаниям врача и однажды, воспользовавшись тем, что врач его Главк ушел в театр, съел за завтраком вареного петуха и выпил большую кружку вина. После этого он почувствовал себя очень плохо и вскоре умер. Горе Александра не знало границ, он приказал в знак траура остричь гривы коней и мулов, снял зубцы с крепостных стен близлежащих городов, распял на кресте несчастного врача, на долгое время запретил в лагере играть на флейте и вообще не мог слышать звуков музыки…

Юстин также подтверждает, что Гефестион был самой дорогой утратой Александра:

Царь оплакивал его так долго, как не подобало царю, поставил ему памятник в двенадцать тысяч талантов, и приказал почитать его после смерти, как бога.

В свое время из-за Гефестиона Александр даже разругался с женщиной, его родившей, а затем властной рукой подведшей к македонскому трону, то есть с Олимпиадой. Оставаясь в далекой Македонии, она все же надеялась править миром за спиной сына и в лице Гефестиона узрела конкурента. По словам Диодора: «Когда Олимпиада, не любившая Гефестиона из ревности, резко упрекала его в письмах и стала грозить ему, он написал ей укоризненное письмо и закончил его такими словами: “Перестань клеветать на меня, не неистовствуй и не грози. Меня это, впрочем, мало беспокоит. Ты знаешь, что Александр сильнее всех”».

Арриан согласен с предыдущими авторами в том, что печаль, равно как и гнев Александра не знали границ после потери друга. Он передает сообщения утерянных исторических источников:

Одни рассказывают, что он упал на труп друга и так пролежал, рыдая, большую часть дня. Он не хотел оторваться от умершего, и друзья увели его только силой. Другие говорят, что он провел таким образом целый день и целую ночь…

Все единогласно утверждают, что в течение трех дней после смерти Гефестиона Александр ничего не ел, не приводил себя в порядок, а лежал, рыдая, или скорбно молчал. Он велел приготовить Гефестиону в Вавилоне костер стоимостью 10 000 талантов, а по словам некоторых, и дороже, и приказал облечься в траур всей варварской земле.

В отличие от Плутарха, Арриан утверждает, что врач Гефестиона был не распят на кресте, а повешен Александром «будто бы за плохое лечение, а, по словам же других, за то, что он спокойно смотрел, как Гефестион напивается допьяна». Впрочем, итог для врача был один. В довершение Александр приказал сравнять с землей храм бога врачевателей — Асклепия.

Не оправдавшего надежд Асклепия Александр пытался заменить Гефестионом. Он отправил к жрецам Амона посольство с просьбой разрешить приносить Гефестиону жертвы, как богу. Но служители Амона решили, что нехорошо слишком часто производить богов из простых смертных; несколько лет назад они объявили богом Александра, и ничего хорошего из этого не вышло. Согласно Плутарху, «от Амона пришло повеление оказывать Гефестиону почести и приносить ему жертвы, как герою».

И далее Плутарх описывает способ, которым Александр пытался превозмочь свое горе. Он привычен и предсказуем: «Утешением в скорби для Александра была война, которую он превратил в охоту на людей: покорив племя коссеев, он перебил всех способных носить оружие. И это называли заупокойной жертвой в честь Гефестиона».

Александр потерял последнего настоящего друга; те, что оставались рядом с ним, лишь ждали смерти неутомимого царя, чтобы растащить по кускам завоеванные земли. Наконец-то Александру стало ведомо такое чувство, как страх. Природные знамения и гадания жрецов все менее благоприятствовали Александру.

Возраставшей мнительностью царя, очень близкой к сумасшествию, пользовались недруги; не в силах избавиться от Александра открыто, они пытались извести его с помощью мистики. Действовали довольно тонкие психологи, прекрасно знавшие, насколько истощена нервная система Александра, и что он боится лишиться на земле одной вещи: трона и связанной с ним власти.

Плутарх описывает одну из шуток, проделанных над царем.

Однажды Александр, раздевшись для натирания, играл в мяч. Когда пришло время одеваться, юноши, игравшие вместе с ним, увидели, что на троне молча сидит какой-то человек в царском облачении с диадемой на голове. Человека спросили, кто он такой, но тот долгое время безмолвствовал. Наконец, придя в себя, он сказал, что зовут его Дионисий и родом он из Мессении; обвиненный в каком-то преступлении, он был привезен сюда по морю и очень долго находился в оковах; только что ему явился Серапис, снял с него оковы и, приведя его в это место, повелел надеть царское облачение и диадему и молча сидеть на троне.

Александр, по совету прорицателей, казнил этого человека, но уныние его еще усугубилось, он совсем потерял надежду на божество и доверие к друзьям. Особенно боялся царь Антипатра и его сыновей, один из которых, Иолл, был главным царским виночерпием, а другой, Кассандр, приехал к Александру лишь недавно. Этот Кассандр однажды увидел каких-то варваров, простершихся ниц перед царем, и как человек, воспитанный в эллинском духе и никогда не видевший ничего подобного, невольно рассмеялся. Разгневанный Александр схватил обеими руками Кассандра за волосы и принялся с силой бить его головой о стену.

Не стоило Александру так обходиться с сыном Антипатра, который правил в отсутствие царя Македонией. Но царь ненавидел это семейство, потому что боялся; он бил Кассандра за свой страх, за то, что македоняне так и не увидели в своем царе бога, бил, не думая о последствиях.

Мистика в Вавилоне

Нельзя оставить на свете голову, на которой была царская диадема.

Александр был уже не тем восторженным отроком, что завидовал успехам отца и печалился, что на его долю останется мало великих дел. Смертельно уставший, покрытый ноющими ранами и растерявший друзей человек предстает перед нами. Но он еще надеется исполнить свою мечту: ведь он хозяин Азии, и возраст его только приближается к 33 годам.